Привет, это Навальный Главный российский оппозиционер уже год сидит в тюрьме — и пишет (нам всем) оттуда письма. Мы выбрали самые важные, смешные и трогательные послания

Я, конечно, много раз слышал эту фразу: «Невозможно лишить свободы того, кто свободен внутри». И вот сейчас сам себя честно спрашиваю: «Ну как, работает?». Поверьте, работает. Железные двери за мной захлопываются с оглушительным лязгом, но я чувствую себя свободным человеком. Благодаря уверенности в своей правоте. Благодаря вашей поддержке. Благодаря поддержке своей семьи. 

Демонстративное беззаконие, происходящее со мной с момента, как я сошел с трапа самолета, — это месть Путина лично мне. За то, что выжил, за то, что осмелился вернуться. Теперь еще и за то, что рассказал о его дворце. Но в еще большей степени это послание Путина и его друзей всей стране: «Видали, как мы можем, а? Наплюем на законы и свернем в бараний рог любого, кто осмелится идти против нас. Мы и есть закон». 

И я в очередной раз (понимаю, надоел, ну а что мне еще остается?) призываю: не дайте себя запугать. Не дайте обмануть себя с помощью иллюзии силы и крутизны. <…>

Привет, это Навальный. <…> Сегодня расскажу о том, тяжело ли мне — это частый вопрос. Не-а, не тяжело. Тюрьма, как известно, в голове. И если хорошенько подумать, то становится ясно, что я не в тюрьме, а в космическом путешествии.

Судите сами. У меня простая, спартанского вида каюта — железная кровать, стол и тумбочка. На космическом корабле не до роскоши. Дверь в каюте открывается только из командного центра. Ко мне заходят люди в униформе, они говорят только несколько шаблонных фраз, на их груди горит огонек включенной видеокамеры — это андроиды. Я не готовлю еду — мне ее доставляет прямо в каюту автоматическая тележка. Мои тарелки и ложки сделаны из блестящего металла.

Совершенно как в кино о космосе, со мной общается командный центр корабля. То есть буквально голос из стены через интерком говорит: три-ноль-два, готовьтесь к санитарной обработке. А я отвечаю: ага, окей, через 10 минут. Чай только допью. Поэтому, конечно, в этот момент я понимаю, что я в космическом путешествии, летящий к прекрасному новому миру. <…>

Привет, это все еще Навальный! Но уже не из «Кремлевского централа», а из СИЗО-3 «Кольчугино» Владимирской области. <…> Не поверите, но мы сушим сухари, и я никогда не думал, что это может быть так увлекательно. Сейчас у нас соревнование двух кухонь: стрит-фуд и молекулярной.

Школу стрит-фуда представляет Дмитрий (статья 158, «Кража»). Он настаивает на том, что хлеб нужно резать прямоугольниками, класть в целлофановый пакет, засыпать туда два пакетика из лапши «Роллтон» (его запас, привезенный с этапа), после чего пакет надо хорошенько потрясти и поставить на батарею.

Молекулярная же кухня представлена Сергеем (статья 159, «Мошенничество»), который режет хлеб идеальными кубиками, на каждый из которых кладет несколько крупинок специй вручную. И только потом пакет и батарея.

Тот же Сергей настаивает, что идеальные сухари получаются только если резать их под саундтрек из телешоу, где рассказывают о том, что я могущественный агент Запада. Это приводит его в восторг, и, нарезая кубики хлеба, он приговаривает: «Сказал бы мне кто-нибудь год назад, что я буду сушить сухари с Навальным». <…>

<…> Никакого насилия и даже намека на него я пока не видел, хотя по напряженным позам осужденных, стоящим навытяжку и боящимся лишний раз повернуть голову, я легко верю многочисленным историям о том, что здесь, в ИК-2 «Покров», совсем недавно людей до полусмерти забивали деревянными молотками. Сейчас методы сменились, и, честно скажу, я даже не припомню места, где все разговаривают настолько вежливо и в каком-то смысле приветливо.

Я так себе и называю свой новый дом — «наш дружелюбный концлагерь».

Режим, устав, распорядок дня. Буквальное выполнение бесконечных правил. Мат и жаргонные слова запрещены. И этот запрет строго соблюдается. Представляете тюрьму, где не ругаются? Страшное дело. Видеокамеры везде, за всеми наблюдают и при малейших нарушениях составляют рапорт. Мне кажется, кто-то наверху прочитал «1984» Оруэлла и сказал: «Ага, прикольно. Давайте сделаем такое. Воспитание через расчеловечивание».

Но если относиться ко всему с юмором, то жить можно. <…>

<…> Случилась такая неприятность — сильно заболела спина. Ни согнуться, ни разогнуться. Те, кто следил за моими судами, могли обратить внимание, что я никогда не сижу в «аквариуме» и часами хожу. Потому что я мог либо стоять, либо лежать. Видимо, нерв защемило от постоянного сидения в автозаках и «пеналах» в скрюченном виде.

Я про это молчал. Неприятно, конечно, но не смертельно — вылечат. А не лечат. Когда этапировали, я забеспокоился и начал уже каждый день писать: алле, очень больно. Пустите врача сюда или дайте лекарства. Не дают. И уже с кровати встать тяжело и очень больно. Жалобы берут, но ничего не делают. Неделю назад смотрела меня тюремный врач и стала давать две таблетки ибупрофена, но диагноза я так и не знаю.

Ровно как это описывают те, у кого проблемы со спиной, осложнение пошло в ногу, и целые ее участки потеряли чувствительность. Если обопрешься на правую ногу, просто упадешь. Это немного расстраивает — за последнее время я все-таки привык к своей правой ноге. Не хотелось бы с ней расставаться. <…>

<…> Кто лежит в робе, лысый, в очках на кровати с Библией в руках? Это я. С Библией, потому что это единственная книга, которую я смог получить за три недели. А на кровати (суперскандальное нарушение правил), потому что объявил голодовку. Ну а что делать-то?

Я имею право пригласить врача и получить лекарства. Ни того, ни другого мне тупо не дают. Боль в спине перешла в ногу. Участки правой, а теперь и левой ноги потеряли чувствительность. Шутки шутками, но это уже напрягает.

А вместо медицинской помощи у меня пытка лишением сна (будят восемь раз за ночь), и администрация, подговаривающая зэков-активистов (aka «козлы») запугивать рядовых зэков, чтобы те не убирались вокруг моей кровати. Те так и говорят: «Леша, извини, но мы тупо боимся. Это же Владимирская область. Жизнь зэка стоит меньше пачки сигарет». <…>

<…> Разговариваю с адвокатом на днях. Он: они обычно подсаживают к голодающему человека [кого-то] и загоняют ему море курицы. Чтоб жарил и ел ее на глазах у протестующего. Я смеюсь: нет, это слишком, да и невозможно у нас в принципе. На кухне готовить запрещено и не на чем. Только чайник есть. А курица вообще под тотальным запретом. Ее ни купить, ни в передаче получить нельзя.

И что вы думаете? Через два дня захожу на кухню попить, там стоит радостный «дневальный» и жарит курицу! Плитку притащили! Потом хлеб начали жарить и еще что-то. И так теперь целыми днями. Все правила и распорядки отменили. Пир и либерализация!

Я ухмыльнулся и подумал, что это у них инструкция такая. А потом подумал еще и понял: нет, это просто то, во что они свято верят. Суть этой власти. Никто и никогда не будет отстаивать свои принципы и бороться за свои права, если — вот же она, совсем рядом, вкусная жареная курочка. <…>

<…> Сейчас у меня есть только телевизор, к которому нет пульта, и все кнопки на котором (включая кнопку «громкость»!!!) заблокированы так, что показывают только канал «Культура». Один час в день. Но приехавший адвокат рассказал мне немного о происходившем вчера и — искренне скажу — два чувства бушуют во мне: гордость и надежда.

Гордость за то, что я часть вот этого большого и прекрасного. Один из вас, честных людей, кто не молчит, глядя на несправедливость и беззаконие. Кто не боится, несмотря на всю ту злобу и ненависть, истекающую сейчас из Кремля. Потому что понимает: бояться сейчас — это терять, продавать и растрачивать свое собственное будущее. Вы шли вчера со мной, ну а я сегодня буду лежать на шконке и представлять, как иду с вами и за вас.

А надежда — очень понятно. Вот же оно — спасение России. Вы. Вышедшие. Не вышедшие, но поддержавшие. И даже не поддержавшие публично, но сочувствующие. <…>

<…> Благодаря огромной поддержке хороших людей по всей стране и по всему миру, прогресса мы добились огромного. <…> Спасибо вам — сейчас меня дважды обследовал консилиум гражданских врачей. Последний раз прямо перед митингом. Мне делают исследования и анализы и отдают результаты и заключения.

Врачи, которым я полностью доверяю, вчера выпустили заявление о том, что мы с вами добились достаточно, чтобы я снял голодовку. Ну и — скажу откровенно — их слова о том, что анализы показывают: «Через минимальное время лечить будет некого»… ммм… кажутся мне заслуживающими внимания.

Еще одним аргументом, ставшим для меня возможно более важным, стало то, что в знак солидарности со мной голодовку начали несколько разных людей, включая представителей «Матерей Беслана». У меня слезы из глаз потекли, когда я прочитал это. Господи, да я даже не знаком с этими людьми, а они идут на такое для меня. <…>

Как только меня посадили, я решил, что очень важно что-то праздновать и отмечать. <…> Решил отмечать воскресенья. Превращаю я их в праздник очень просто. Дело в том, что я очень люблю хлеб. <…> Так вот, я всю неделю хлеб не брал. А в воскресенье утром брал буханку, намазывал на кусок хлеба масло, если было, заваривал кофе и имел такой божественный праздничный завтрак, какого и на воле никогда не бывает. Догадываетесь, к чему клоню?

23 дня голодовки + 23 дня очень строгого, консервативного выхода из нее. Ничего не нарушил. Сам себя удивил силой воли. <…> Поэтому когда я начал из голодовки выходить, я точно знал, что буду делать 16 мая утром. И в ежедневник себе сразу написал: «Очень хороший день. Хлеб, масло, кофе. Первый раз за 46 дней».

План чуть было не сорвался. Хлеб и масло тут дают по утрам, но кофе у меня не было. К счастью, ко мне в камеру «заехал» сосед с банкой растворимого. И вот 16 мая. Обычно в такие моменты чувствуешь легкое разочарование. Реальность немножко скучнее, чем то, что ты долго ждал. Но не в моем случае. Погода отличная. Я открыл окно — и хрен с ним, что там решетка — заварил кофе, намазал маслом кусок белого хлеба. Сел на нары. Откусил и отпил из кружки.

Говорю вам: если бы существовал прибор, замеряющий счастье, то никакой олигарх, завтракающий на яхте, ни один посетитель мишленовского ресторана не испытал и 1/10 того полного счастья, что было у меня. <…>.

<…> Он [cледователь по особо важным делам Главного следственного управления Следственного комитета России] сообщил мне, что в нашей Россиюшке расследуют аж три новых особо важных дела. Ими занимается на самом высшем уровне 21 следователь. И преступник по всем трем уголовным делам я — Навальный Алексей Анатольевич.

Во-первых, я, по утверждению следователей, украл все пожертвования, отправленные вами в ФБК. Постановление на трех листочках, доказательств вообще никаких. Просто написано «похитил». Вот и все. Че там доказывать, вы его фамилию видели? Против него любые дела можно возбуждать.

Во-вторых, против меня возбуждено дело по очень экзотической статье 239 «Создание некоммерческой организации, посягающей на личность и права граждан». Следователи обвиняют меня в том, что я «побуждал граждан к отказу от исполнения гражданских обязанностей». Постановление тоже на трех листочках, и из доказательств там есть то, что я без разрешения опубликовал фильм «Дворец Путина». Ха-ха-ха.

Ну и третье мое преступление, расследуемое самой высшей следственной инстанцией, — это оскорбление судьи Акимовой. Той самой тетеньки, которая вела сфабрикованное дело об «оскорблении ветерана», поразившее всех юристов страны. Как именно оскорбил, тоже не указано. Тоже просто «Навальный оскорбил — вот ему новое уголовное дело». <…>

<…> Очень много странных событий произошло со мной за год. Отравление и смерть в самолете. Странная бонусная жизнь, я учился ходить и говорить заново. Раскрытие покушения и телефонные разговоры с теми, кто хотел меня убить. Возвращение домой, арест на границе, дикие, абсурдные «суды», «Кремлевский централ» и колония, похожая на карикатурный концлагерь «Большого брата». Болезнь, отказ в медицинской помощи и голодовка.

И вот все это происходило, а я внимательно следил за собой.

Я очень не хотел озвереть. Ну, сами понимаете, такого рода события весьма способствуют превращению человека в какое-то подобие затравленного волка. Ненавидящего всех, мечтающего о расстрелах и посадках врагов. Для того, чтобы уснуть, считаешь не овец, а тех, кого повесишь в первую неделю прихода к власти. Эмоции такие мне понятны, и — честно скажу — боялся, что они станут большой частью меня. Ведь план был ровно обратный: немножко больше любить и понимать всех людей. <…>

Так что, надеюсь, могу сегодня сказать, что достижение года — я вроде пока держусь подальше от состояния «зверь в клетке». И в этом очень помогаете мне вы. Получаю письма-телеграммы и всегда думаю: люди такие хорошие, как же можно их не любить? <…>

<…> Да какая разница, как мы называемся? ФБК — не ФБК. Штабы — не Штабы. Мы не название, не бумажка и не офис.

Мы — группа людей, которые объединяют и организуют тех граждан России, кто против коррупции, за честные суды и равенство всех перед законом. Таких — миллионы. Вы — такие. Пока вы есть, и мы никуда не денемся.

Сейчас все поймем. Разберемся. Изменимся. Эволюционируем. Приспособимся. Но от своих целей и идей не отступим. Это наша страна и другой у нас нет. <…>

Поговорим о голых фотографиях. «Нюдсах» то есть. <…>

Все дело в том, что тюремная система России обожает снимать вас голым. <…> Вы знали, что по инструкции Минюста России «полный обыск», то есть с раздеванием догола и всем этим «откройте рот», «оттяните нижнюю губу вниз», «оттяните щеку» и т. д., проводится и до, и после встречи с адвокатом? Даже если она через стекло, как у меня. То есть администрация колонии, даже если ей самой уже тошно видеть вас голым, все равно будет раздевать и снимать вас. <…>

Все на свете превращается в рутину, если часто повторяется. И такая пикантная вещь, как голые съемки, тоже. Если вначале меня, честно говорю, смущали эти видеокамеры при раздеваниях-приседаниях, и, смешно вспомнить, в первые разы я даже втягивал живот, то сейчас мне вообще до фонаря, сколько там камер — одна или десять. А забирая одежду после проверки, я скорее сначала возьму носки, а не трусы — неприятно босыми ногами стоять на холодном кафеле или коврике. <…>

Возненавидел стекла. Потому что уже шесть месяцев вижу тебя только через них. В суде через стекло. На свидании через стекло. Иногда тебя по телевизору покажут мельком — тоже стекло.

И, конечно, мы на свиданиях делаем классический жест, знакомый всем по кино (и пусть он останется знакомым вам только по кино), когда каждый прижимает ладонь к стеклу со своей стороны и говорит что-то хорошее в трубку телефона. Это мило, но все равно касаешься только стекла. А еще — удивительный факт — кинокомедии стали менее смешными. <…>

Йуля, моя крошка. Поздравляю тебя с днем рождения. Обожаю тебя, скучаю по тебе. Будь здорова и не унывай (хотя о чем это я?). А стекло мы рано или поздно расплавим ладонями. И комедии снова станут смешными. Люблю ❤️

<…> И это были очень кайфовые три дня. Цените простые жизненные моменты, друзья мои. Они очень—очень хороши, это понимаешь, лишившись их. Например, ваши родители наверняка месяцами зазывают вас в гости. А вам не хочется. Ведь будут кормить как на убой, лезть с расспросами. Ну и вообще — времени нет.

А я вот попросил, чтобы на свидание приехали все—все (они приехали на несколько часов, а на все три дня осталось только Юля), и мы провели реконструкцию дачного обеда. И сидел я вчера совершенно счастливый, глядя на кастрюлю щавелевого борща (в нашей семье его культ) и сковородку жареной картошки. <…>

Никак не могу понять, какой день мне праздновать как второй день рождения.

20 августа, когда мне казалось, мне кранты, и я умер в самолете, летящем из Томска в Москву? Дату 17 дней спустя, когда я технически вышел из комы? Или день, когда я снова осознал себя и понял, где я и почему (затрудняюсь, кстати, даже назвать этот день)?

Видимо, все-таки сегодня — 20 августа. Я потом еще долго лежал, как овощ на грядке, но все главное произошло в этот день. Пилоты быстро посадили самолет и дали мне шанс на спасение. Врачи скорой профессионально вкололи, что надо, и я дожил до больницы. А потом вы все стали возмущаться и не дали тихо придушить меня подушкой в омской больнице или просто отключить от аппарата ИВЛ.

Поэтому еще раз спасибо всем. Благодаря вам все сложилось отлично, я выжил и попал в тюрьму! (Ха-ха-ха. Извините, не смог удержаться). <…>

<…> А вот к чему нельзя научиться относиться спокойно, так это к некоторым вашим комментам. Я прошу распечатывать их выборочно, чтобы понимать, что вы думаете про «Умное голосование». Большинство нормальные, конечно, но вот сегмент нытиков реально бесит и сводит с ума.

«Ой, зачем я пойду голосовать, от меня ничего не зависит», «Да там все кандидаты одинаковые», «Нет смысла менять одних на других, я лучше чем-нибудь другим займусь».

Такая беспомощность и покорность, что можно подумать, это вы в тюрьме, а не я. <…> Слушайте, а я вот на обед хожу строем и интернетом пользовался вечность назад. Но совсем не считаю, что ничего не могу изменить. <…> Знаете почему? Потому что я сравниваю себя не с Алексеем Навальным на свободе. У которого возможности, офис и штабы. А с Алексеем Навальным, который ничего не делает. <…>

И вы тоже так можете. Вы, получивший имя кандидата через «Умное голосование» и сходивший на выборы, на 1000% более влиятельны и могущественны, чем та ваша версия, что ноет и бездельничает. <…>

<…> Технически мы видим огромный успех «Умного голосования». А в Москве и Питере так вообще триумф. Листайте карусель… и посмотрите результаты по Москве с фальшивым электронным голосованием и без него. Но, по-честному, общий результат «победой» не назовешь. Наш результат тупо украден. Перерисовали самым примитивным образом. <…>

Я даже не буду писать традиционного «не унывайте и не опускайте руки». Ну, поунывайте немножко, а потом вспомните, что страна у нас одна, где бы мы ни жили географически. И борьба за нее — это не спринт, а долгий тяжелый марафон. И порадуйтесь от того, что добегать первыми мы уже научились. <…>

<…> Один из вызовов нового времени в том, что лжепророки теперь приходят к нам не в овечьей одежде, а в худи и растянутых джинсах. На фоне огромных экранов они говорят нам о «make the world a better place», но внутри это лжецы и лицемеры.

СМИ пишут, что Кремль заставил Big Tech пойти на уступки, предъявив им чуть ли не список сотрудников, подлежащих аресту. Если это так, то молчать об этом — худшее преступление. Это поощрение террориста, захватывающего заложников. <…>

Ну и не могу не заметить, что страшно огорчен и разочарован Павлом Дуровым из Telegram. Уж его я в списке путинских «блокировщиков» увидеть не ожидал. <…>

Тот момент, когда спрашиваешь у приехавших адвокатов: «Ну че, как дела на воле?» А они: «Да ниче, все по-прежнему». А потом после паузы: «А, вот. Против тебя дело же новое возбудили! Создание экстремистского сообщества! Там до 10 лет!»

Оказывается, я вот уже семь лет как «дестабилизирую обстановку в регионах и активно призываю к террористической деятельности». Ну ок.

Получается, сейчас против меня четыре дела. <…> Если сложат без зачета, то 23 года. Могут, конечно, еще что-то придумать, но все равно максимальный срок по совокупности приговоров — не более 30 лет.

Так что не волнуйтесь, выйду на свободу не позже весны 2051 года 😉

<…> Докладчик: «Осужденный Навальный прибыл к нам 11 марта, поставлен на профилактический учет как склонный к побегу. Оперуполномоченный такой-то направил рапорт и предлагает Навального с профучета снять». <…> Комиссия голосует единогласно «за».

Радость моя была такой бурной, что начальник даже попросил успокоиться и говорить, только когда разрешат. И добавил: «Подождите, мы еще не закончили». Тааааак…

Докладчик: «Оперуполномоченный такой-то направил рапорт о том, что осужденный Навальный исповедует экстремистскую и террористическую идеологию. Предлагается поставить Навального на профучет как экстремиста и на профучет как террориста». Комиссия голосует единогласно «за». <…>

Новости это хорошие. «Экстремистский» и «террористический» профучеты не такие утомительные, как «побегушник». <…> А с экстремизмом — кайф. Никто не проверяет. Опасался, что потребуют, чтоб я целовал портреты Путина и учил наизусть цитаты Медведева, но и этого не надо. Просто над моими нарами теперь висит табличка, что я террорист 😉

<…> «Раскованный, свободен в самоутверждении, стремится к независимости, умеет корректировать свое поведение в зависимости от изменений внешних обстоятельств, ожидает поддержки и покровительства, внимания, нуждается в помощи, ему свойственна естественность, поскольку свои глобальные планы он не может реализовывать один, ему нужны массы, а для того, чтобы привлечь людей на свою сторону, чтобы убедить их идти к заветной цели, с ними надо говорить, общаться, быть понятным и искренним».

Это ведь совершенно гениально сформулировано тюремными психологами. Ясные, четкие указания. Алексей Навальный, ты нуждаешься в помощи. Твои глобальные планы не получится реализовывать одному. А для того, чтобы привлечь людей на свою сторону, чтобы убедить их идти к заветной цели, говори с ними. Общайся. Будь естественным, понятным и искренним.

Большое спасибо вам, тюремные психологи ФСИН. Отличная инструкция каждому, кто стремится к Прекрасной России Будущего. <…>

В один из первых дней после того, как меня «подняли на зону», ко мне, улучив момент, когда я стоял в дальнем углу локалки один, подошел кавказец. В возрасте такой. На табличке — «Нариман Османов». <…> Потом отворачивается, отходит, типа закончили разговор, и, глядя в другую сторону — совершенно как в шпионских кино — говорит: «Вокруг тебя только „козлы“ (это те, кто на администрацию работает — АН) и стукачи. Каждый твой шаг фиксируют. Не верь ни одному слову. И даже если я буду вслух говорить „да“, это значит „нет“ и наоборот».

И пошел.

— Ни хера себе, — сказал я, почесав голову. В общем, ничего другого я и не ожидал, но выглядело, что человек реально рискует, говоря мне все это.

— Ни хера себе, — сказал я себе второй раз, когда сегодня адвокат рассказал мне о том, что Нариман и другие бывшие зэки ИК-2 дали интервью для большого фильма «Дождя» о том, что происходит в моей колонии.

У меня действительно «тюрьма в тюрьме» и изоляция — не знаю почти ничего, кроме касающегося меня лично. <…>

В тюрьме все время ждешь. Любой сидевший вам расскажет, что срок раскладывается на большие и маленькие периоды ожидания. <…> Ну и самое важное — длительное свидание. Четыре раза в год для зэка на общем режиме. Раз в три месяца к тебе могут приехать родственники, и общаешься с ними не через стекло и телефон, а — какой восторг — живьем.

За три дня до свидания я поймал себя на том, что сижу на кухне (a.k.a. «комната приема пищи») в бараке с кружкой чая, смотрю на пустую табуретку рядом с собой и представляю, что на ней сидит Юля, и я веду с ней мысленный разговор. Типа, скажу ей это, а она мне ответит то, и тогда я пошучу это, а она засмеется. <…>

Вот сейчас пишу это, сидя на настоящей кухне (с плитой!) комнат свиданий. Юля еще спит в нашей комнате, а я пошел выпить кофе и пожарить яичницу с грудинкой. Кайф же? Кайф. Через пять часов снова «осужденный Навальный, собирайтесь», и я начну новый отсчет.

Вызывает меня начальство нашего лагеря. И говорит: «Ваше, осужденный Навальный, исправление невозможно без привлечения к трудовой деятельности. Вы у нас девять месяцев сидите, пора уже и поработать». <…> Однако все-таки решил я быть подальше от должностей номенклатурных и записался в швейный цех. Поближе к «людской массе».

«Значит, швея», — сказало начальство. Вот, думаю, что за люди такие? Обязательно надо сказать «швея» в женском роде, чтоб поддеть. Слова «швей» вроде бы нет, но название этой профессии в мужском роде точно должно быть. А потом смотрю в заявлении на обучение: «швея». И на всех стендах «швея». И во всех документах. <…>

И сказал я сам себе: «А не ты ли, Алексей, здесь же в инстаграме посмеивался над феминистками, которые не хотят быть „блогером“ и „автором“ в мужском роде. А хотят „блогерками“ и „авторками“». Шутил на эту тему? <…> Ну а теперь жизнь пошутила над тобой. <…> Так что я и раньше-то был не против феминитивов (то есть слов вроде «авторка» и «редакторка»), но считал это неважной ерундой и хорошим поводом для троллинга, а сейчас так вообще горячо поддерживаю право каждого называться так, как он хочет. <…>

<…> Я приехал сюда 10 месяцев назад, и великая инфляционная трагедия пенсионера произошла на моих глазах. Сначала роскошью стала тушенка, подорожав со 140 рублей до 250 (79%). Я не покупаю ее давно и уверяю вас, пенсионер может поесть картошечку с тушенкой максимум раз в месяц.

Когда я спрашиваю про рыбные консервы, продавщица вздыхает, зная, что зэки перестали их брать, они подорожали в среднем со 110 до 170 рублей (55%). Основа моих ларечных закусок, волшебная троица — консервы: фасоль, зеленый горошек и кукуруза, — выросли в цене с 56-70 рублей до 80-85 (30%).

Сыр российский стоит теперь 237 рублей, и я только скольжу по нему взглядом, думая: это еда олигархов. <…>

Я знаю, что в нашем ларьке цены такие же, как на воле. Поэтому ответственно говорю: средний российский пенсионер — нищий, перед которым реально маячит перспектива если не голода, то полного замещения рациона на дешевую лапшу (ака «бомжпакеты»). <…>

<…> Я учащийся ПТУ, проходящий обучение по профессии 19601 «швея». <…> Видимо, как самому сомнительному пэтэушнику мне полагается специальный сотрудник. Он садится за соседнюю парту, ставит на стол направленный на меня видеорегистратор и сидит так все пять часов уроков. В шапке и бушлате. Рядом со швейной машинкой. 

Иногда говорит мне что-то вроде: «Алексей Анатольевич, прекратите смотреть в окно, там нет ничего интересного». В такие моменты ощущение возврата во времени вообще 100%.

С теорией у меня все ок. Вот пятерку по контрольной получил. А вот шить не выходит. <…> Как мудро сказала учительница: «А не надо было лапищу 46 размера отращивать!» Все так. Не надо было. Ну, научусь, наверное. Ведь учиться никогда не поздно 😉

<…> За 30 минут до НГ в барак приходят поздравлять. Перед строем зэков (то есть нами) пляшут несколько других зэков, одетые в костюмы зверей и Деда Мороза. Оперативник смотрит. Отдел воспитательной работы снимает на камеру. Классический момент, когда абсолютно всем стыдно и хочется, чтобы все быстрее закончилось. 

Когда Дед Мороз попросил «ребят прочитать стишок», 71-летний Валера (тяжкие телесные, ударил соседа ножом) неожиданно для всех реально прочитал свои стихи. Там были строчки:

«Дед Мороз, освободи нас по УДО,

Если не всех, то хотя бы через одного».

УДО Дед Мороз не обещал, но дал Валере горсть конфет.

Просыпаться разрешили в 7 утра. Я все равно проснулся в 5-30 как обычно и просто валялся в кровати. И когда в 6-45 встал и лениво пошел умываться, чувствовал себя сибаритом в шелковом халате. Который наутро после шумной вечеринки идет из спальни в аквадискотеку. <…>

<…> Во все времена в этом суть политики: царек, желающий присвоить себе право единоличной бесконтрольной власти, должен запугать небоящихся честных. А те, в свою очередь, должны убеждать всех вокруг, что бояться не надо. Что честных же на порядок больше, чем охранная гвардия царька. Зачем всю жизнь жить в страхе, да еще и быть обворованными, если можно все устроить по-другому — более справедливо.

И это бесконечные качели. Или перетягивание каната: сегодня ты смелый, завтра вроде испугали немного. А послезавтра испугали так сильно, что ты отчаялся и снова стал смелым.

Я совсем не знаю, когда закончится мое космическое путешествие и закончится ли вообще, — вот только в пятницу мне сообщили, что еще одно мое уголовное дело уходит в суд. И на очереди еще одно — то, где я экстремист и террорист. Так что я из тех «космонавтов», кто не считает дней до конца срока. Че там считать. И по 27 лет люди сидели.

Но попал я в этот отряд космонавтов именно за то, что старался, как мог, тянуть этот конец каната. Перетягивал на эту сторону тех среди честных, кто не хочет или уже не может больше бояться. Я делал это, ни секунды об этом не жалею и продолжу это делать. <…>

А вообще что хочу сказать. Год прошел ужасно быстро. Вроде только вчера в самолет в Москву вошел, а уже год отсидел. Правду пишут в научных книгах: время на земле и в космосе течет с разной скоростью 😉. Всех люблю и обнимаю.