Кино в новой реальности. «Духовные голоса» и «Повинность» — документальные фильмы Александра Сокурова 1990-х годов об армии, которые стоит посмотреть и сегодня

«Медуза» заканчивает серию публикаций о документальных фильмах, которые во время российского военного вторжения в Украину стали еще актуальнее и важнее. Каждые выходные кинокритик Антон Долин рассказывал об одной документальной ленте; это были как новые фильмы, так и вышедшие несколько лет назад. Мы не ограничивались украинскими и российскими авторами; все эти картины можно посмотреть онлайн. Последний выпуск «Кино в новой реальности» посвящен «Духовным голосам» и «Повинности» Александра Сокурова — документальным фильмам 1990-х годов об армии.

Посмотреть фильмы «Духовные голоса» и «Повинность» можно в ютьюбе или ниже — в этом материале.

Эти фильмы сделаны давным-давно, в 1990-х. Их герои, молодые призывники российской армии, стали за это время родителями, чьи дети, возможно, воюют в Украине, — это делает документальную дилогию Александра Сокурова еще актуальнее.

«Духовные голоса» (1995) и «Повинность» (1998) так и остались, по существу, неувиденными. Хотя сам режиссер не раз говорил, насколько важными их считает. В свое время пути фильмов к зрителю препятствовала их «неформатность» — как жанровая, так и связанная с хронометражем: в первом — около пяти часов длительности, во втором — больше трех. При этом в общепринятом смысле это кино почти бессюжетное. Сейчас «Повинность» и «Духовные голоса» есть в ютьюбе, и их актуализация случилась будто бы сама собой: в виде двух авторских мини-сериалов они вполне вписываются в сегодняшний художественный контекст. 

Если отечественные критики настаивают на уникальности Сокурова, то западные нередко вписывают его в контекст «медленного кино», даже называют одним из родоначальников этого течения. Ни один фильм режиссера не подтверждает этот взгляд с такой очевидностью, как две неигровые эпопеи — объем и масштаб позволяют употребить это слово, невзирая на камерность интонации, — снятые в двух географически противоположных точках.

Действие «Духовных голосов» происходит в непереносимой духоте таджикско-афганской границы, где была расположена застава российского Московского погранотряда. «Повинность» снята в ледяных водах Баренцева и Белого морей, где на сторожевом корабле объектив камеры ловит солдат Арктической группы пограничных войск. Зной и песок наполняют воздух «Духовных голосов», иногда не позволяя толком рассмотреть людей; нескончаемый снег вымораживает пространство «Повинности». 

Из грандиозного материала, с какой-то нетривиальной пристальностью увиденного и запечатленного операторами Александром Буровым (в «Духовных голосах») и Алексеем Федоровым (в обеих картинах), режиссер не стремится выстроить некую «историю». Но и чередой чистых наблюдений дилогию назвать невозможно. Эти фильмы позволяют зрителю проникнуть в герметичную и противоестественную жизнь, основанную на принуждении и пронизанную насилием, крайне редко, но тем более значительно попадающим в кадр. 

Сокуров выбирает дневниковую форму. В первом фильме сам присутствует в кадре, разговаривает с солдатами и офицерами, ходит и ездит с ними по бездорожью, сопровождая иные эпизоды своими наблюдениями или комментариями.

Во втором, оставаясь исключительно за кадром, передоверяет функции автора полувымышленному лирическому герою, вынесенному в подзаголовок: «из дневников командира Корабля» (именно так, с прописной, будто это метафорический, выдуманный Корабль). То есть человек-то на экране настоящий, а текст, конечно, сокуровский. Об этом честно предупреждает парадоксальный в случае документального кино титр: «Сюжет и персонажи этого фильма — не более чем фантазия автора». Но от фантазии здесь — не какие-то игровые элементы (хотя, например, диалог командира с его усатым другом кажется сценарно прописанным), а сам мир двух летописей — болезненно красивый, одновременно материальный и призрачный, фантасмагорический и хроникально предметный. Эта двойственность завораживает, но и пугает тоже. 

Капитан, он же автор, — фигура идеальная, утопическая. Монотонность армейской службы он пытается увидеть через призму рефлексии, медитации — тех скрытых возможностей, которые содержатся в принужденности, ограниченности, однообразии. Замереть и задуматься — привилегия интеллигента или офицера, у которого, как показывают «Духовные голоса», есть право на собственную землянку. То есть на одиночество. У солдат такого ресурса нет и быть не может. Они обречены на слияние в коллективное тело, принужденное жить, а если понадобится, то и умирать во имя высшей, не вполне им ясной надобности. Однако во взгляде режиссера на них нет никакого высокомерия — авторского или начальнического. Возможно, сказывается то, что для него этот материал очень личный: Сокуров из семьи военнослужащего, из-за этого все его детство прошло в разъездах по всему СССР.

Сокуров не пытается приукрасить реальность, но препарирует ее, пропуская через фильтр своего взгляда и слуха. Один из главных инструментов для этого — музыкальное сопровождение. В титры вынесен великий японский самоучка и дитя войны Тору Такэмицу, однако лейтмотивами фильмов постоянно становятся смутно знакомые, слегка измененные, временами даже слабоузнаваемые мотивы из общепризнанной классики. В частности, вступление к траурному маршу во славу воина-неудачника Зигфрида из вагнеровской «Гибели богов» (позже режиссер вновь использует его в «Молохе», своем выдающемся фильме о Гитлере).

А медитативное вступление к «Духовным голосам» — закадровые размышления автора о Моцарте, Бетховене и Оливье Мессиане, проиллюстрированные их музыкой и посвященные эволюции культуры за последние два с лишним века. Их сопровождает, казалось бы, неподвижный северный пейзаж, чуть заметно меняющийся у нас на глазах. Раздражающий своей нарочитой статичностью зачин служит для настройки зрительской оптики. Именно так — бесстрастно, устало и все же внимательно — смотрит перед собой стоящий на посту и не имеющий права его оставить пограничник. 

«Духовные голоса» и «Повинность» вообще во многих смыслах пограничные фильмы. Здесь исчезает, смывается соленой холодной водой или заносится пустынным песком разрыв между личным и всеобщим, документальным и игровым, хроникальным и художественным. А еще между сном и реальностью. Автор так часто снимает пограничников и моряков, рядовых и офицеров спящими, что вспоминается старая мудрая шутка: «Солдат спит, служба идет». Она могла бы послужить эпиграфом к обоим фильмам. 

В эстетическом смысле «Повинность» и «Духовные голоса» — заявления о стиле и методе, почти авторские манифесты. В самом деле, Сокуров всю жизнь снимает и вымысел, и реальность, нередко комбинируя их в одном фильме, как в той же «Франкофонии». Кроме того, пограничник для него — фигура символическая: его нескончаемая, со стороны выглядящая по-беккетовски абсурдной вахта — будто подтверждение войны как российской сверхидеи.

Это война, поставленная на паузу, замороженная, но неостановимая, перманентная, застывшая в ожидании нападения невидимого врага. И нападение происходит: кульминация «Духовных голосов» — бой с моджахедами, долгий, изнурительный, страшный, начисто лишенный той зрелищности, к которой привык зритель-вуайерист военного кино. 

В «Повинности», поделенной на пять серий-глав, части кажутся перепутанными. Только к финалу мы видим впечатляющие сцены медосмотра и отправки совсем еще юных новобранцев к месту службы, на военный корабль. Но действие здесь не линейно — оно закольцовано и переплетено с вроде бы антонимичной реальностью «Духовных голосов», где мы присутствуем при сцене проводов дембелей. Застава посреди высушенной чужой земли простоит еще века, корабль будет курсировать в водах северных морей до скончания времен. Конвейер пушечного мяса не остановится, каждому так или иначе придется отработать свою повинность. Недаром в последней серии «Духовных голосов» пограничники встретят в землянке скудный и жаркий Новый год, один из них даже примерит бороду и тулуп Деда Мороза. Воплощение утлых надежд на «новое счастье», на какое-то изменение участи, и одновременно с этим — подтверждение ее ритуальной неизменности. 

Возможно, это и есть Россия — тот самый русский ковчег из другого фильма Сокурова, который больше похож на обреченный «Летучий голландец», чем на спасательную шлюпку ветхозаветного Ноя. Ведь в пространстве, очищенном от женщин, а значит, априори бесплодном, нет места эмпатии, теплу, человеческой интонации, возможности сочувствия и диалога. Только муштра, только подчинение, только служба невидимому и всепроникающему Государству, которому ты отдан телом и душой, с которым не можешь вступать в споры, которому никогда не сможешь противостоять. Вот о чем два этих прекрасных и довольно страшных фильма.