«Сигнал» — это имейл-рассылка от создателей «Медузы», которая выходит три раза в неделю. В ней мы разбираем ключевые идеи, термины, а иногда и мемы, которыми все пользуются в разговорах о войне, власти и политике в России. Мы хотим понять, что они значат на самом деле.

Сегодняшнее письмо мы публикуем для всех читателей «Медузы». Если вам понравилось — можете подписаться на «Сигнал» здесь.

Ровно полгода назад, 24 февраля 2022-го, российские войска начали полномасштабное вторжение в Украину. Россия упорно отказывается называть это войной — а тех, кто это себе позволяет, штрафуют и даже сажают. 

Вскоре после начала войны Москва и Киев вступили в переговорный процесс. В конце марта — то ли благодаря этим переговорам, то ли из-за провала первоначального плана вторжения — Россия отвела свои войска от Киева и Чернигова. Переговоры прервались в мае. С тех пор Турция предлагала себя на роль посредника, но смогла организовать лишь соглашение об экспорте украинского зерна, которое помогло облегчить мировой продовольственный кризис. Венгерский премьер Виктор Орбан, давний идеологический союзник Путина, и вовсе утверждает, что переговоры должны вести не Россия и Украина, а Россия и США.

Представители официального Киева еще в июне говорили о возможном возобновлении переговоров, но некоторые условия, выдвигаемые российской стороной («признание сложившихся территориальных реалий», то есть отторжение Крыма и Донбасса — и это как минимум), для Украины неприемлемы. Украина при этом, кажется, была готова обсуждать свой нейтральный статус, на котором настаивает Россия. Но когда (и если) переговоры возобновятся, совсем не факт, что позиции сторон не ужесточатся и по этому вопросу тоже. 

В начале лета в российской элите еще была заметна «партия мира», которая склоняла Путина к переговорам, — сейчас она не то разгромлена, не то затаилась. Да и Зеленский публично выдвигает новые условия для возобновления переговоров: вывод российских войск с территории Украины, отказ от суда над азовцами, захваченными в Мариуполе. В обращении к народу по случаю Дня независимости Украины он прямо сказал: «Раньше мы говорили — мир. Сейчас мы говорим — победа».

Говорят, войны всегда заканчиваются переговорами. Если это так, конца нынешней войне пока не видно. Но так ли это?

Как понять, что война закончилась?

Вроде бы все просто: стороны конфликта должны подписать хоть какой-то документ: мирный договор, соглашение о прекращении огня, акт о капитуляции. Однако на практике все куда сложнее.

Последней большой войной, которая велась «по всем правилам» (началась с череды объявлений войны и закончилась чередой мирных договоров), была Первая мировая. Нацистская Германия не объявляла войну ни Польше в 1939 году, ни СССР в 1941-м. Япония в том же 1941-м не объявляла войну США. И закончилась Вторая мировая не договорами между формально равноправными воюющими сторонами, как Первая, а двумя безоговорочными капитуляциями: Германии в мае 1945 года и Японии — в сентябре.

Государства уже давно перестали объявлять друг другу войны. Скажем, в последний раз США официально объявляли войну в 1942 году. Корея, Вьетнам, Ирак, Югославия, Афганистан, снова Ирак — все это официально войнами не называлось, а было серией «операций» с названиями вроде «Раскаты грома», «Буря в пустыне», «Союзная сила» и «Несокрушимая свобода». Обе чеченские войны, которые вела Россия, тоже официально именовались «операциями»: первая — «по восстановлению конституционного порядка», вторая — «контртеррористическая». 

Есть несколько объяснений, почему государства крайне редко официально ведут войны. Во-первых, современное международное право накладывает на воюющие государства множество обязательств, в том числе финансовых. Во-вторых, объявленную войну закончить гораздо сложнее, чем «операцию», которую (хотя бы теоретически) можно остановить чем-то вроде приказа по армии. 

Как писать законы войны (и следить за их соблюдением), когда юридически никто не воюет, — это большая проблема. В Женевских конвенциях 1949 года, которые регулируют положение военнослужащих, военнопленных и гражданского населения во время войны, записано, что они действуют в любой ситуации вооруженного конфликта, даже если одна из сторон не признает происходящее войной. Впрочем, дипломаты открыто заявляют: работают эти конвенции неважно. 

В период с 1946 по 2005 год в мире зарегистрировали 63 межгосударственные войны (мы продолжим пользоваться этим термином в широком, а не узко юридическом смысле). Лишь 16% из них закончились мирным договором. Еще в 30% случаев — соглашением о прекращении огня, которое останавливает боевые действия, но не предполагает формального отказа сторон от взаимных претензий. 

Больше чем в половине случаев войны заканчивались без явных побед или поражений, а также какого-либо мирного урегулирования. Такие конфликты принято называть замороженными. Так, боевые действия между Северной и Южной Кореей завершились в 1953 году, но мира они так и не заключили. Можно ли считать корейскую войну законченной? 

С середины ХХ века 26% межгосударственных войн заканчивались менее чем за месяц (почти половина из них — официальным прекращением огня или подписанием мирного договора), еще 25% — менее чем за год, и по их итогам соглашение подписывалось всего в четверти случаев. Если же война затягивается на более длительный срок, то обычно это не три-четыре года интенсивных боев, а десятилетия вспышек насилия и последующих затиший. Армения и Азербайджан подписали соглашение о бессрочном прекращении огня в мае 1994 года — оно продержалось (с эпизодическими взаимными обвинениями в его нарушении) до сентября 2020-го. Можно ли считать, что в 1994 году закончилась первая карабахская война, а в 2020-м случилась вторая? Или это была одна карабахская война, включавшая 26-летнее перемирие? 

Мы не можем строго определить, когда началась война России и Украины. В конечном итоге историкам придется просто об этом условиться. 24 февраля 2022 года — удобная отправная точка, поскольку в этот день Путин объявил о начале «специальной военной операции» и Россия начала полномасштабное вторжение. Но этому предшествовали восемь лет вооруженного конфликта в Донбассе, в котором Россия, вопреки тогдашним утверждениям Кремля и МИДа, тоже, безусловно, участвовала. О «войне России в Украине» говорили с 2014 года. Ныне для большинства украинцев непреложный факт, что война началась именно тогда, — и с ними, скорее всего, согласится большинство жителей самопровозглашенных донбасских республик.

Дата окончания войны, скорее всего, будет столь же условна, как дата ее начала. Вероятно, мы определимся с ней лишь задним числом.

Мирный договор — это гарантия мира?

Нет. Но ничего лучше этого механизма пока так и не придумали. 

Из всех мирных договоров, заключенных между 1975 и 2018 годом, как минимум 37% не помешали возобновлению войн, причем в большинстве случаев в течение двух лет.

Чтобы далеко не ходить за примерами — так называемые вторые Минские соглашения февраля 2015 года (.pdf). Их сторонами были Россия, Украина, ОБСЕ, а также «А. В. Захарченко» и «И. В. Плотницкий» без уточнения, кого они представляли (это были руководители самопровозглашенных республик Донбасса). Договоренности предполагали прекращение огня, отвод тяжелого вооружения и проведение в Украине конституционной реформы. 

Участники переговоров находились в неравном положении: украинская армия недавно потерпела серьезное поражение в Дебальцеве (российские военные приняли в этом непосредственное участие, хотя власти это официально отрицали), поэтому условия диктовал Кремль, а наибольшую выгоду из соглашений извлекли самопровозглашенные донбасские республики (точнее, их руководство). Задним числом очевидно, что отдельные положения Минских соглашений попросту несовместимы с существованием Украины как суверенного государства. Едва ли даже в момент их подписания кто-то (в особенности Путин) всерьез полагал, что конфликт на этом исчерпан.

И наоборот: мирный договор — не всегда обязательное условие для мирного сосуществования. СССР и Япония так и не подписали такой договор по итогам Второй мировой. После японской капитуляции состояние войны между двумя странами официально сохранялось вплоть до Московской декларации 1956 года, хотя боевых действий не было, а спор о принадлежности Южных Курил не урегулирован до сих пор. Отсутствие мирного договора (собственно говоря, сохраняющиеся территориальные претензии Японии к России) всплывает при любых российско-японских контактах, но ни дипломатическим, ни экономическим отношениям это до недавнего времени никак не мешало. Ситуация изменилась только в результате российского вторжения в Украину: в апреле 2022-го министерство иностранных дел Японии впервые почти за 20 лет назвало спорные острова «незаконно оккупированными».

Война в Украине, кажется, уже перешла в затяжную фазу, и сколько она продлится — сказать сложно. Обе стороны, очевидно, уверены, что все еще могут добиться если не полной победы, то по меньшей мере более выгодной переговорной позиции. А значит, прекращать боевые действия ни одна из них пока не готова. 

Наверное, рано или поздно стрелять все-таки перестанут. Но когда и как — сейчас предсказать невозможно. В конечном итоге завершение войны будет зависеть не от того, в какой форме оно произойдет (мирный договор, прекращение огня или заморозка конфликта без формальных соглашений), а в первую очередь от ситуации на фронте. 

Развитые демократии статистически чаще других выигрывают войны. Не столько потому, что лучше воюют, сколько потому, что тщательнее выбирают, с кем воевать: затяжные и замороженные конфликты ведут к потере голосов избирателей и демократические политики всеми силами их избегают. В автократиях проигранные войны редко ведут к смене режима — напротив, чаще к его консервации. С другой стороны, автократам достаточен любой, даже символический успех в войне, чтобы согласиться на прекращение огня. Статистически демократии реже идут на компромисс.

При этом в последние десятилетия наметилась неожиданная тенденция: более сильные страны (более богатые, лучше вооруженные и так далее) стали чаще проигрывать «асимметричные войны». Ярчайший пример — бесславные итоги десятилетней войны США в Афганистане. 

И есть еще такая корреляция: чем менее авторитарный режим устойчив, тем чаще его лидеры начинают войны. 

Что будет с Россией, когда она заключит мир с Украиной?

Мы не знаем этого наверняка. Состояние войны и мира (вне зависимости от того, формализовано они или нет) влияет не только на международную, но и на внутреннюю политику государств. Многие перемены в России — прежде всего ужесточение репрессий — мы уже можем наблюдать. Наверняка будут и другие.

Есть какие-то общие паттерны. Реформы часто откладываются на послевоенное время, структура экономики меняется, отдельные политические институты и группы внутри политической элиты теряют прежнее влияние, а гражданские свободы в той или иной степени ограничиваются. 

Однако политические режимы и войны, которые они ведут, слишком разные, чтобы можно было установить строгие закономерности. Некоторые исследователи осторожно предполагают, что войны, особенно проигранные, могут привести к демократизации. Другие уверены, что разные динамики внутри государств, структура гражданского общества, положение разных национальных групп, а также политические альянсы внутри элиты могут привести к совершенно противоположным процессам в двух похожих режимах. В общем, мы не знаем наверняка, как затяжные войны влияют на внутреннюю политику автократий в долгосрочной перспективе. Чтобы предсказать, что будет дальше происходить с российской экономикой и политикой, недостаточно прикладного военного и политического анализа и знаний о том, что бывало в других странах в другие эпохи. 

Вторжение в Украину уже сделало Россию мировым лидером по объему наложенных санкций. Вопреки кремлевской пропаганде, санкции действительно разрушительны для экономики. Но как это повлияет на режим — непонятно. Например, в Иране и саддамовском Ираке санкции скорее укрепили авторитаризм. 

Вся эта неопределенность: когда, как и чем война закончится, что на что и как повлияет, — это, пожалуй, и есть главный итог полугода полномасштабной войны. По любому из этих вопросов можно давать любые прогнозы — вероятность всегда будет 50/50: либо сбудется, либо нет. Кто-нибудь из тех, кто сейчас щедро раздает такие прогнозы, задним числом наверняка приобретет лавры прорицателя, как обрели их те, кто предсказывал войну, а еще раньше — мировой финансовый кризис. Точное предсказание в такой ситуации — это по большей части чистое везение. А прямо сейчас бесчисленные прогнозы разве что повышают общую тревожность.

Неожиданное открытие, которое мы сделали, пока писали это письмо

Трудно представить, но иногда войны попросту забывают закончить. Например, в марте 1651 года Нидерланды объявили войну островам Силли. Они принадлежали Англии, но в тот момент в стране шла гражданская война, и архипелаг был оплотом одной из сторон — роялистов, с которыми и конфликтовали Нидерланды. Уже в июне роялисты на Силли сдались своим противникам в гражданской войне, и их противостояние с Нидерландами завершилось без единого выстрела. Лишь в 1986 году выяснилось, что формально война продолжается. Стороны поспешили заключить мир — спустя 335 лет и 18 дней.