истории

Рамзан Кадыров призывал «уничтожить» Зарему Мусаеву и ее семью. Теперь суд приговорил ее к пяти с половиной годам колонии Прямо перед этим в Чечне напали на журналистку Елену Милашину и адвоката Александра Немова, которые ехали на решение

Источник: Meduza

Ахматовский районный суд Грозного приговорил к пяти с половиной годам колонии Зарему Мусаеву — мать правозащитника Абубакара Янгулбаева и предполагаемого сооснователя оппозиционного чеченского движения «Адат» Ибрагима Янгулбаева. В январе 2022-го чеченские силовики похитили Мусаеву и увезли в Чечню; ее отправили в спецприемник, а затем в СИЗО по обвинению о применении насилия к представителю власти. Утром 4 июля, прямо перед приговором, на адвоката Александра Немова и журналистку «Новой газеты» Елену Милашину, которые ехали на оглашение решения, напали люди в масках. Журналистку и адвоката жестоко избили, а также у них отобрали телефоны и уничтожили всю технику и документы. «Медуза» рассказывает о том, как чеченские власти преследовали семью Янгулбаевых, которую призывал «уничтожить» лично Рамзан Кадыров.

В первый раз этот текст был опубликован летом 2022 года. Мы обновили его после вынесения приговора Зареме Мусаевой.

«Мы сделали торт из овсяных печений, — рассказывает 52-летняя Зарема Мусаева в письме своей дочери Алии. И описывает рецепт: — Заказали сгущенку, потом положили печенья, залили соком и смазали сгущенкой. Так вкусно получилось».

Зарема в последний раз видела дочь полгода назад, 20 января 2022 года. Тогда в квартиру в Нижнем Новгороде, где они жили, ворвались вооруженные люди в масках. Они заявили, что работают в чеченских правоохранительных органах, и силой увезли Мусаеву в Чечню, не дав ей одеться и взять нужные лекарства (у Заремы диабет второго типа).

Свои действия силовики объяснили необходимостью допросить Мусаеву по делу о мошенничестве. Но уже в Грозном ее обвинили в нападении на полицейского и арестовали на два месяца. Суд над Мусаевой проходил, пока она была без сознания: женщина назвала свое имя судье, после чего упала в обморок, а очнулась уже в следственном изоляторе. 

В СИЗО Грозного Зарема Мусаева находится до сих пор. О жизни там рассказывает дочери в письмах: камеру она делит еще с тремя женщинами, у них есть холодильник и телевизор, по которому целыми днями можно смотреть разные фильмы.

«Очень рада, что скоро начнутся суды», — пишет Зарема дочери в одном из этих писем. Недавно ее дело передали в Ленинский районный суд Грозного — теперь женщину обвиняют не только в нападении на полицейского, но и в мошенничестве (часть 3 статьи 159 УК РФ). Максимальное наказание по первой статье — 10 лет лишения свободы, по второй — шесть лет.

Дочери Зарема обещает, что скоро вернется домой: «Солнышко мое, не переживай, скоро все наладится, это временные трудности, мы должны набраться терпения, и все будет отлично». И привезет из следственного изолятора «подарки», которые прислали сочувствующие ей люди: косметику, резинки для волос и «очень красивые носочки».

«Митинг проклятий»

Зарема Мусаева родилась и выросла в Грозном. Там же она окончила экономический факультет Чеченского государственного университета и работала продавцом в центральном продуктовом магазине. В 1990 году она познакомилась со своим будущим мужем Сайди Янгулбаевым, который старше Заремы на 11 лет.

Сайди и Зарема поженились уже через полгода. Зарема оставила девичью фамилию, хотя муж был против. В браке родилось четверо детей — Абубакар (ему сейчас 30 лет), Ибрагим (ему 28), Байсангур (23) и единственная дочь Алия (ей 21 год). Чтобы их воспитывать, Зарема ушла с работы. Сайди работал следователем, но позже стал помощником федерального судьи, затем — мировым судьей. А в 2012-м Владимир Путин назначил Сайди Янгулбаева судьей Верховного суда Чечни.

Спустя 10 лет, в середине января 2022 года, глава Чечни Рамзан Кадыров назвал Янгулбаевых «пособниками террористов». И призвал их «уничтожить», обещая: «Эту семейку ждет место либо в тюрьме, либо под землей». С Янгулбаевыми, по словам Кадырова, разберется «первый же чеченец», «как только появится такая возможность».

Обращался тогда к Янгулбаевым и депутат Госдумы Адам Делимханов: «Знайте, что днем и ночью, не жалея своих жизней, имущества и потомства, мы будем вас преследовать, пока не отрежем ваши головы и не убьем вас. У нас действительно с вами вражда и кровная месть». Аналогичные угрозы озвучивали и другие чеченские чиновники и силовики. Убийством Янгулбаевым грозили даже их родственники.

А в начале февраля на главной площади Грозного, перед мечетью «Сердце Чечни», против Янгулбаевых прошел «митинг проклятий». Больше 400 тысяч мужчин (такую оценку приводят провластные СМИ; судя по фотографиям, их могло быть гораздо меньше) — около 50% мужского населения республики — бросали на землю фотографии семьи, били по ним палками, жгли их в тут же разведенном костре и выкрикивали проклятия на чеченском.

«Я прожил свою жизнь, и, если мне отрежут голову, я попаду в рай, а те, кто это сделает, — в ад, — отвечал тогда на угрозы Сайди Янгулбаев. — На все воля Аллаха, и, если придут отрезать голову, пусть сделают это достойно, лицом к лицу, а не стреляют в спину, как уже делали это».

Из Грозного семья Янгулбаевых уехала еще в 2017 году — сначала в Пятигорск, затем в Нижний Новгород. Произошло это после того, как Сайди Янгулбаев обратился в правозащитное объединение «Комитет против пыток» — из-за того, что полицейские забрали из дома его второго сына, Ибрагима, и пытали, а затем возбудили против него уголовное дело.

«Это была эвакуация, потому что нам реально угрожала опасность. К нам была постоянно подставлена полицейская машина», — вспоминает в разговоре с «Медузой» старший сын Сайди Абубакар, позже и сам присоединившийся к команде правозащитной организации. 

Несколько лет Янгулбаевы успешно скрывались от чеченских властей, но зимой 2022 года их все-таки нашли — и Зарема Мусаева оказалась в следственном изоляторе Грозного. «Мы думали, если уедем подальше от Чечни, поближе к Москве, нас защитит закон, — говорит ее муж Сайди Янгулбаев. — Ни черта! Они [кадыровцы] забирают людей хоть откуда, увозят и убивают». 

Преследование людей со стороны чеченских властей и силовиков даже за пределами республики — не редкость. В разговоре о Янгулбаевых с «Медузой» Игорь Каляпин, до февраля 2022 года возглавлявший «Комитет против пыток», вспоминает о деле уроженца Чечни Ислама Умарпашаева. В декабре 2009-го 23-летнего Ислама похитили бойцы чеченского ОМОНа, он провел четыре месяца на их базе прикованным к трубе. А когда освободился, комитет помог ему и его семье, как позже и Янгулбаевым, перебраться в Нижний Новгород. 

Тогда, по словам Каляпина, «один высокопоставленный нижегородский силовик» предупреждал его: «Игорь Александрович, зачем ты привез в родной город бомбу? За ними Кадыров пришлет своих бандюков, они приедут с погонами, удостоверениями и процессуальной поддержкой. Мне будут звонить, чтобы я оказал содействие. И что наша эмвэдэшная госзащита должна будет делать? Третью чеченскую в городе начинать? Ты понимаешь, что творишь?»

«Я только сейчас понял, о чем он говорил», — говорит Игорь Каляпин. 

«Выживешь — выживешь, нет — похороним»

О пережитых пытках на базе СОБР «Ахмат» Ибрагим Янгулбаев, второй сын Сайди, впервые рассказал «Медузе» летом 2019 года (его история должна была стать частью проекта «Русская школа йоги», но тогда Ибрагим отказался от публикации по соображениям безопасности). В подвале спецотряда, по его словам, он провел полгода — с 18 ноября 2015-го по 4 мая 2016-го. 

На базу СОБР Ибрагима, утверждает он, привезли прямиком из резиденции Рамзана Кадырова. Туда же чеченская полиция доставила его отца и старшего брата Абубакара. В начале 2022-го это подтвердил и сам Кадыров. 

Причиной похищения Янгулбаевых стали публикации в группе во «ВКонтакте» Wolves Creed, которую Ибрагим с единомышленниками создал в начале 2015 года. «Мы публиковали разные новостные статьи, делали видео, критиковали власть. Например, что Кадыров держит в подвалах невинных людей. Все, что происходит в Чечне и в России», — описывает Ибрагим содержание группы в разговоре с «Медузой». 

В резиденции, рассказывает Ибрагим, родственников и его самого избили: «Мне говорили, чтобы я вылизывал языком с пола кровь, которая лилась у меня из носа ручьем. Я ничего не делал, даже голову не опустил. Кадыров гневался. Он объявил мне кровную месть перед моим отцом». 

После этого Сайди и Абубакара Янгулбаевых увезли в УМВД России по Грозному.

«Нас нигде не регистрировали, никакие документы мы не подписывали. Единственное, что мы подписали, — что были на профилактической беседе, — рассказывает Абубакар. — Меня запугивали, угрожали, что будут бить арматурой и током. Током били, но не сильно. Говорили: „Скажи, что твой отец коррупционер, а твой брат симпатизирует ИГИЛ“».

Именно тогда, в ночь на 19 ноября, утверждает Абубакар, его отца вынудили написать заявление об уходе с должности судьи Верховного суда Чечни. Домой Янгулбаевых отпустили только под утро. 

«Нас предупредили, что, если мы будем жаловаться, они убьют Ибрагима. И после этого приедут за нами», — добавляет Абубакар. 

Обратиться к правозащитникам семья Янгулбаевых решилась только в июне 2017 года — после того как за месяц до этого Ибрагима, продолжавшего критиковать чеченскую власть в соцсетях, снова забрали из дома силовики. И снова пытали: 

По словам Ибрагима, пытки продолжались около шести часов. В это время Зарема Мусаева, поехавшая в отдел вместе с Ибрагимом, ждала сына в коридоре на другом этаже (это следует из объяснения Мусаевой «Комитету против пыток», есть в распоряжении «Медузы»). Домой она ушла одна — и только после «просьбы» одного из полицейских. 

Своего сына Зарема Мусаева увидела на третий день, 25 мая, — его привез сотрудник полиции, одетый в камуфляжную форму. Ибрагим должен был переодеться и взять необходимые для спецприемника вещи, после чего его ждал суд по административному делу о мелком хулиганстве (оно, утверждает Янгулбаев, было сфабрикованным).

«Когда Ибрагим переодевался, я увидела, что все его тело, особенно руки и ноги, были покрыты обширными гематомами. Также у него были разбиты губы, одно ухо было посиневшим, а также были следы наручников на запястьях», — позже рассказала юристу «Комитета против пыток» Зарема Мусаева. 

В тот же день суд назначил Ибрагиму 15 арестных суток. А сразу после выхода из спецприемника его снова задержали — на этот раз Янгулбаева обвинили в разжигании вражды и ненависти к социальной группе «русские военнослужащие» (статья 282 УК РФ). В СИЗО он провел полтора года; дело прекратили только после частичной декриминализации этой статьи. 

До того как обратиться к правозащитникам, Сайди Янгулбаев жаловался на пытки сына в правоохранительные органы. О преступлении писал и сам Ибрагим — прокурору Чечни. Но в следственном управлении по республике СК РФ раз за разом отказывали в возбуждении дела на пытавших его сотрудников (отказ посчитали законным и суды). 

Решение следователи, согласно справке по делу «Комитета против пыток», объясняли просто: все должностные лица, которых они опросили во время проверки, утверждали, что не применяли насилия к Янгулбаеву. 

«„Фактов“ применения „пыток“ не установлено»

«Комитет против пыток» (сейчас организация работает под названием «Команда против пыток»), занявшийся делом Ибрагима Янгулбаева, помогает жертвам незаконного насилия со стороны силовиков в Чечне с 2003 года.

«Я помню времена — 2007 или 2008 год, — когда уполномоченный по правам человека Чеченской Республики ярый кадыровец Нурди Нухажиев даже раздавал сотрудникам [„Комитета против пыток“] какие-то грамоты, премии выписывал. Я потом отношения выяснял, заставлял их эти деньги сдать обратно. Потому что это совсем неприлично — награждать сотрудников правозащитной организации денежной премией», — говорит бывший руководитель комитета и член президентского Совета по правам человека Игорь Каляпин. 

В начале 2022 года его, как и Янгулбаевых, Рамзан Кадыров публично назвал «террористом» и «пособником террористов». В конце января плакаты с этими и другими обвинениями неизвестные развесили в подъезде дома, где живет 84-летняя мать правозащитника.

Игорю Каляпину 54 года, он родился в Нижнем Новгороде в семье инженеров и с детства интересовался физикой и радиотехникой. Поступил в Политехнический институт, но окончить его не смог: был отчислен в 1989 году за «активное участие в политической жизни». 

Три года спустя, в 1992-м, Каляпин участвовал в создании первой в Нижнем Новгороде правозащитной организации — Нижегородского общества прав человека. Вместе с ее руководителем Сергеем Шимоволосом посещал изоляторы временного содержания (тогда они назывались КПЗ) и тюрьмы в разных районах области. Но «вплотную», по собственным словам, занялся правозащитой после того, как провел три месяца в следственном изоляторе по сфабрикованному делу. 

В 1992 году Игоря Каляпина и других учредителей фирмы, которая занималась выпуском коммерческой газеты и «всякой полиграфической дряни» (гороскопы, кроссворды и тому подобное), обвинили в хищении крупной суммы денег из банка:

В те годы на жалобы правозащитников о незаконном насилии, вспоминает Игорь Каляпин, нижегородская прокуратура давала одинаковые ответы: «в возбуждении уголовного дела отказано, „фактов“ применения „пыток“ не установлено».

«Когда мы ходили по тюрьмам, еще какими-то проблемами занимались, риторика чиновников обычно сводилась к тому, что „да, проблема есть, но…“ — и дальше шли какие-то аргументы. Когда мы говорили про пытки, нам отвечали, что проблемы нет, все [потерпевшие] врут, — добавляет правозащитник. — И это абсолютное отрицание проблемы я воспринимал как вызов. Мне было интересно доказать обратное». 

В Нижегородском обществе прав человека работа Игоря Каляпина свелась к двум темам — незаконному применению насилия в органах внутренних дел и в Чечне, где тогда шла война.

Большинство коллег, по словам Каляпина, этим были недовольны: «Мне тогда говорили: „Мы пытаемся выстраивать конструктивные отношения с властью, договариваться, и у нас это получается, удается решать много проблем людей. А ты со своими пытками, со своей Чечней все это портишь и разрушаешь! Из-за тебя с нами разговаривать не хотят“».

В итоге в 2000 году Игорь Каляпин вместе с Сергеем Шимоволосом создали другую правозащитную организацию — «Комитет против пыток», ее филиал в Чечне появился через три года.

«Комитет всегда занимался одним и тем же — защитой прав человека от пыток, — говорит Каляпин. — Во время второй [чеченской] войны и в первые годы после нее, когда территория [Чечни] была фактически оккупирована, нарушителями прав человека [в большинстве случаев] были российские военные. Несколько дел нам даже удалось довести до суда, были приговоры в отношении российских военнослужащих. Все чеченцы нам очень охотно помогали. Мне тогда даже в голову не приходило, что это может измениться».

Но все изменилось. 9 мая 2004 года на стадионе «Динамо» в Грозном произошел теракт, в результате которого более 50 человек получили ранения, семь погибли, в том числе первый президент Чечни Ахмат Кадыров. На следующий день его сын Рамзан был назначен первым заместителем председателя правительства республики. Еще через три года, в апреле 2007-го, он стал президентом Чечни. А местные силовики, которых сейчас называют кадыровцами, постепенно получили в регионе большее влияние, чем федеральные силы. 

«Население [Чечни] очень сильно страдало от федералов, но оно их не боялось. А вот своих они начали очень сильно бояться, — говорит помощник руководителя комитета Олег Хабибрахманов. — Ни одни правоохранительные органы не могли кинуть им вызов. И только правозащитники работали по преступлениям, которые совершили кадыровцы».

Одной из них была Наталья Эстемирова, сотрудница правозащитного центра «Мемориал». В июле 2009 года Эстемирову похитили и убили — преступление так и не было расследовано. Работу Эстемировой решили продолжить ее коллеги, в том числе из «Комитета против пыток». 

В чеченском филиале комитета, рассказывает Игорь Каляпин, в то время работали преимущественно местные. Однако расследовать преступления со стороны чеченцев, по его словам, они отказывались — из страха за свою безопасность. Многие уволились.

Тогда в комитете появилась сводная мобильная группа (СМГ): ее сотрудники работали вахтовым методом, приезжая в Чечню из других регионов России только на несколько месяцев.

«СМГ брала на себя наиболее опасные дела. А филиал комитета занимался менее опасными делами, — объясняет Каляпин. — Потом мы поняли, что там [в Чечне] дел, связанных с российскими военнослужащими, практически не осталось. И какое дело ни возьми, оно касается кадыровцев».

В 2011 году «Комитет против пыток» закрыл свой филиал в Чечне, СМГ проработала в регионе до 2016 года (несмотря на то что ее офис несколько раз поджигали), но в итоге перебазировалась в Ингушетию, откуда ездила в Чечню — не дольше чем на несколько дней. «Кадыров смог получить монополию на насилие, и мы [правозащитники] стали [чеченским властям] не нужны», — добавляет Игорь Каляпин. 

Но в новых условиях даже этих мер безопасности оказалось недостаточно: 9 марта 2016 года неизвестные напали на журналистов и сопровождавших их правозащитников на границе Чечни и Ингушетии. Нападавшие заставили всех выйти из микроавтобуса, избили их и сожгли машину со всеми вещами.

В тот же день вооруженные люди в камуфляже и масках ворвались в офис комитета в ингушском городе Карабулак, вынесли оттуда технику, а также сняли колеса с машины правозащитников. Сотрудников комитета в тот момент на месте не было, за происходящим они наблюдали по камерам. Еще через несколько дней в Грозном напали на Игоря Каляпина.

Правозащитники вновь уехали — на этот раз в Пятигорск. Сейчас у организации там работает филиал, занимающийся делами со всего Северного Кавказа.

«Безобразия творятся не только в Чечне. В Дагестане, например, тоже ситуация крайне неблагополучная. В Ингушетии не намного лучше, там тоже иногда происходят совершенно страшные вещи. В Осетии, Кабардино-Балкарии — везде нехорошо», — говорит Каляпин.

Но добавляет, что ни один из российских регионов не может сравниться по количеству пыток с Чечней: «Самое главное, что там люди даже не могут пожаловаться. Их начинают преследовать только за то, что они обратились [к правозащитникам]».

После обострения в отношениях чеченских властей и правозащитников, говорят сотрудники организации, обращаться к ним стали значительно реже. «Пострадавших много, только из них далеко не многие готовы стать [нашими] заявителями, — объясняет Олег Хабибрахманов. — Обычно заявителями становятся те, кто бежит, кому уже некуда деваться. Вот те же самые Янгулбаевы, например». 

Главная сложность, продолжает Хабибрахманов, в том, что потерпевшие, которые хотят быть заявителями, ставят условие: «Мы будем давать все показания, но для этого мы должны переехать в Европу»:

20 февраля 2020 года юристы комитета пожаловались в ЕСПЧ и на пытки Ибрагима Янгулбаева; его дело до сих пор не рассмотрено. И будет ли Россия выполнять решения суда после того, как вышла из Совета Европы и денонсировала Европейскую конвенцию по правам человека, на основании которой работает ЕСПЧ, — неясно.

В самой Чечне, рассказывают правозащитники, уголовные дела о пытках и похищениях до суда, как правило, не доходят, рассказывает руководитель комитета Сергей Бабинец:

В других регионах, говорит Бабинец, такие приговоры выносят каждый год или как минимум раз в два года.

«В Чечне нет ни одной структуры, которая способна отправить кадыровцев за решетку, если это не позволит сам Кадыров. А для чего Кадыров это позволит?» — говорит Олег Хабибрахманов.

После похищения Заремы Мусаевой из Нижнего Новгорода «Комитет против пыток» обратился в управление Следственного комитета по области с просьбой провести проверку. Но следователи отказались это делать, передав обращение в прокуратуру Чечни.

Отказ комитет получил и на свое обращение в Генпрокуратуру и СК России (его тоже перенаправили чеченским силовикам) с просьбой проверить законность высказываний властей Чечни в адрес семьи Янгулбаевых, Игоря Каляпина, а также телеканала «Дождь», «Новой газеты» и ее журналиста Елены Милашиной. Кадыров каждый раз пробует федеральную власть на крепость и на соблюдение принципов, говорит Олег Хабибрахманов:

1ADAT

В феврале 2021 года в чеченском телеграм-канале «Альтернатива 95», авторы которого неизвестны, появилось сообщение: «Пришло время снять маски с таинственной семьи, которая стоит за каналом 1ADAT!» — и ссылка, ведущая на статью о семье Янгулбаевых. 

«Адат» появился в апреле 2020 года — его создатели, не раскрывая своих личностей, позиционируют канал как «народное движение», которое помогает жителям Чечни, пострадавшим от произвола сотрудников правоохранительных органов. Всего за год он стал одним из популярных непровластных источников о жизни в Чечне (сейчас на канал подписано больше 40 тысяч человек). В июле 2021-го Заводской районный суд Грозного признал информацию в нем запрещенной на территории России, согласившись с прокуратурой в том, что там публикуются материалы «вредоносного характера» и «оправдывающие террористическую деятельность». 

Администраторы «Адата» с решением суда не согласны. А свою деятельность «Медузе» (на вопросы они согласились ответить только письменно) описывают так: «Мы занимаемся правозащитной деятельностью, фиксируя нарушения прав человека, освещаем социально-экономические проблемы населения, даем им высказаться на различные темы, показываем ложь кадыровской пропаганды, проводим и публикуем собственные журналистские расследования <…>. Мы помогаем всем, кто пострадал от кадыровского беззакония: юридически, информационно и материально, если позволяют возможности». 

По утверждению авторов канала, их движение состоит из «руководства, которое принимает все ключевые решения», и «команды добровольцев и активистов, активно помогающих движению во всех аспектах». «Вы должны понимать, что даже подписка на наши ресурсы карается в Чечне похищением и пытками, а уж сотрудничество — это заявка на внесудебную казнь», — объясняют в «Адате».

В сентябре 2020 года в интернете появилась видеозапись, на которой один из модераторов канала — Салман Тепсуркаев — стоит голым на коленях и просит прощения за свою деятельность, после чего садится на стеклянную бутылку. По данным «Комитета против пыток», за день до этого сотрудники чеченских силовых структур похитили Тепсуркаева в Геленджике и вывезли в Чечню. Его местонахождение до сих пор неизвестно. «Он даже в руководство движения не входил, а с ним обошлись вот так жестоко», — комментируют произошедшее с Тепсуркаевым в «Адате». 

В статье о Янгулбаевых автор канала «Альтернатива 95» с уверенностью назвал имя администратора «Адата» — Ибрагим Янгулбаев. Спустя два дня Ибрагим и его младший брат Байсангур уехали из России. «Потому что кадыровцы начали охоту», — объясняет «Медузе» Ибрагим. 

Еще через год «организатором общественного движения» 1ADAT против «кадыровской диктатуры» Ибрагима Янгулбаева назвали издание РИА ФАН и провластный анонимный телеграм-канал «Рыбарь», специализирующийся на новостях Ближнего Востока. В совместной статье они опубликовали видео, на котором Янгулбаев на фоне нижегородского кремля признается в создании и администрировании «Адата». В той же публикации говорится, что «ключевым координатором деятельности» канала был старший брат Ибрагима, правозащитник Абубакар Янгулбаев. А также что движение якобы действовало «в связке» не только с комитетом, но и с правозащитной организацией Freedom House и с несколькими СМИ (среди них якобы «Новая газета», «Эхо Москвы» и «Кавказский узел»). 

Обсуждать это с «Медузой» Ибрагим Янгулбаев отказывается. «В заложниках находится моя мама, — объясняет он. — Чтобы все внимание акцентировалось не на мне и не на „Адате“, я пока просто не буду это комментировать».

«Я связан с „Адатом“ ровно так же, как и с остальными оппозиционными чеченскими телеграм-каналами, которые имеют информацию о похищениях, пытках и казнях на территории Чечни ввиду своей профессиональной заинтересованности», — говорит брат Ибрагима Абубакар. Авторы «Адата», оставив без ответа просьбу прокомментировать видео с признанием Ибрагима Янгулбаева, говорят:

Отвергают в движении и связь с правозащитниками из «Комитета против пыток» (ныне — «Команды против пыток»): «Никаких особых отношений с ними от лица руководства у нас нет. <…> Мы бы очень хотели, чтобы нас финансово и информационно поддерживали все эти издания и организации, да хоть сам Госдеп, но, к сожалению, мы еле выживаем за счет пожертвований людей, а в информационной среде держимся лишь благодаря упорной работе». 

Сами правозащитники о канале отзываются негативно. Бывший председатель комитета Игорь Каляпин называет его «откровенно негодяйским ресурсом»:

Канал «Адат» неприятен и Олегу Хабибрахманову. «Если даже у правозащитников он вызывает негативный отклик, то что говорить про объект их критики?» — говорит он.

В «Адате» действительно нередко обсуждают не только сторонников Кадырова (их называют, например, «воителями с женщинами» и «кадыровскими рабами») и его самого, но также семью и детей главы Чечни. «Рамзан Кадыров никогда выносливостью в этом плане [терпимости к оскорблениям и критике] не отличался, — продолжает Хабибрахманов. — Он сам возвысил „Адат“ до уровня своего оппонента и таким образом только усилил их позиции. В стратегическом плане он уже им проиграл».

«Но это все за рамками работы, — оговаривается Хабибрахманов. — Большинство наших заявителей (не только по Чечне) далеко не белые и пушистые люди. И мы все равно ими занимаемся, потому что их нельзя пытать, что бы они ни совершили. Поэтому мы не оправдываем людей, которые ведут атаку [на кадыровцев в „Адате“], даже не оцениваем эту деятельность, Янгулбаевы это или не Янгулбаевы, они в любом случае не должны подвергаться пыткам». 

Ибрагим Янгулбаев рассказывает, что покидать Россию он не планировал. Но в начале 2021 года для него стал очевиден выбор, «либо уезжать из страны, либо поехать с кадыровцами в подвал и снова пережить все пытки и мучения». 

«Я был в шоковом состоянии, в первое время не понимал, что происходит, — вспоминает он отъезд. — Мы собрали вещи, сначала поехали на машине, хотели так пересечь границу, но нас не пропустили. Тогда мы самолетом полетели. И тут уже начали обустраиваться». 

По соображениям безопасности свое местонахождение Янгулбаев не раскрывает. По этой же причине почти все время проводит дома, выходя на улицу «только в редких случаях». «Я везде привыкаю, — говорит он. — Даже в экстремальных условиях привыкал. А в Европе привыкнуть несложно». 

В конце января 2022 года в Чечне против Ибрагима возбудили уголовное дело о публичных призывах к террористической деятельности (часть 2 статьи 205.2 УК РФ), заочно его арестовали и объявили в федеральный розыск. 

Мама

«Первую неделю после того, как маму похитили, мне казалось, что это все сон. Что вот-вот я проснусь и увижу маму. Но я не просыпалась, и, наоборот, все усугублялось», — говорит «Медузе» 21-летняя Алия Янгулбаева, дочь Заремы Мусаевой. 

В таком же состоянии, продолжает Алия, она была и в 2015 году, когда ее брата Ибрагима впервые похитили и полгода удерживали в СОБР «Терек».

Спустя два года, когда Алия оканчивала 11-й класс и готовилась к поступлению в университет, ее семья вынужденно уехала из Грозного. «Когда мы уезжали, [люди, которые нам помогали] попросили нас, чтобы мы вообще ни с кем не общались, — вспоминает Алия. — У меня где-то год была депрессия. Но в один момент я решила, что просто начну жизнь сначала». 

Как и ее трое братьев, Алия мечтала учиться на юридическом факультете. Сначала хотела пойти по стопам отца и стать судьей. Потом, вслед за старшим братом Абубакаром, какое-то время работавшим помощником адвоката, пошла в адвокатуру.

«Один раз я услышала, как разговаривают мама с папой. Они говорили, что для девочки будет хорошо заняться нотариатом. Я подумала, что это и правда хорошая работа. У меня были планы: после учебы открыть нотариат», — рассказывает Алия. Но после переезда в Нижний Новгород от этой идеи пришлось отказаться, добавляет она.

«Дочка, как ей исполнилось 18 лет, бедная, побежала на работу, — говорит Сайди Янгулбаев. — Потому что мы вообще без копейки сидели». Как бывшему судье Сайди Янгулбаеву положено пожизненное содержание, но, по его словам, несмотря на отставку, до сентября 2020 года денег семья не получала и жила за счет помощи правозащитников (через партнерские организации комитет оплачивал квартиру Янгулбаевых и лекарства для Заремы Мусаевой) и зарплаты Алии (за два года она сменила четыре места работы в сотовых операторах и интернет-провайдерах).

После отъезда братьев в феврале 2021-го Алия с отцом и матерью тоже решили уехать из России. Но оформление документов затянулось почти на год. В конце декабря дома их родственников в Чечне опустели. Силовики, утверждает Абубакар Янгулбаев, похитили от 40 до 50 человек. Это похищение было не первым, но самым массовым, добавляет он.

«Каждый раз было очень больно это слышать, — говорит Алия. — Мама очень переживала за них. Я тоже переживала, но старалась ее успокоить, говорила, что им явно ничего не сделают, это давление на нас».

28 декабря старшего брата Алии Абубакара Янгулбаева задержали на выходе из дома в Пятигорске, где он жил, сотрудники Центра по противодействию экстремизму и следственного управления СК России по Чеченской Республике. После обыска (силовики изъяли технику; в тот же день телеграм-канал «Рыбарь» и издание РИА ФАН опубликовали якобы скриншоты его переписок. Абубакар их подлинность отрицает), его доставили в отдел полиции и допросили в рамках уголовного дела, возбужденного в Чечне по статье 205.2 УК РФ. 

«Один из сотрудников, — рассказывает Абубакар, — мне сказал: „Тебя требуют привезти в Чечню, но в центре не хотят этого допустить, потому что не хотят очередного скандала по Чечне“».

Силовики, добавляет он, знали о его планах провести новогодние праздники в Грузии и пообещали отпустить его, если он даст показания. Интересовал их, по словам Янгулбаева, телеграм-канал «Адат» и причастность к нему его брата Ибрагима.

«Я сказал, что, когда в одном из кадыровских пабликов в телеграме появилась версия о том, что Ибрагим модерирует [„Адат“], я в это не поверил, — говорит Абубакар. — Но спросил у брата: „Твое это или не твое?“, он мне ничего не ответил». Спустя месяц против Ибрагима Янгулбаева возбудили дело о публичных призывах к террористической деятельности. 

«Абубакар сразу уехал, — вспоминает его отец. — И тогда я понял, что они до нас доберутся». Его семья была очень напугана, рассказывает Алия Янгулбаева:

Утром 21 января семья Янгулбаевых должна была уехать из России. Но накануне в их квартиру ворвались чеченские силовики. «Я побежала к маме, — вспоминает Алия. — И начала орать, чтобы она была в курсе, что они ворвались. И чтобы хотя бы соседи услышали, помогли нам. Когда я посмотрела в комнату, мамы не было. Она спряталась в шкафу. Она в тот момент собирала вещи [для отъезда], оставалось всего несколько вещей собрать». 

Сотрудники силовых структур планировали увезти в Чечню не только Зарему Мусаеву, но и Сайди Янгулбаева. Сделать это им помешал его статус судьи в отставке. Янгулбаев говорит, что пытался добиться помощи от нижегородского управления ФСБ, но безрезультатно.

Спустя два дня, 22 января, Сайди и Алия Янгулбаевы улетели из России.

«Моя супруга, когда ее забирали, говорила на чеченском: „Смотри, не езжай, если тебя насильно не везут туда [в Чечню]. Ты ничего не решишь, ты здесь пригодишься. Ты со мной не езжай, не оставляй дочку одну“, — говорит Сайди. — Я просто последовал ее просьбе». А уже 3 февраля коллегия судей в Чечне лишила Янгулбаева статуса судьи в отставке и неприкосновенности. 

Сейчас Сайди и Алия находятся «в одной из европейских стран». Алия рассказывает, что основное их занятие на новом месте — учеба в языковой школе. После сдачи экзамена она планирует найти работу и поступить в университет, чтобы все-таки получить прерванное из-за переездов юридическое образование.

В Европу из Грузии в начале 2022 года переехал и Абубакар Янгулбаев — после того как заметил за собой слежку. «Конечно, мы не чувствуем себя в безопасности, — говорит Сайди Янгулбаев. — Кадыров и те люди, которые грозятся, никогда в жизни не придут [за нами] сами. Они не такие мужчины. Но у них есть деньги, они могут найти киллера, что угодно сделать. Это реальная угроза». 

Алия говорит, что за себя не переживает. Но тревогу у нее вызывает будущее родных, особенно мамы:

Зарема Мусаева, добавляет ее дочь, очень смелая, но всегда принимает все близко к сердцу. Так супругу характеризует и Сайди Янгулбаев. «У нее диабет второго типа, сопутствующие болезни, давление, тахикардия. Когда она волнуется, у нее сердце так бьется, как будто сейчас вырвется из груди, — рассказывает он. — Она даже на ногах стоять не может. Когда мы шли в магазин, я брал ее за ручку. И она не могла пройти 100 метров даже, несколько раз останавливалась и садилась на скамейку. Здоровье она потеряла с 2015 года, когда моего сына Ибрагима первый раз забрали». 

В середине марта, спустя два месяца после похищения, состояние Мусаевой резко ухудшилось. На следственные действия, рассказывает адвокат Наталья Добронравова, ее подзащитную привезли в инвалидном кресле: «Ее всю трясло, ей было плохо».

После этого защите удалось добиться, чтобы Мусаеву на несколько дней положили в больницу, где ее обследовали и назначили ей лечение. Оно помогло Зареме, но как только она перестанет принимать назначенные лекарства, говорит адвокат Добронравова, все может «вернуться на круги своя» и состояние женщины снова ухудшится. Такая ситуация вполне возможна: лекарства, прописанные Мусаевой, объясняет адвокат, сейчас покупают «посторонние люди», так как ни больница, ни СИЗО предоставить их не могут.

«В чем странность ситуации? — рассуждает руководитель отдела аналитики „Команды против пыток“ Дмитрий Казаков. — Есть перечень заболеваний, которые не позволяют человеку содержаться под стражей, в следственном изоляторе. А есть перечень, который не позволяет отбывать лишение свободы. Эти перечни не совпадают. При заболевании Заремы Мусаевой — диабет второго типа с осложнениями — в СИЗО содержаться можно, а отбывать лишение свободы — нет».

Суд по делу Заремы Мусаевой «по логике», продолжает Казаков, может закончиться штрафом и изъятием имущества, но не лишением свободы. «Ее должны отпустить. И она перестанет быть заложницей, — говорит юрист „Команды против пыток“. — Но, с другой стороны, все это затевалось ради того, чтобы держать ее [в заложниках] и заставить ее сына перестать вести свою „подрывную“ деятельность».

Зарему Мусаеву не оправдают, уверена ее адвокат Наталья Добронравова. И считает, что единственно возможный способ для судьи в этом деле «выйти с достоинством из этой ситуации» — назначить Мусаевой колонию-поселение. «Срок, который она находилась в СИЗО, при пересчете в таком случае будет означать, что ее необходимо освободить в зале суда», — объясняет адвокат.

Дело Заремы поручили судье Ленинского районного суда Грозного Ахмеду Башуеву. Именно Башуев в этом январе назначил Мусаевой максимально возможное наказание по обвинению в мелком хулиганстве — 15 суток ареста.

«Я готовлюсь к приезду мамы. Я верю и надеюсь, что она все-таки приедет к нам, — говорит дочь Заремы Алия. И добавляет: — Если маму все-таки отпустят, я вижу свою жизнь прекрасно. Если ее не отпустят, я просто не вижу смысла дальше жить».