«Российские офицеры говорили: „Не знаем, что тут делаем. Чувствуем себя фашистами“» Интервью главы Мариуполя Вадима Бойченко — об оккупации, новом «мэре» города из ДНР и блокаде «Азовстали»
Мариуполь практически полностью контролируется российскими военными. Последний очаг украинского сопротивления — завод «Азовсталь». 16 апреля Владимир Зеленский сказал, что взятие завода российскими войсками «поставит точку на всех переговорах». Владимир Путин 21 апреля распорядился прекратить штурм завода и заблокировать промышленную зону — «так, чтобы муха не пролетела». По словам Зеленского, помимо военных на территории «Азовстали» сейчас находятся около тысячи мирных жителей. О российской оккупации, новом «мэре» города из ДНР и блокаде «Азовстали» «Медуза» поговорила с главой Мариуполя Вадимом Бойченко.
Кто такой Вадим Бойченко
Вадим Бойченко, впервые избранный мэром Мариуполя в 2015 году и переизбранный в 2020-м, сам работал на заводе «Азовсталь». Он начинал карьеру в 1995 году как помощник машиниста тепловоза, а через 15 лет стал заместителем директора. Затем он пошел на повышение в управляющую заводами группу «Метинвест», а после этого занялся политикой.
В первые же дни российского вторжения в Украину Бойченко узнал, что за ним охотится российская разведгруппа, поэтому уехал ночевать за город. 27 февраля при попытке вернуться на работу он попал под обстрел. С 1 марта Мариуполь находится в осаде.
Шестого апреля глава самопровозглашенной Донецкой народной республики Денис Пушилин назначил «мэром Мариуполя» депутата горсовета от «Оппозиционной платформы — За жизнь» Константина Иващенко. Бойченко остается за пределами города — «достаточно близко к линии фронта», — но свое точное местоположение не раскрывает из соображений безопасности.
— Какая сейчас ситуация на фронте? Правда ли, что началось масштабное наступление российской армии?
— События развиваются так, как ожидалось. Они хотят взять под контроль Донецкую и Луганскую области, в наши планы это не входит.
— Но Изюм [оккупированный Россией] — это Харьковская область. Энергодар и Бердянск [также оккупированные Россией] — Запорожская. Херсонскую область российские войска тоже контролируют. Возможно, речь идет не только о двух областях?
— Я коротко отвечу в силу определенных обстоятельств. На сегодня серьезного продвижения российской армии по линии фронта нет. То есть где-то они продвинулись, где-то мы продвинулись.
Мотивации у нас более чем достаточно. Оружие к нам едет со всего мира. Мы будем сражаться жестко. Я общаюсь со своим сыном, который служит в армии, общаюсь с военным руководством. По линии фронта все контролируется, все предсказуемо.
— Что сейчас происходит на заводе «Азовсталь»?
— Я признателен каждому герою и героине, которые защищают Мариуполь. Это и Вооруженные силы, и Нацгвардия, и полк «Азов», и 36-я бригада морской пехоты, и пограничники. Все они сейчас там, и все они защищают Родину. Они бьются и будут биться. Они на своей земле, защищают своих матерей, жен и детей. Они мотивированы этим. В отличие от россиян, которые на нас напали.
Когда наши люди общались с российскими офицерами на блокпостах, те сами говорили: «Мы не знаем, что тут делаем. Мы чувствуем себя фашистами». Это их цитата — не моя. Почувствуйте разницу в мотивации.
— Есть ли мирные жители на «Азовстали»?
— Конечно, есть. Там сотрудники завода, жители близлежащих домов, которые пришли в укрытия «Азовстали», потому что там были запасы еды и воды. Более тысячи людей, которые ждут эвакуации. Вы, наверное, видели эти видео с детьми.
Да, там есть и военнослужащие, но там нет никаких нацистов. «Азов» — это подразделение Нацгвардии (подробнее об «Азове» читайте в этом материале «Медузы»). У каждого боевого подразделения есть название. Почему «Азов»? Потому что они базируются на берегу Азовского моря. Они с 2014 года находятся в Мариуполе, и от них в городе никогда никаких проблем не было — были только порядок и дисциплина. Мой сын, тоже военнослужащий, защищает Украину в Вооруженных силах в Донецкой области. А его друг и сосед из «Азова» недавно погиб в Мариуполе.
— Почему некоторые украинские морпехи говорят о своем бедственном положении в Мариуполе и о том, что с ними не говорит командование?
— Мне это сложно комментировать. Я могу сказать только, что они герои, совершают подвиг. Война рано или поздно закончится победой Украины над Россией. И эта история с полком «Азов», с морпехами — об этом еще будут слагать легенды, писать книги и снимать фильмы.
— 21 апреля министр обороны России Сергей Шойгу заявил, что российская армия «освободила» Мариуполь, но на территории завода «Азовсталь» остаются более двух тысяч украинских военных. В ответ Владимир Путин отменил штурм завода и приказал его блокировать «так, чтобы муха не пролетела». Вы верите, что город под контролем российских войск?
— Под контролем российских войск остаются лишь руины города, который они сами же разрушили. В понимании России взять Мариуполь — это уничтожить его. Уничтожить свободный, мирный город, стереть его с лица земли. Так выглядит «успех», по мнению Шойгу.
Тем не менее наши защитники продолжают удерживать позиции. Оккупационные российские войска не смогли установить полный контроль над городом и потому выдумали очередную легенду, миф, что якобы город взят. Но Мариуполь был, есть и остается украинским.
— Как вы думаете, почему Мариуполь так важен для России?
— Мариуполь имел военное значение как сухопутный коридор в Крым во Второй мировой. Город два года был под немецкой оккупацией и, кстати, не получил так много разрушений, как сегодня от россиян.
Когда немцы в 1943 году отдали Мариуполь, они автоматически вышли из Крыма. Соответственно, и для Российской Федерации город имеет такое же значение.
Не было задачи «освободить» людей, как говорила российская пропаганда. Россияне освобождают территории от людей и инфраструктуры. Это военное преступление, которое на территории Украины совершают российская армия и главный преступник — Владимир Путин.
Еще летом [2021 года в статье «Об историческом единстве русских и украинцев»] он говорил, что нет такой нации, как украинцы. Точно так же говорил Гитлер про евреев. Путин ошибается. Украинцы живут по всему миру — нас около 65 миллионов.
На днях Служба безопасности Украины опубликовала перехват телефонного звонка русского офицера своей жене, в котором он говорит, что есть команда стереть «Азовсталь» с лица земли. Мое понимание [ситуации] полностью совпадает с этим месседжем — россияне хотят все уничтожить.
При этом каждый второй у нас [в Мариуполе] так или иначе связан с Россией: есть этнические русские, население русскоговорящее. Но уничтожение идет не по этническому, а по политическому признаку. Идет уничтожение политической украинской нации.
— Есть ли у города помимо практического еще и символическое значение — как реванш за освобождение Мариуполя [Украиной] в 2014 году, после того, как город два месяца провел под контролем так называемой ДНР?
— Город не покорился в 2014 году пропаганде под названием «ДНР» и отверг эту идею. А изменения последних лет заставили жителей Донецка иначе смотреть на Мариуполь.
Донецк увядал и разрушался. Это город, в котором ничего не происходит последние восемь лет с начала оккупации так называемой ДНР. И Мариуполь — с новыми школами, детсадами и больницами. В городе появились 220 единиц нового транспорта. Коммунальные автобусы — белые с желтой полосой и троллейбусы — белые с синей полосой. Складываем и получаем наш желто-синий флаг.
За последние шесть лет международные финансовые институции инвестировали в развитие инфраструктуры города 200 миллионов евро. На эти средства разработан новый коммунальный транспорт. [До войны в Мариуполе начали строить] новый завод по очистке воды, новые школы и детсады — все это за европейские деньги. В планах были строительство набережной и аэропорта, обустройство всех парков по европейскому образцу. То есть город колоссально перезагрузился. Уже было ощущение, что ты в центре Европы.
Все это бесило Путина. В конце января я дал интервью Financial Times, где сказал, что Путину нужно распустить армию и заняться своей большой страной. Развивать не только Петербург и Москву, но и другие российские города. У многих из нас там живут родственники, и мы понимаем, что там ничего не происходит. Поэтому я сказал, что Путину нужно брать пример с Мариуполя.
Восемь лет назад Мариуполь тоже был серым промышленным городом, но мы его перезагрузили. Он стал витриной возрожденного украинского Донбасса. Поэтому к нам за эти годы приехали 100 тысяч переселенцев, многие из того же Донецка. Эти люди обрели второе дыхание, новую жизнь, купили квартиры, родили детей. Они были счастливы.
— Чем Мариуполь важен для Украины? Украинский Forbes пишет, что город формировал почти 3% ВВП страны. Что еще?
— Потенциал города гораздо выше: 6–8% ВВП и 25% всей валютной выручки. Озвученная вами цифра — это вклад города в экономику с учетом всех ограничений, созданных Россией. Я говорю об искусственных образованиях «ЛДНР», из-за которых нам приходилось доставлять грузы в объезд.
— Как началась блокада?
— Первого марта россияне замкнули кольцо вокруг города, уже 3 марта похоронили все инфополе с точки зрения интернета и телефонной связи. Город погрузился в полную тишину, вместо украинских медиа начало работать радио Российской Федерации. Говорили: вас все бросили, мэр ушел, власть не помогает, эвакуации не будет, Киев захвачен…
Без информации и под гнетом гуманитарной катастрофы люди становятся уязвимы перед пропагандой. Это четкий план, методичка, по которой работают россияне. Чтобы вы понимали, они даже склад с едой и медикаментами разбомбили.
Россияне все это делали при определенном содействии изнутри. У этого содействия есть имена, фамилии и обложка под названием ОПЗЖ. Это те же люди, которые содействовали захвату города в 2014 году. Ими руководили депутат Госдумы России Дмитрий Саблин и бывший руководитель «Партии регионов» в горсовете Петр Иванов. Он, кстати, бежал в Россию в 2014 году, когда не смог захватить власть. Теперь они пытаются снова. Купили местную франшизу ОПЗЖ у руководства этой партии, завели в горсовет своих людей. Планировали назначать их в коммунальные компании, зарабатывать на коррупции. Но, по оценке Transparency International, Мариуполь — лидер рейтинга прозрачности и подотчетности в стране. Это город с нулевой толерантностью к коррупции. Для меня это было крайне важно.
Соответственно, эти люди не смогли заработать, беда у них случилась. А на выборах [органов местного самоуправления] в 2020 году они не набрали большинства, поэтому захватить власть они могли только силовым способом. И вот они пришли с российскими военными.
Но им же надо было как-то проявить свою лояльность России. И я твердо уверен, что именно они корректировали огонь по всей критически важной инфраструктуре. Это они оставили город без воды, света, газа и информации.
«Медуза» заблокирована в России. Мы были к этому готовы — и продолжаем работать. Несмотря ни на что
Нам нужна ваша помощь как никогда. Прямо сейчас. Дальше всем нам будет еще труднее. Мы независимое издание и работаем только в интересах читателей.
— Почему не удалось вывезти всех мирных людей из города заранее?
— С 24 февраля «Укрзализныця» увеличила количество поездов из Мариуполя. Все, кто мог, могли в первые дни выехать из города. Но, конечно же, решение принимал каждый сам.
Поясню, как проходил процесс эвакуации уже после блокады. Россия говорит: «Давайте эвакуировать людей». Я с чистой душой: «Давайте!» Министр по реинтеграции оккупированных территорий Ирина Верещук: «Давайте!» Павел Кириленко, глава военной администрации: «Давайте!»
И вот мы открыто даем информацию о локациях, где будут собираться люди, о том, где будут припаркованы автобусы. И после этого с 1 по 10 марта российская артиллерия и авиация уничтожают все наши автобусы и троллейбусы с автономным ходом. За десять дней они разбомбили весь коммунальный автопарк.
При этом были люди, которые до 10 марта на своем транспорте добирались до первого российского блокпоста на выезде из города и получали ответ: «У нас нет команды вас выпускать, возвращайтесь в город».
— Маршруты были согласованы?
— Была иллюзия, пропаганда. Россияне говорят, что есть коридор, а на самом деле никто людей не выпускал. Мы ведемся на это, сдаем локации, показываем автобусы, а они продолжают стрелять.
Только 13 марта появилась первая после начала осады возможность выехать. Без объявления тишины, под обстрелами, но россияне открывали свои блокпосты, и люди могли выехать на личном автотранспорте в направлении Запорожья, Бердянска. Тогда впервые удалось спасти несколько тысяч мариупольцев.
На сегодня [21 апреля] из более чем 440 тысяч мариупольцев порядка 100 тысяч человек выехали до блокады [которая началась 1 марта]. Еще около 100 тысяч мы смогли эвакуировать на подконтрольные Украине территории [за все время войны]. Более 20 тысяч мирных жителей убиты. 100 тысяч до сих пор остаются в городе, в том числе на «Азовстали».
Сорок тысяч мариупольцев россияне вывезли на оккупированные территории и дальше в Россию — с унижениями, через фильтрационные лагеря. Еще 50 тысяч остаются на побережье в небольших поселениях вокруг города и ждут момента, чтобы выбраться. Эти люди живут как в гетто, записываются на «фильтрацию» [чтобы выехать на подконтрольную Украине территорию] и ждут возможности выбраться из этого плена. Их судьба в руках одного человека — Владимира Путина. Планов эвакуации населения у России не было — были планы депортации.
— Российская пропаганда говорит, что мирных людей из города не выпускают «националистические батальоны».
— Это все мифы. Зачем же они расстреливали автобусы? Зачем стреляли по точкам сбора людей на эвакуацию? В начале марта три тысячи человек собрались возле тогда еще не разрушенного торгового центра Port City на выезде из города по направлению к Запорожью. И по ним стреляли, «посекли» машины.
Когда [6–7 марта, при первых попытках провести эвакуацию из города] Вооруженные силы Украины открывали город, чтобы автобусы могли выехать из Мариуполя, в город врывались российские танки, которые приходилось жечь, чтобы они в город не попали. И так было ровно два раза. Сначала на одном направлении [в сторону поселка Портовское], потом на другом направлении [в сторону Мангуша]. Точно так же они говорили: «Давайте открывайте, вывозите людей». И врывались на танках, улучшали свои позиции. Разве с такими людьми как-то можно вести переговоры?
И когда нам в очередной раз 11 марта министр Ирина Верещук предложила выезжать коммунальными автобусами, я ответил, что больше нет автобусов. Их все расстреляла Российская Федерация.
— Министр иностранных дел Греции Никос Дендиас заявлял, что готов возглавить гуманитарную миссию. Турецкая сторона обещала забрать людей по морю. Кажется, ни один из этих планов не сработал?
— Когда [3 апреля] миссия Международного Красного Креста пыталась попасть в город, она была арестована [в городе Мангуш в 18 километрах от Мариуполя] войсками так называемой ДНР. Они провели в тюрьме два дня. И министру Ирине Верещук, и всей переговорной миссии пришлось спасать их из плена. До этого так же спасатели с украинским Красным Крестом ездили, три дня просидели в тюрьме. Их пытали, били, унижали. Их так же доставали, это было сложно, но все они вернулись. И вот Красный Крест больше не звонит и не предлагает новую миссию делать.
А теперь я понимаю, почему россияне не пропускают никого в Мариуполь. Потому что мы все увидели факты преступлений российской армии в Буче, Ирпене, Бородянке и других небольших городах [которые были оккупированы российскими войсками]. Тела людей лежали на улицах как ковер. Мы увидели все эти зверства, изнасилования и убийства. Все назвали это ужасом и адом. Как вы думаете, они хотели, чтобы это кто-то увидел?
Так [глядя на произошедшее в городах, откуда ушла российская армия] вы можете себе представить тот ад, который создала Российская Федерация в Мариуполе.
Уже вторую неделю подряд город закрыт для въезда. Даже с регистрацией в Мариуполе ты туда не въедешь. Идет «зачистка», они собирают тела, складывают их в нескольких точках — сейчас уже пять таких локаций. Люди нам об этом сообщают, разведка это тоже подтверждает.
— Что с этими телами дальше происходит?
— [Есть] три сценария. Первый — братская могила, но тысячи людей очень сложно захоронить. Второй — мобильные крематории, но их пропускная способность невелика. Третий — вывозить тела на подконтрольные им [России] территории, например в город Харцызск, где трупы сжигают в стационарных крематориях. Они даже достают тела из захоронений, которые люди сами делали во дворах и парках, потому что другого способа похоронить погибших не было. И эти тела вывозят в крематории и братские могилы — ни у кого не спрашивают.
— Чем им мешают такие захоронения?
— Наверное, боятся, что, когда украинская армия освободит Мариуполь, эти тела будут находить и всему миру показывать. Они понимают это и прячут улики своих военных преступлений.
— Последняя идея, которую представили украинские власти, — обменять мирных жителей на арестованного [в Украине] Виктора Медведчука, кума Владимира Путина. Как вы относитесь к этой идее?
— Я этот план поддерживаю. Мы понимаем, что Медведчук может много рассказать обо всех планах Российской Федерации, агентах в высшем военном и политическом руководстве и России, и Украины. Какие отдавались команды, какие были финансы. Естественно, он интересный субъект. Я бы был рад, чтобы его обменяли на мирных жителей и военных Мариуполя. Для нас каждая жизнь важна.
Хотелось бы, чтобы снова все конфессии, все страны объединились, как 13 марта, и чтобы мы могли спасти людей. Мы на пороге большого праздника — Великой Пасхи. И если бы такая эвакуация случилась, я бы был очень счастлив.
— Вы говорите, что слова «вас бросил мэр», обращенные к мариупольцам, — это российская пропаганда. Но ведь вы сейчас не в Мариуполе. Когда вы выехали, при каких обстоятельствах?
— Еще 23 февраля ничто не предвещало беды. Мы провели сессию горсовета, выделили помещение для территориальной обороны и деньги на их [помещений] комплектацию. Войну я встретил в своей квартире, как и другие жители Мариуполя. Мой дом находится на левом берегу — он одним из первых получил удар.
Как мэр с первого дня войны я, в соответствии с законом о военном положении, утратил свое влияние. В военное время главным становится руководитель военной администрации [Павел Кириленко]. С наступлением войны город начал готовиться к обороне.
В тот же день, 24 февраля, мы провели ряд брифингов. Я собрал всех своих заместителей, сказал им, что началась война, что я остаюсь в городе, но никого не держу. Кто примет решение уехать — претензий не будет.
Затем я прибыл в командование штаба обороны Мариуполя. Спросил, что будем делать, гарантировал полное содействие в подготовке к обороне города. Мы копали рвы, варили противотанковые ежи, расставляли бетонные блоки — выполняли все задачи, которые нам ставили Вооруженные силы Украины. Точно так же было и 25, и 26 февраля. Я приезжал в штаб обороны Мариуполя и работал.
Двадцать шестого февраля мне позвонили и сказали, что в город зашла российская диверсионно-разведывательная группа из 40 человек с тяжелым вооружением и целью «отработать» по мне лично. Мне сказали, что не могут гарантировать мою безопасность в ночное время. Я позвонил руководителю военной администрации и поделился этой информацией. Он сказал, что знает об этом, и распорядился организовать мою работу за пределами города.
Двадцать седьмого февраля я в сопровождении полиции ехал в Мариуполь [на работу] и попал под обстрел. Дальше по дороге шли танковые бои, мы оказались отсечены от города. А уже 1 марта кольцо вокруг Мариуполя замкнулось.
Мои родители, брат с женой и маленьким ребенком долго находились в Мариуполе, смогли выехать намного позже. Они, кстати, тоже прятались в Мариупольском драмтеатре, но успели спастись до ракетного удара.
Мой профильный зам Михаил Когут оставался в городе до того момента, как на улицах начались бои [примерно 15 марта], координировал все коммунальные службы. Мы были с ним все это время на связи, обменивались информацией и руководили работой. Последнее совещание Когут провел 19 марта. Сотрудники штаба вышли на улицу и попали под обстрел, один из них был ранен. Последний руководитель коммунальных служб вышел из города 24 марта. До этого момента мы еще пытались поддерживать инфраструктуру. Ключевое слово — «пытались», потому что в условиях уличных, танковых боев что-то делать уже невозможно.
Но мы продолжаем фиксировать все преступления, которые совершает Российская Федерация. Разрушено 90% жилой инфраструктуры, причем 60% — прямым попаданием. Они все применяли — и авиацию, и «Грады», и огнемет «Солнцепек». 40% жилых домов уже невозможно восстановить, они спалили их просто в пепел. Один только остов остался, все остальное выгорело. Так выгорел дом моей бабушки.
Почему на меня злится российская машина пропаганды? Потому что мой рупор не замолкал до последнего, а мог бы замолчать еще 1 марта, когда они окружили город. Я мог рассказывать обо всех этих зверствах, обо всех нечеловеческих убийствах, которые совершили Путин и его армия.
— То есть после 27 февраля вы в городе не были?
— [Тринадцатого марта] я ехал в город вместе с первой эвакуационной миссией. Я прошел в глубокий тыл врага через 16 унизительных блокпостов. И, конечно, я прошел не как мэр. Вернулся живым оттуда. Встретил случайно в Третьей бердянской школе мою маму, мы обнялись и поплакали. И для меня было важно эту поездку совершить.
— Какая ситуация в городе сейчас? Есть ли там свет, тепло, вода? Российские медиа сообщают, что город возвращается к нормальной жизни.
— Откуда оно там возьмется, если все разрушено, если этого не было в планах Российской Федерации? Когда они первый раз перебили электросети, мы еще пытались их восстановить, но они обстреляли и ранили сотрудников аварийной бригады. Люди остаются без света, воды, газа и тепла. Более того, российские войска настолько все разрушили, что восстановить это практически невозможно.
— То есть даже когда они взяли под контроль город, они его не стали восстанавливать?
— Они еще не взяли под контроль город. «Вторая армия в мире» споткнулась и разбила лоб о город Мариуполь.
— Почему россиян не встречали в Мариуполе «с хлебом-солью»?
— Потому что мы выбрали путь европеизации — не абстрактно шли в Европу, а строили Европу в своем городе. У нас в центре Мариуполя появилась Европейская площадь с шикарным европейским фонтаном, километры заливных газонов, как в Лондоне. И наши дети на этих газонах сидели с кофе и гитарами.
Есть такая возможность в Ростове или Таганроге? Нет. Потому что россияне делают такие вещи только в двух городах. Мариуполь — провинция, [с 2014 года] мы были в 20 километрах от линии фронта. Но все равно город так ярко изменился, потому что мы сделали свой выбор в 2014 году. Еще тогда мой сын поступил в украинскую военную академию, и тогда люди [жители Мариуполя] знали о моей [проукраинской] позиции — и поддержали меня. За эти годы моя позиция не изменилась.
Но важно еще и то, как Россия встретила Мариуполь, — огнем, авиацией, убила более 20 тысяч человек. Русскоязычных, часть из них коренные русские.
— Все же некоторые люди пошли на сотрудничество с оккупантами. Российская пропаганда называет «новым мэром» Константина Иващенко, депутата городского совета от ОПЗЖ. Что это за человек? Хотите ли ему что-то сказать?
— Хочу ему передать привет. Чтобы он запомнил, что кровь от всех убийств не только на руках Путина, военно-политического руководства России, российских солдат и офицеров, которые получили и выполнили преступный приказ — хотя могли отказаться, — но и на руках Константина Иващенко. И он будет жить с этим всю жизнь. Он — соучастник этих убийств и зверств. Он корректировал огонь. Он уничтожал инфраструктуру, автобусы на эвакуацию, склады с продовольствием. Он расстреливал людей, которые стояли в очереди за хлебом и водой. Он звонил и заказывал авиацию по конкретным позициям, например по роддому и Драмтеатру, где люди живьем сгорели. Это его персональная ответственность.
— Многие читатели «Медузы» наверняка хотели бы помочь Мариуполю, но не знают как. Что люди могут сделать?
— Наша главная задача — информировать людей. Говорить честно о том, какие зверства совершила русская армия и Путин, отдавая преступные приказы. Пропаганда также содействовала этому. Поэтому важно, чтобы у людей была правдивая информация. Нельзя молчать, нужно говорить, говорить и говорить правду.
Беседовал Андрей Яницкий