Почему украинское контрнаступление так сильно напугало российских пропагандистов еще до того, как началось? «Сигнал» вспоминает нервные реакции «военкоров» и пытается понять, что будет дальше

Украинская армия после долгой подготовки перешла в контрнаступление. Помимо чисто военных целей, у нее есть еще и цели политические. От того, как будет развиваться контрнаступление, зависит отношение к войне и украинских граждан, и россиян, и граждан и властей других стран. Об этом — новый выпуск «Сигнала», рассылки от создателей «Медузы». Мы публикуем его для всех наших читателей. Ознакомиться с другими выпусками «Сигнала», подписаться на рассылку и подкаст можно здесь.

Этот текст вышел в рассылке «Сигнал» 12 июня 2023 года. Данные о ситуации на фронте приведены по состоянию на полдень этого дня. Напоминаем, что ситуация на фронте может меняться быстро и непредсказуемо. Во время войны не всегда получается оперативно проверить информацию, которую распространяют официальные представители сторон конфликта.

В первых числах июня 2023 года началось полномасштабное украинское контрнаступление. В последние месяцы о нем говорили почти каждый день: украинские политики и военные, зет-публицисты и военкоры, западные аналитики и российские чиновники. 

Наступление ведется на пяти направлениях. Причем фактически оно началось еще в мае ударами ВСУ в районе Бахмута — тогда об этом объявили российские «военкоры» и зет-публицисты, а позже подтвердило Минобороны и советник главы офиса президента Украины Михаил Подоляк. 

4–5 июня украинская армия начала первый этап давно анонсированного и запланированного наступления. Оно проходит в районе южнее Запорожья и Орехова, а также в районе Великой Новоселки (Донецкая область). О том, что ВСУ начали операции в этих районах 5 июня, сообщили Минобороны России и заместитель министра обороны Украины Анна Маляр.

9 июня Владимир Путин подтвердил начало украинского наступления и заявил, что в ходе него украинская армия понесла «значительные потери» и не добилась ни одной цели на разных участках фронта. На следующий день Владимир Зеленский ответил ему, что в отношении контрнаступления в Украине все «настроены позитивно». 

11 июня Минобороны Украины сообщило об освобождении двух сел на юго-западе Донецкой области — Благодатного и Макаровки, как раз вокруг Великой Новоселки. 12 июня ВСУ заявили об освобождении села Сторожевое в Донецкой области. Запорожская тероборона утверждает, что село Новодаровка в области теперь тоже находится под контролем Украины.

Население России постепенно готовят к тому, что некоторые территории Украина вернет себе. 4 июня одна из главных российских пропагандисток, главный редактор RT Маргарита Симоньян заявила, что следует остановить войну и провести «референдумы на спорных территориях» Украины. Она утверждала, что на протяжении последнего года «говорила, как было бы замечательно остановить кровопролитие прямо сейчас» (это не так: раз, два, три — просто почитайте ее канал).

После этого множество зет-блогеров стали обвинять ее в «пропаганде поражения». Слова пропагандистки восприняли как вброс из администрации президента, подготовку к возможному «позорному договорняку» и «предательству национальных интересов». 

Но в целом высказывания Симоньян не выбиваются из пропагандистского дискурса вокруг контрнаступа. Общий посыл прост: «англосаксы» вооружают Украину, и если ВСУ добьются значительного успеха, то это благодаря западному оружию; а если наступление будет неудачным, то значит, российская армия смогла противостоять значительно превосходящему по силе врагу — и цена победы возрастет. 

Почему вокруг этого контрнаступления так много разговоров?

Если очень сильно упрощать, украинское контрнаступление — это кульминация нынешнего этапа войны. 

Украина готовилась к контрнаступлению много месяцев, при этом его сроки постоянно сдвигались. Зеленский и другие украинские политики месяцами убеждали западные страны вооружить страну, чтобы военные смогли вернуть территории, оккупированные Россией. В итоге Киеву поставили танки, бронемашины, боевые машины пехоты и дроны — часть вооружений уже используется в ходе контрнаступления. 

Россия подготовила около 1500 километров укреплений на аннексированных территориях и в приграничных областях, чтобы противостоять продвижению украинской армии. На них потратили больше десяти миллиардов рублей. Рейды «диверсантов» показали, что укрепления можно обойти, но у больших соединений с этим могут возникнуть сложности.

От успехов наступательных операций ВСУ зависит не только освобождение оккупированных Россией украинских территорий, но и дальнейшая военная и финансовая поддержка Киева западными союзниками. Источники в администрации Байдена считают, что, если украинское контрнаступление не окажется «достаточно успешным», поставки вооружений и экономическая помощь Украине могут резко сократиться, а призывы к мирным переговорам с Россией — стать громче.

На этом этапе войны европейские и американские политики пока не ждут полной деоккупации украинской территории (скажем, освобождения Крыма). С их точки зрения, успехом контрнаступления могли бы стать возвращение и удержание ключевых территорий (например, вытеснение России из юго-западных областей Украины) или нанесение сокрушительного удара по российской армии, который бы заставил Кремль задуматься о дальнейших перспективах военной агрессии. В начале мая министр обороны Украины Алексей Резников называл ожидания западных союзников от готовящегося контрнаступления ВСУ завышенными.

Успехов контрнаступления ВСУ ожидает и глобальная аудитория, внимание которой приковано к сражениям в восточных областях Украины (в последние месяцы прежде всего к боям за Бахмут). Всесторонняя поддержка Киева и украинцев на фоне полномасштабного военного вторжения России превратилась в важный фактор внутренней европейской политики. Польша, Чехия, Германия, Эстония, Латвия, Литва, Великобритания и другие страны не только приняли миллионы украинских беженцев — в них наблюдается новый виток интереса к украинской политике, истории и культуре. И это не говоря о значительных вложениях в вооружение Украины.

Украинские власти часто общаются с международными медиа, чтобы сохранять уровень поддержки Украины среди населения западных стран-союзников на нынешнем уровне — от этого зависят поставки вооружений, финансовая помощь, поддержка украинских беженцев, давление на Россию и так далее. 

Чего ждать от контрнаступления?

В военном смысле — непонятно. Как будет развиваться и к чему приведет операция — никто, разумеется, сейчас сказать не может. Но помимо чисто военного смысла, есть еще смысл политический. Или, если угодно, «информационно-психологический».

Очевидно, цель ВСУ — освободить оккупированную Россией территорию и нанести как можно больший урон армии, которая вторглась в Украину. Но кажется, перед украинской армией стоит еще одна задача — произвести определенное впечатление сразу на несколько аудиторий. 

Прежде всего — на граждан Украины: позади почти полтора года полномасштабной войны со всеми ее тяготами, а с последних крупных успехов прошло около полугода. Боевой дух украинской армии по-прежнему высок (вероятно, выше, чем у российской), но сам собой он на таком уровне вряд ли удержится: нужна надежда, а для надежды — положительный опыт.

Другая аудитория, на которую ВСУ надо произвести впечатление, — западная. Важна как пресса, так и аудитория соцсетей. 

С одной стороны, в украинском руководстве, похоже, гораздо лучше, чем в российском, понимают, насколько сильно решения политиков о предоставлении помощи Украине зависят от общественного мнения, а общественное мнение, в свою очередь, от прессы. Причем не от какого-то конкретного материала, а от широкого журналистского консенсуса. ВСУ для западной публики уже сейчас демократический Давид, сражающийся с авторитарным Голиафом. 

С другой стороны, как считают исследователи, восприятие войны внешними наблюдателями — глобальной аудиторией новостного сюжета «российская военная агрессия в Украине» — во многом формируют не столько СМИ, сколько алгоритмы рекомендаций в инстаграме, твиттере, тиктоке. Сотни украинских военных, политиков, журналистов, волонтеров и гражданских лиц используют социальные сети, чтобы детально рассказывать международной аудитории о противодействии агрессии.

Но социальные сети не только структурируют потоки информации. Они становятся площадками, которые позволяют западным (и не только) аудиториям сделать вполне конкретный вклад в борьбу с российским вторжением: донаты ВСУ, волонтерам и НКО, фактчекинг информации в медиа своих стран, участие в расследовании военных преступлений по открытым источникам (OSINT), покупка дронов, оружия, экипировки, автомобилей, организация логистики, разные формы волонтерства — список далеко не исчерпывающий.

Примерно за 500 долларов солдаты ВСУ предлагают всем желающим написать на боеприпасах послание российской армии. В твиттере вообще возникла целая субкультура союзников Украины, состоящая преимущественно из иностранцев. Они организуют фандрайзинг в поддержку украинских военных, разоблачают российскую пропаганду, занимаются переводами и даже проводят свои расследования о людях, занимающихся или занимавшихся прежде скрытым лоббированием интересов Кремля на Западе. А иногда попросту троллингом.

У глобальной аудитории возникает вполне реальное ощущение сопричастности, которое заставляет искренне переживать за незнакомых людей, как если бы они были их близкими. А контрнаступление кажется им ключевым событием второго года полномасштабной военной агрессии России в Украине — битвой добра со злом. 

Важно понимать, что такая степень вовлеченности глобальной аудитории в конфликт — скорее исключение, чем правило.

Политические эффекты в отдельно взятой стране, вызванные меняющимся восприятием вооруженных конфликтов в СМИ и социальных сетях, еще называют «медиатизацией войны». По всей видимости, персонализированная «военная лента новостей» в социальных сетях действительно сильно трансформирует восприятие полномасштабного вторжения в Украину — в них доминируют личные истории, свидетельства о российских военных преступлениях, сообщения о гибели военнослужащих ВСУ и так далее (подробнее об этом читайте в нашем недавнем выпуске). 

Это неизбежно приводит к возникновению парасоциальных связей. Так в социальной психологии называют односторонние отношения, в которых пользователям социальных сетей начинает казаться, что они испытывают близкую связь с незнакомыми людьми: знаменитостями, блогерами, журналистами и даже вымышленными персонажами.

Так вот, произвести впечатление на эту аудиторию и эту субкультуру важно для Украины — не просто «ради пиара», как сказали бы российские «политологи», а ради того, чтобы продолжалась моральная и особенно материальная поддержка.

Наконец, третья аудитория — российская. Прилеты дронов в Москву и в Воронеж, диверсии разных масштабов на территории России, нападения «Русского добровольческого корпуса» на приграничные села и города — это тоже в некотором роде часть контрнаступления. Нервируя военное командование, которому приходится оттягивать ценные ресурсы, они тревожат политическое руководство и заставляют задуматься аполитичных граждан. 

Как напоминает автор агрегатора зет-высказываний «На Zzzzzападном фронте без перемен», одна из важнейших функций пропаганды — предоставлять цельную картину мира, чтобы у человека не осталось сомнений в том, что все сказанное — истина. Если пропагандисты действуют заодно, у человека просто не остается шанса критически осмыслить происходящее. Тем интереснее, как российские зет-каналы освещают контрнаступление.

У зет-авторов нет единого мнения о том, каким будет украинский контрнаступ и что от него ожидать. Читатели зет-каналов давно не могут понять: будет ли контрнаступление или нет; каким может быть его масштаб; что может помочь России (кроме Бога) держать оборону захваченных территорий. 

Отсутствие единого мнения насчет контрнаступления ведет к тому, что у людей, поддерживающих войну, закрадываются сомнения в том, зачем вообще нужно вторжение, каковы его цели и не врут ли им. А это значит, что сторонники «специальной военной операции» начинают мыслить критически — и это совсем не нужно российской власти. 

Перед Россией теперь стоит политическая задача выдержать контрнаступление. Отразить или хотя бы перетерпеть. Если российская армия не проиграет, продолжит оккупировать значительную часть территории Украины и угрожать остальной территории страны — короче, если все останется примерно так же, как до контрнаступления, для России это уже будет успехом. Не победой, а вот именно что успехом: если Давид не попадет в Голиафа или даже попадет, но Голиаф устоит на ногах — то это не произведет должного впечатления ни на какую из вышеперечисленных аудиторий.

Парадоксальным образом Россия в последние несколько месяцев находилась в положении, отчасти похожем на положение Украины в декабре 2021 — феврале 2022 года: у границы (в нынешнем случае — у линии фронта) скапливаются войска, все смутно ожидают, что последуют какие-то решительные действия — вторжение (контрнаступление), но когда, где и каким образом — все только гадают. И эта игра на нервах так изматывает ждущую сторону, что сама по себе имеет информационно-психологический эффект, отчасти сопоставимый с собственно ударом. 

В начале 2022-го почти все внешние наблюдатели были уверены, что Украина не устоит, — и тот факт, что она устояла, уже был для нее грандиозным успехом. Ныне задача устоять стоит перед российской армией вторжения — и наблюдатели далеко не так единодушны в своих оценках и ожиданиях.

Неожиданное открытие, которое мы сделали, пока готовили это письмо

Часть научного сообщества уверена, что телеграм прямо сейчас предопределяет, какие события этого этапа российско-украинской войны в будущем станут частью коллективной памяти по обе стороны фронта. Прежде «черновиками истории» войн бывали рассказы нескольких очевидцев или фронтовые сводки.