Споры об обмене заключенными между Россией и Западом не утихают. Так кто больше выиграл от сделки — Москва, Вашингтон? А может, Берлин? Или вообще — Лукашенко? Вот что думают об этом эксперты
Резонансный обмен заключенными между Россией и Беларусью с одной стороны и странами Запада — с другой — вот уже несколько дней изучается экспертами с точки зрения выгод для разных участников сделки. Ее сложная конфигурация, которая включила в себя не только Москву и Вашингтон, но и несколько их союзников и посредников, оставляет открытым вопрос, кто извлек больше пользы из обмена. «Медуза» спросила у политологов и журналистов, специализирующихся на политическом анализе стран-участниц сделки, какие конкретно преимущества, на их взгляд, получили благодаря обмену Россия, США, Беларусь, Германия и даже Турция и кто кого переиграл — Владимир Путин, Александр Лукашенко, администрация Джо Байдена или правительство Германии.
Что выиграли от обмена США? Сделка для них получилась скорее удачной — или наоборот?
Александр Баунов, старший научный сотрудник Берлинского центра Карнеги по изучению России и Евразии:
США, а вернее действующая администрация [президента Джо Байдена], выиграла главное — показала, что способна вырвать своих граждан даже из рук самого Путина. Как я писал в своем тексте для проекта Carnegie Politika, ровно за три месяца до выборов кандидат в президенты Камала Харрис получила возможность показать массовому избирателю то главное, что тот ценит во внешней политике, — умение спасать своих граждан, попавших в беду за рубежом.
В дополнение к этому демократическая администрация получила ответ на вечные упреки [Дональда] Трампа в том, что она не умеет разговаривать с Путиным и добиваться результатов. Теперь демократам есть чем крыть».
Михаил Троицкий, приглашенный исследователь Центра Дэвиса в Гарвардском университете:
США руководствовались гуманитарными соображениями. Администрация Байдена и лично президент обещали «вернуть домой» граждан США, сидевших в российских тюрьмах, и помочь российским политическим заключенным — в первую очередь Алексею Навальному. После убийства Навального в тюрьме интерес к обмену временно снизился, но в последующие месяцы вернулся, поскольку о судьбе политических заключенных беспокоилась также Германия, в руках которой находился ключевой объект интереса для России [сотрудник ФСБ Вадим Красиков, отбывавший в Германии пожизненный срок].
Для администрации Байдена обмен стал несомненным успехом — президент обещал и выполнил свое достаточно рискованное обещание. Это видно по реакции Дональда Трампа, ранее утверждавшего, что только он, Трамп, лично способен договариваться с Россией по чувствительным вопросам. И Трамп не столько выразил удовлетворение возвращением домой американских граждан, сколько раскритиковал сделку по обмену заключенными.
Что выиграла от обмена Россия? Сделка для нее получилась скорее удачной — или наоборот?
Александр Баунов:
Россия, а вернее российский режим получил четыре вещи:
- Путин укрепил отношения со спецслужбами, в том числе с теми в них, кто выполняет грязную работу;
- попытался доказать свой тезис, что изолировать Россию невозможно: не только Глобальный Юг, но и Запад будет разговаривать с Москвой (правда, для доказательства тезиса пришлось действовать в стиле государства-мафии);
- попытался доказать тезис, что оппозиционеры и несогласные — это западные агенты, раз Запад их меняет;
- взаимодействие в духе холодной войны повышает самооценку режима.
Такая война (о чем я тоже писал в статье для Carnegie Politika) — вершина геополитического могущества СССР, пик его глобальной мощи. Это биполярный мир, где Россия была одним из полюсов. Все, что напоминает холодную войну в нынешнем конфликтном состоянии России, — это не утрата достижений разрядки, а возвращение на оставленные высоты. Уравнение выстраивается легко: раз Россия вернулась к практикам пиковых нагрузок холодной войны и в этих практиках участвует Запад, значит, и возвращение утраченного глобального значения где-то рядом.
Другой элемент холодной войны — то, что триллер не вполне шпионский. С одной его стороны — действительно российские агенты, с другой — помимо их возможных западных коллег, если такие в схеме вообще присутствуют, — журналисты, оппозиционеры, диссиденты, политические и гражданские активисты, даже художники. Такая схема тоже характерна для холодной войны, когда советский режим регулярно обменивал своих разведчиков на своих же политзаключенных.
Опять то, что со стороны может казаться (и несомненно является) деградацией российской правовой системы, в оптике режима в его нынешней фазе выглядит скорее достижением: западные правительства вновь пошли на тот тип обмена, который практиковался во время холодной войны, — одних российских граждан на других российских граждан, а так называемые диссиденты наконец-то открыто выставлены тем, кем они и являются — агентами враждебного Запада. Причем Запад словно бы подтверждает эту гипотезу.
Михаил Троицкий:
Россия вновь показала, что тактика обмена граждан западных стран, отправленных в России в тюрьму за наличие в багаже конфет или ингаляторов с каннабисом, на интересующих Москву граждан России, осужденных в западных странах за шпионаж, в целом работает. Тем не менее России пришлось пойти на высылку собственных граждан вопреки их желанию. Эта практика времен холодной войны скорее всего не повысит рейтинг России в глазах международной общественности.
С одной стороны, например, Китай, Иран или КНДР не были замечены в высылке собственных граждан на Запад в рамках обмена на агентов китайского, иранского или северокорейского правительств. С другой стороны, готовность Москвы на такую высылку политических заключенных может свидетельствовать о большем гуманизме российского правительства по сравнению с другими перечисленными.
Пока сложно оценить долгосрочные выгоды или потери России от такого обмена. Тем не менее судя по тому, что российские представители предупреждали высылаемых диссидентов о возможных негативных последствиях продолжения их активной оппозиционной деятельности за рубежом, Москва видит прямые риски в освобождении главных российских политзаключенных, даже если они не смогут немедленно вернуться на родину и будут вести свою деятельность из-за границы.
Что выиграла от обмена Германия? Сделка для нее получилась скорее удачной — или наоборот?
Алексей Юсупов, политолог, руководитель российских программ Фонда Фридриха Эберта:
Спустя несколько дней после обмена мы уже обладаем достаточной информацией, чтобы понять, что Германия к российско-американскому переговорному процессу подключилась только в этом году. И на все первые запросы Вашингтона МИД в лице министра Анналены Бербок отвечал отказами, потому что сделка не соответствовала интересам Берлина.
- Во-первых, Бербок не считала допустимыми переговоры с Путиным во время войны, в момент, когда Россия выходит из международных институтов, нарушает прежние договоренности, показывает цинизм и оппортунизм во внешней политике.
- Во-вторых, в Берлине небезосновательно опасались, что такие сделки могут подстегнуть Кремль и дальше активно заниматься тем, что называется hostage diplomacy, то есть брать в заложники зачастую случайных людей и создавать обменный фонд для возвращения своих агентов или еще каких-то фигур из западных тюрем. Это особенно актуально для Германии, поскольку многие граждане страны продолжают ездить в Россию, а МИД относительно поздно, в начале этого года, выпустил предостережение о рисках таких визитов.
- Наконец, третье соображение, удерживавшее «партию Бербок» от согласия на российско-американский план, заключалось в том, что Алексей Навальный, на тот момент бывший частью сделки, может после вызволения из тюрьмы из принципиальных соображений захотеть вернуться в Россию, что свело бы на нет все усилия переговорщиков. Из того, что мы услышали из уст некоторых освобожденных политических заключенных за последние дни, можно заключить, что этот риск действительно не был бы нулевым в случае Навального. А такой шаг однозначно обесценил бы в глазах немецкого общества решение освободить из тюрьмы приговоренного к пожизненному сроку убийцу.
Тем не менее, вопрос об обмене по инициативе американской стороны поднялся на уровень руководителей стран — президента США Джо Байдена и канцлера ФРГ Олафа Шольца. А Шольц за время своего правления показал себя как последовательный «трансатлантический» политик, которому очень важна координация своих позиций с Вашингтоном (мы не раз видели это на примере увязки поставок вооружений — танков Leopard или ракет Taurus — Украине с помощью Киеву). В общем, Берлин не делает во внешней политике ничего из того, что еще не сделал Вашингтон, и уровень согласования решений небывало высокий. Консультации проходят практически каждую неделю — такое себе было сложно представить во времена, предшествовавшие нынешним потрясениям на территории Европы из-за нападения России на Украину.
И здесь стоит поговорить об остроте интереса США и Германии к сделке. Фокус Вашингтона, безусловно, был шире — для американского общественного мнения освобождение таких фигур, как ранее Бритни Грайнер, а на этот раз Пол Уилан и Эван Гершкович, представляло высокий приоритет. У Германии такого приоритета — и соответственно, интереса — в этой сделке не было. Но все же три интереса выделить можно:
- удовлетворить настойчивую просьбу своего ближайшего союзника, произнесенную три или четыре раза — и до и после смерти Навального;
- освободить из российской тюрьмы своих граждан, пусть их дела и не вызывали резонанса, сравнимого с кейсами Красикова, Гершковича или еще каких-то обменных целей России и США;
- максимально не продешевить с обменом Красикова, вызвавшим много протестов в юридической и судейской среде Германии и раскритикованным даже Федеральной прокуратурой.
Дело в том, что пусть формально процесс и соответствовал букве закона — но не его духу, не традициям, сложившимся в стране за долгие десятилетия практики. Освобождение осужденного за столь серьезное преступление и приговоренного к столь суровому наказанию человека в принципе снижает авторитет местной судебной системы. Кроме того, многим не понравилось непосвящение в планы по обмену не только прокурорских работников, но даже и семьи убитого Красиковым Зелимхана Хангошвили.
На мой взгляд, властям Германии удалось не продешевить. Руководители БНД, которые непосредственно вступили в переговоры с немецкой стороны, добились повышения «цены» Красикова сразу до нескольких освобожденных лиц с российской стороны. Это можно назвать успехом: интересы Берлина были сбалансированы, озвученные приоритеты реализованы, но важнее даже то, что у немецкой дипломатии впервые за долгое время получилось провести жесткие переговоры.
Что выиграла от обмена Беларусь? Сделка для нее получилась скорее удачной — или наоборот?
Артем Шрайбман, приглашенный эксперт Берлинского центра Карнеги по изучению России и Евразии:
Беларусь как страна от сделки скорее проиграла, потому что в нее не удалось включить белорусских политзаключенных, что только подчеркнуло неприоритетность этой темы для западных правительств, участвовавших в обмене.
Главный успех для Александра Лукашенко — оказанная Путину и крайне ценная для российского президента услуга по принуждению Берлина к сделке через смертный приговор гражданину Германии [Рико Кригеру]. Эту услугу, почти наверняка, оплатят иначе, через какие-то формы экономических субсидий.
При этом субъектность Лукашенко в глазах Запада еще сильнее снизилась — он показал себя как сателлит, который в очередной раз выполнил волю Кремля. Это бьет по долгосрочной способности Лукашенко к каким-то прямым сепаратным переговорам с Западом, как он любил делать раньше.
А Турция получила какую-то выгоду от сделки как посредник?
Руслан Сулейманов, востоковед:
Реджеп Эрдоган в очередной раз показал своим западным партнерам, что он является для них незаменимым посредником в том, что касается любых переговоров и потенциальных сделок с Россией. И это то, что, несмотря на членство в НАТО, дает ему своего рода окно возможностей на сохранение тесных контактов с Путиным, на жесткую критику Израиля и поддержку ХАМАС, а также на продолжение репрессий в отношении известных политиков и журналистов внутри Турции. И Эрдоган этим пользуется.
Так кто кого переиграл благодаря этому обмену?
Александр Баунов:
Снова процитирую свою статью. Не стоит записывать в актив сторонам обмена — Путину и Западу — исключительно тот политический капитал, который они могут из него извлечь. Произошел обмен не бездушными единицами товара, а обладающими собственной субъектностью людьми.
И если Путин получил раскрытых агентов, которых вряд ли можно будет использовать по прямому назначению, на стороне его критиков оказалось несколько энергичных политиков, нарастивших личный символический ресурс за время пребывания в тюрьмах. Это может быть ценным приобретением для зарубежной части российской оппозиции, которая изнутри страны, прежде всего со стороны адаптирующихся к новому уровню репрессий граждан, выслушивала упреки в легковесности собственных высказываний. Людям, получившим сталинские сроки и чудом вышедшим из тюрьмы, вряд ли получится адресовать такие упреки, а судя по первой же пресс-конференции, освобожденные настроены активно действовать именно в рядах зарубежной оппозиции.
В некотором смысле обмен — это не только завершившийся сюжет про выход на свободу конкретных людей, но и начало сюжета про обновление состава российской зарубежной оппозиции и ее отношений с независимыми гражданами внутри страны и с внешним миром.
Михаил Троицкий:
Дипломатически Россия не предстает в выгодном свете, высылая своих граждан, даже если часть жителей России можно было бы убедить в том, что выслали в основном предателей и агентов западных государств, только по недоразумению обладающих российским гражданством.
В свою очередь США и Германия теперь подвержены риску дальнейших задержаний их граждан за мишек с каннабисом — с целью дальнейшего обмена. Тем не менее реакция, например, немецких СМИ и части общественности показывает, что второй аналогичный обмен западным странам будет провести достаточно сложно, если речь опять пойдет о необходимости возвращения в Россию осужденных за тяжкие преступления, совершенные на Западе. В этом смысле, думаю, говорить о создании прецедента рано.
Ситуация как в российской политике, так и на внутриполитической арене США и европейских стран остается динамичной, так что политического расклада, аналогичного сегодняшнему, в будущем может просто не возникнуть.
Алексей Юсупов:
Можно сказать, что выиграли все стороны — бывает, что подобные сделки работают именно так. И симметричность картинок встречи освобожденных людей в США и России доказывает, что Вашингтон и Москва готовы были демонстрировать свое удовлетворение обменом.
Германия, которая подключилась к переговорному процессу позднее, несмотря на более острую общественную дискуссию о результатах сделки, скорее все же тоже выиграла. Канцлер Шольц показал, что может проводить в жизнь сложные политические решения даже на фоне сопротивления части бюрократического аппарата, а также оказал, к сожалению, посмертную услугу Алексею Навальному, с которым встречался лично и которого сильно уважал, — вызволил из застенков трех его соратников.
Наконец, из слов участвовавших в переговорах с немецкой стороны лиц в прессе можно сделать вывод, что во время переговоров в Берлине почувствовали ослабление позиции Кремля — вероятно, из-за риска возвращения в Белый дом Дональда Трампа и практически неминуемого после этого ухудшения отношений США и Германии, что могло поставить всю конструкцию сделки под угрозу. Этим и был достигнут тот, цинично выражаясь, выгодный «обменный курс», по которому прошел обмен для Запада.
Артем Шрайбман:
Мне сложно рассуждать про Запад или Россию, я не эксперт в этом уровне политики. Но мне кажется, дипломатия тут — не главное поле достижений. Политически Путин решил задачу донести до всех своих остальных агентов, что в критическом случае их не бросят. Это должно воодушевлять этих людей на новые свершения. Байден тоже получил важный политический актив перед выборами, выбив потенциальное дипломатическое достижение из рук республиканцев. Главным «проигравшим» выглядит Германия, которую, по сути, принудили к сделке, причем со всех сторон — США через дипломатию и Москва руками минского суда, который вынес смертный приговор Рико Кригеру.
Отдел «Разбор»