«Вы там не очень увлекайтесь, Красиков может за вами и вернуться» Пресс-конференция после освобождения Ильи Яшина, Владимира Кара-Мурзы и других политзаключенных. Репортаж «Медузы» из Бонна
В немецком городе Бонн 2 августа прошла пресс-конференция Ильи Яшина, Владимира Кара-Мурзы и Андрея Пивоварова — российских оппозиционных политиков и бывших политзаключенных, которых странам Запада удалось вывезти из России в ходе исторического обмена. На встрече с журналистами Яшин, Кара-Мурза и Пивоваров вкратце рассказали о заключении, обмене — и о том, как они намерены бороться с режимом Владимира Путина, оказавшись на свободе, но не в своей стране. «Медуза» побывала в Бонне — вот что там происходило.
Илья Яшин, Владимир Кара-Мурза и Андрей Пивоваров вошли в здание Deutsche Welle в Бонне не через главный вход, а поднялись из подземного гаража. В конференц-зале журналисты встречали их стоя: большинство снимало появление освобожденных политзаключенных на телефоны, некоторые аплодировали — но как будто несмело, не дольше десяти секунд.
Кара-Мурза, Пивоваров и Яшин сели за стол на небольшой сцене. Крайнее место справа осталось пустым: Кевин Лик — единственный из них все еще в серой тюремной робе — почти всю конференцию провел стоя и довольно далеко от сцены. Перед ней в пять рядов сидели российские и зарубежные журналисты, за ними стояли операторы с камерами — а над ними возвышался Лик, переминаясь с ноги на ногу. Всего в зале собрались около 70 человек.
Первым начал выступать Пивоваров — он твердо смотрел в зал и произносил будто давно заготовленную речь.
Наше освобождение подарило надежду всем политзаключенным. Мы потратим все силы, чтобы наша страна стала свободной. Главная задача — выработать шаги, которые бы позволили людям в России выражать политическую позицию на приемлемом для них уровне риска.
Кара-Мурза выглядел уставшим и задумчиво осматривал зал. Яшин расслабленно улыбался — и время от времени брал телефон, чтобы ответить на сообщения. Позже, когда он снял очки, стало видно, что у него очень красные и уставшие глаза — как у человека, который давно не спал.
Перед пресс-конференцией Кара-Мурза, Пивоваров и Яшин успели переодеться из тюремной одежды в новые рубашки, футболки и толстовки, которые им привезли в том числе сотрудники ФБК. «Мне не дали забрать из колонии ничего, кроме зубной пасты, зубной щетки и робы, которую я уже обещал подарить музею „Мемориала“», — поделился Яшин.
Кара-Мурза признался, что за время обмена успел «позавидовать лагерной робе Ильи», потому что его самого в СИЗО «Лефортово» перед посадкой в самолет раздели до подштанников, не оставив даже арестантской униформы. «В Турцию с Германией я летел в кальсонах, исподней майке и в резиновых тапочках для душа», — описывает Кара-Мурза.
«У меня уже вторые сутки впечатление, что я смотрю кино на каком-то странном большом экране, — признался Кара-Мурза. — Потому что так не бывает, что неделю назад ты с руками за спиной ходишь по „крытке“ в Омске, а теперь уже сидишь на пресс-конференции в городе Бонне на живописном берегу Рейна. Так как будто не бывает — но бывает. Благодаря тем людям, для которых человеческая жизнь оказывается важнее так называемой Realpolitik».
Все трое до последнего момента точно не знали, что происходит, рассказал Кара-Мурза: «Я был уверен, что умру в путинской тюрьме. Я осознал ситуацию только вчерашним утром [1 августа] — когда оказался в автобусе и увидел Андрея, и Илью, и Олега Орлова, и Алсу Курмашеву — только в этот момент я понял, что происходит обмен. До того я успел, если честно, подумать, что меня просто выведут [за пределы ИК] и расстреляют».
«Если в шесть утра вас поднимает и кормит завтраком лично начальник колонии, а потом поднимает ваши вещи и сам их куда-то несет, значит, происходит что-то невозможное. Как будто черный снег пошел», — добавил Андрей Пивоваров.
Заметно, как выступающие оживляются, рассказывая о тюремном быту и порядках. Все трое увлеченно рассказали о том, как немецкие врачи обнаружили у них дефицит витамина D. А после Пивоваров вспомнил, как не курил, не ел сладкого и занимался спортом. В ответ Яшин похлопал его по животу и сказал: «Но сладким-то ты наверное злоупотреблял».
Их разрешения на обмен никто с российской стороны «не спрашивал», продолжил Кара-Мурза. 23 июля его забрали из камеры и посадили в одном из помещений колонии «под большой портрет Путина». В разговоре с журналистами политик вспомнил, как его заставляли писать обращение к президенту с просьбой о помиловании — по его словам, его «переспросили пять раз», но он отказался. Он также добавил, что все вылетевшие из России заключенные пересекали границу по внутренним паспортам — заграничные им так и не выдали.
«Когда нас вчера оформляли здесь, в аэропорту Кельн/Бонн, специальный переводчик объяснял пограничникам, что здесь вообще написано. „Ни посадить по закону не могут — ни освободить“ — могу только повторить эти слова Владимира Константиновича Буковского», — рассказал Кара-Мурза. Эти слова советского диссидента за время пресс-конференции он процитировал четырежды — дважды на русском и дважды на английском.
Похожим образом — как «иезуитское издевательство» — описал поведение российских властей во время обмена Илья Яшин. Прежде чем обратиться к собравшимся на пресс-конференции, политик надел очки, прищурился, вглядываясь в зал, и признался журналистам, что рад их видеть.
«Скажу откровенно, я сегодня испытываю противоречивые чувства — и эмоциональное возбуждение, и подавленность, — сказал Яшин. — Я с первого дня за решеткой говорил, что не готов ни к каким обменам. Публично просил не включать меня ни в какие обменные списки. Я отказался покидать Россию под угрозой ареста, понимая себя как российского политика и патриота, чье место — в России. Пусть даже и в тюрьме, но в России».
Если до этого политик выглядел спокойным, то рассказывая о желании остаться в России, он почти кричал. Он рассказал, как ему тяжело от того, что на свободу вышел убийца Вадим Красиков. Стук его ладоней об стол резко отдавался в микрофоне.
Яшин выразил сожаление, что российские власти решили включить в список на обмен его, а не Алексея Горинова — он назвал его «товарищем по совету депутатов Красносельского района», «которого мучают во Владимирской колонии, мотая между ШИЗО и лазаретом».
Также Яшин упомянул инженера Игоря Барышникова, получившего «чудовищный срок» в 7,5 лет за антивоенные посты в фейсбуке, несмотря на онкологическое заболевание. А еще — журналистку Марию Пономаренко, активиста Михаила Кригера, адвокатов Алексея Навального Алексея Липцера и Вадима Кобзева, а также бывшего технического директора ютьюб-канала «Навальный Live» Даниэля Холодного.
[Это] те люди, об освобождении которых я и мои товарищи умоляли. И Горинов, и Холодный до последнего момента были в списке на обмен, но их вычеркнули, оставив в России как заложников. И это просто невыносимо: когда человека, который говорит, что никуда не уедет из страны, в нарушение всех законов берут и вышвыривают из страны. А тех, кого действительно надо вытаскивать, кто может сегодня и завтра умереть в тюрьме, там оставляют и продолжают мучить. Это невыносимо.
После речи о тех, кого российским властям стоило отпустить вместо него, Яшин откинулся на спинку стула, глядя в одну точку и сжав губы.
За время пресс-конференции он несколько раз целиком пролистал лежащий перед ним на столе блокнот.
За несколько дней до обмена ко мне пришел начальник колонии [№ 3] под Смоленском, и предложил мне писать прошение о помиловании. Я сказал, что не буду, потому что не считаю для себя возможным обращаться к президенту Путину, которого считаю военным преступником, тираном и убийцей. На следующий день ко мне приехало руководство управления ФСИН по Смоленской области — и продолжили меня уговаривать обращаться к Путину. Я категорически отказался подписывать любые прошения. Потом меня погрузили в автозак и буквально в одной робе повезли спецэтапом в Москву.
Когда Яшин понял, что находится в «Лефортово», то написал начальнику изолятора, что Конституция РФ запрещает высылку из России граждан без их согласия. В заявлении политик подчеркнул, что настаивает «на своем законном праве оставаться на территории страны». На пресс-конференции он дословно зачитал это обращение и назвал его «документом, который сделал высылку из России абсолютно незаконной».
Яшин заявил, что «никогда не смирится с ролью эмигранта» и не считает произошедшее обменом. «Я рассматриваю это как незаконное выдворение из России — против моей воли. И больше всего мне сейчас хочется вернуться домой. Когда я оказался в Анкаре, а потом в Германии, первым желанием было немедленно поехать в аэропорт, взять билет и вернуться в Россию», — сказал он.
Однако, продолжил Яшин, сотрудники ФСБ, которые сопровождали его в процессе обмена, дали ему понять, что его возвращение сделает невозможными следующие обмены.
Мой конвоир на прощание сказал мне буквально следующее: «Ты, конечно, можешь вернуться в Россию, как Навальный. Ты будешь арестован, как Навальный. И дни свои закончишь, как Навальный». Но самое страшное, что мое возвращение исключит любые обмены политзаключенных в обозримой перспективе — и радикально усилит позиции противников обмена, которые сейчас говорят о том, что канцлер Шольц совершил ошибку и что нельзя отпускать убийц.
Яшину было тяжело осознавать, что он вышел на свободу, потому что отпустили Вадима Красикова. Он понял «сложную этическую дилемму», с которой столкнулось немецкое правительство, но подчеркнул, что «это мотивирует Путина брать новых заложников и умножать число политических заключенных». В то же время Яшин признал, что «Путин все равно продолжал бы брать заложников, потому что диктаторы всегда так делают — всегда берут заложников и публично их мучают, эксплуатируют гуманистические чувства своих оппонентов». «Путин будет это делать независимо от того, будут ли западные правительства спасать этих людей или их игнорировать», — сказал политик.
Все трое сообщили, что планируют продолжить заниматься российской политикой. Яшин, впрочем, признался, что пока не знает, как именно.
Хочется дать вам красивый ответ, что «наш моральный авторитет будет направлен на то, чтобы объединить демократические силы — чтобы люди двинулись вперед к победе демократии». Но честный ответ — что я не знаю, как заниматься российской политикой за пределами России. Я этого не умею. Но я этому научусь.
Кара-Мурза сказал, что хотел бы сделать антироссийские санкции более эффективными — то есть направленными на представителей власти, а не на население: «Это и крайне несправедливо, и дает путинской пропаганде замечательный материал», — подчеркнул политик.
Пивоваров заявил, что намерен «вывести российскую оппозицию из состояния „нужно переждать, нужно пережить“»:
Меня коробит эта фраза: «Давайте подождем». Наша задача — сделать так, чтобы мы несли тем, кто находится под давлением сейчас, идеи, что мы можем делать прямо сейчас. Не ждать, а действительно действовать. На нас ориентируются те, кто молчит. Кто хотел бы выступать, но не может это делать. И наша задача сейчас — направить этих людей… Выработать те простые шаги, которые позволят людям, приняв на себя тот уровень риска, который для них допустим, проявить свою политическую позицию.
Кара-Мурза присоединился к словам Пивоварова и призвал россиян не верить «кремлевской лжи». «Два с лишним года в путинской тюрьме укрепили мою веру в наших людей, потому что каждый день я получал пачки писем из мест, где я никогда не бывал и о которых, может быть, даже не слышал. И люди в них не боялись писать о том, что против этой войны, в официальной тюремной переписке, указывая свое имя и адрес», — рассказал политик.
Яшин вернулся к вопросу освобождения российских политзаключенных, которые все еще не попали в обменные списки:
Мы должны добиваться политической амнистии — освобождения людей постатейно, а не пофамильно. Это требование, которое необходимо выдвигать Владимиру Путину. И сдвинуть ситуацию с мертвой точки может только урегулирование военного конфликта в Украине. Чтобы люди начали массово выходить на свободу, должна закончиться преступная, агрессивная война, которая уничтожает и украинцев, и нашу страну.
Формировать «конструктивный образ послепутинской России» нужно начинать уже сейчас, продолжил Кара-Мурза. Страна, по его мнению, должна быть готова к «крупным политическим изменениям», которые произойдут «мгновенно».
На первом нашем рейсе [до Анкары] у каждого из участников обмена (а нас было 16 человек) был свой персональный «кэгэбэшник» — сотрудник ФСБ, — который отвечал за наш вывоз. И мой прикрепленный товарищ, который сидел слева от меня, когда самолет взлетал, повернулся ко мне и сказал: «Смотрите-смотрите. Последний раз видите родину». Я ему сказал: «Знаете, что. Я историк по образованию — и я не только верю, но я точно знаю, что все мы в Россию обязательно вернемся».
Но было и другое напутствие. «Когда мы летели вместе с сотрудниками ФСБ в Анкару, один из них обратился к нам с Владимиром — сказал: „Ну, вы там не очень увлекайтесь, потому что Красиков может за вами и вернуться“. Это была, конечно, шутка, но неприятная — по коже пробежал легкий морозец», — признался Яшин.
Пока политики выступали со сцены, к 19-летнему Кевину Лику время от времени подходили журналисты. Он сутулился, старался не делать лишних движений — и как будто то сжимался, то вытягивался в струну. А на вопрос о том, почему он не выступает перед журналистами с Яшиным, Пивоваровым и Кара-Мурзой, ответил, что «не так опытен в таких вещах». В его планах — увидеться с мамой Викторией, которая скоро должна прилететь в Германию из России, и окончить немецкую школу.
После одного из интервью к Лику подошла женщина в длинном желтом платье и коротко, но настойчиво стала предлагать ему помощь. Он растерялся, но женщина продолжила: «Скажите мне свой размер одежды и обуви, есть волонтеры, которые это все с удовольствием купят». Лик сначала опустил глаза и заверил женщину, что ему ничего не нужно, но после под ее натиском все же согласился.
Ближе к концу конференции женщина во втором ряду возмутилась: «Ни одного вопроса ни про Украину, ни про военнопленных».
Несколько человек по очереди подошли к сцене, чтобы обнять блондинку в черном платье — это Татьяна Усманова, жена Андрея Пивоварова. Ее поздравили с освобождением мужа, она ответила, что уже очень хотела бы с ним пообщаться — «но их разделяет стена из журналистов». Представители ФБК — Мария Певчих, Леонид Волков, Иван Жданов и другие — казалось, хотели, чтобы мероприятие продолжилось уже на улице. Со сцены послышалось: «Пусть Волков подождет — его в отличие от нас не освобождали из тюрьмы».
Чуть позже из зала вывели Яшина и Пивоварова — в окружении журналистов. С Кара-Мурзой было не так просто — вокруг него возник спор англоязычных корреспондентов о том, кто первым запишет на камеру следующее интервью. Политик спокойно уверял: «Я вам обещал, значит, все сделаем».
* * *
У входа в здание Deutsche Welle на подвесном мосту собрались несколько десятков российских активистов. Плакат виден только один — мужчина в клетчатой рубашке держит черный лист, на которым белыми буквами написано: «Вы — наши герои».
Первым окружили Яшина — вручили два букета и начали задавать вопросы. Выяснилось, что его ближайшие планы на два-три дня — «поспать». А еще — дождаться родителей и провести как можно больше времени с ними. После этого Яшин уходит под аплодисменты активистов со словами: «Сейчас выйдут Пивоваров с Кара-Мурзой, вы их не отпускайте».
На мосту осталось около 30 активистов — журналисты держатся от них обособленно, у другого края моста. Неподалеку на коленях перед телефоном сидит Христо Грозев. Сначала кажется, что он фотографирует логотип Deutsche Welle на белой стене — но он дает интервью. Слышно, как он говорит на русском: «То, что я сегодня видел, показало, что миссия была оправдана».
Лилия Яппарова при участии корреспондентки, попросившей об анонимности