Адвокаты Навального арестованы как «участники экстремистского сообщества». А как же адвокатский статус — разве он их не защищает? И как это дело скажется на российском праве? (Спойлер: разрушительно)
Что случилось?
В пятницу, 13 октября 2023 года, российские силовики задержали сразу нескольких адвокатов.
Об обысках у бывших и действующих защитников Алексея Навального — Игоря Сергунина, Вадима Кобзева и Алексея Липцера — стало известно утром. Всех троих сразу задержали. А вечером Басманный суд Москвы отправил адвокатов в СИЗО как обвиняемых по уголовному делу об участии в «экстремистском сообществе» (часть 2 статьи 282.1 УК РФ, максимальное наказание — шесть лет лишения свободы; очевидно, что под «экстремистским сообществом» тут имеются в виду структуры Навального).
Навальный узнал о преследовании своих защитников прямо во время суда — политик находился на заседании по своему иску к колонии, где он сидит. Он заявил, что эти события характеризуют «состояние законности в России»: «Как в советские времена, преследуют не только политических активистов и превращают их в политических заключенных, но и их адвокатов».
Кроме того, 13 октября в аннексированном Россией Крыму был задержан адвокат Алексей Ладин, защищавший украинских военнопленных и политзаключенных. У него прошел обыск, а сам защитник оказался под арестом — правда, не по уголовному, а по административному делу — на 14 суток.
Правозащитный проект «Первый отдел» опубликовал открытое письмо, в котором объявил, что «в России на государственном уровне преследуются адвокаты». Адвокат Игоря Стрелкова (Гиркина) Александр Молохов призвал к забастовке адвокатов; с аналогичным предложением выступили покинувший Россию адвокат Дмитрий Захватов и авторы петиции, опубликованной на сайте Legal Petition.
Арест адвоката — это вообще законно?
Формально — да.
В отличие от депутатов, у адвокатов нет неприкосновенности, поэтому они вполне могут подвергнуться уголовному преследованию. В России это происходит нередко: в 2022 году, по официальным данным, дела завели на 181 адвоката.
Единственное ограничение, прописанное в законе, — дело в отношении адвоката может возбудить не любой следователь. Право на это есть только у руководителя регионального Следственного комитета. В идеале такое ограничение должно исключить случаи, когда следователь избавляется от «неудобного» адвоката, инициировав его преследование. Однако требование закона давно превратилось в формальность, рассказывает «Медузе» адвокат, имеющий опыт защиты своих коллег:
Если читать закон буквально, можно подумать, что руководитель СК по региону сам должен проверить, не сделал ли защитник чего плохого. Но в реальности этим занимается все тот же районный следователь, от произвола которого и должна уберечь адвоката норма закона. Именно он собирает и отправляет наверх все необходимое для возбуждения дела. Начальнику остается это лишь не глядя подписать. Если же говорить о политических делах — решения там принимаются на другом уровне, с которым ни один сотрудник СК спорить не станет.
И провести обыск у адвоката тоже можно?
Именно так. Хотя и тут есть несколько ограничений, рассказывает «Медузе» защитник Сафронова, основатель правозащитного проекта «Первый отдел» Иван Павлов. В 2021 году он сам стал фигурантом уголовного дела и вынужден был покинуть Россию.
- «Обыск у адвоката должен обязательно сакнционироваться судом, а в решении суда должно быть четко указано, какие предметы подлежат отысканию и изъятию в ходе этого обыска», — говорит Павлов. При этом «частенько на практике это все нарушается», добавляет адвокат.
- Еще одно ограничение: по закону обыск у адвоката можно производить, только если тот уже стал фигурантом уголовного дела. Как рассказал «Медузе» адвокат Александр Попков, этот факт заставляет еще сильнее опасаться за судьбу Алексея Ладина, у которого прошел обыск, хотя об уголовном деле в его отношении пока ничего не известно.
- Попков добавляет, что иногда оперативники приходят домой или в офис к адвокатам без возбужденного дела, называя это не обыском, а осмотром или обследованием, хотя фактически разницы нет. «Все это противозаконно, но российские суды это все вполне одобряют», — объясняет Попков.
Как отмечает в своем телеграм-канале адвокат Анастасия Пилипенко, в 2022 году суды рассмотрели вопрос об обыске, выемке или осмотре в отношении адвокатов 427 раз, удовлетворив 412 ходатайств и отказав только в 11 случаях, при этом само следствие отозвало лишь четыре ходатайства. Всего за последние пять лет обыски у адвокатов были разрешены примерно в 2400 случаях — если округлить данные судебного департамента в меньшую сторону, оценивает Пилипенко. «Даже со скидкой на то, что обыски могут проводиться не только в офисе адвоката, но и дома, и на даче и так далее, то количество все равно впечатляет», — считает адвокат.
Обыск, осмотр, обследование — в чем вообще разница?
Все это по закону — совершенно разные вещи.
Санкцию на обыск дает суд — и в случае с жильем или офисом адвоката на таком мероприятии должен присутствовать представитель адвокатской палаты (подробнее об этом — ниже). При этом правоохранители вправе открывать любые двери и изучать любые документы.
Осмотр можно проводить без представителя палаты (пусть, формально, лишь в исключительных обстоятельствах) — правда, и изучать правоохранители могут только открытые помещения и вещи в свободном доступе. Требовать открыть шкаф или сейф они не вправе.
Обследование вообще нужно не для поиска улик, а для пресечения преступлений. Однако в реальности правоохранители часто проводят обыск, называя его потом в документах осмотром или обследованием, объясняют собеседники «Медузы».
А почему в законе столько исключений для адвокатов?
Потому что в руках адвокатов находятся сведения, которые им доверили клиенты, — их также называют «адвокатской тайной». Если эта информация попадет к следователям, они могут ею недобросовестно воспользоваться — и законодатели когда-то пытались этого не допустить.
По закону адвокатской тайной считаются любые сведения, «связанные с оказанием адвокатом юридической помощи своему доверителю». Сюда относится все, что доверитель рассказал защитнику, любые документы, которые ему передал клиент, сумма гонорара адвоката и даже сам факт обращения к нему за консультацией (во всяком случае, пока сам доверитель не разрешит сделать эту информацию публичной).
Но ведь во время обыска адвокатскую тайну нарушают?
Есть правила, которые должны ее защищать даже во время обыска, — но на практике они не работают.
По закону для обыска у адвоката следователь должен не только получить санкцию суда, но и предупредить адвокатскую палату региона, чтобы та отправила на место своего представителя. Это тоже адвокат, который должен следить, чтобы адвокатская тайна не была раскрыта.
Однако в реальности обыск могут начать еще до того, как представитель палаты приехал на место: только в Москве за 2021–2022 годы такое случалось как минимум трижды.
Но даже присутствие представителя палаты ничего не гарантирует, говорит Иван Павлов:
[Во время обыска по моему делу] в офисе кучу всяких документов изъяли, которые… имели отношение к другим адвокатам. Офис был не только мой, но и других адвокатов, их места были обозначены. Во время обыска присутствовали представители палаты, они обращали внимание [на нарушения закона], что-то им удалось отбить и не дать изъять, что-то не удалось.
Что бывает с изъятыми у адвокатов документами?
Они могут надолго оказаться в распоряжении следователей.
Как утверждает Павлов, ни ему, ни его коллегам так и не вернули вещи и документы, которые изъяли во время обысков в 2021 году. Таким образом, в руках силовиков до сих пор находятся материалы, которые могут касаться людей, совершенно не связанных с делом Сафронова и самим Павловым.
Иногда проведение обыска у адвоката удается обжаловать, но на это могут уйти месяцы. «[К этому времени] документы [составляющие адвокатскую тайну] уже просмотрены, а если это компьютер, то вся информация уже давно скачана», — объясняет «Медузе» адвокат Александр Попков.
При этом в законе прямо прописано, что сведения и предметы, составляющие адвокатскую тайну, нельзя использовать как доказательства. Однако опрошенные «Медузой» адвокаты говорят, что все это может пригодиться правоохранителям — например, чтобы узнать, за кем установить слежку или где еще провести обыски.
А в чем конкретно обвиняют адвокатов Навального?
Официально подтвержденной информации на этот счет пока нет. Но вскоре после задержания Сергунина, Кобзева и Липцера соратник Навального Иван Жданов опубликовал текст, который, по его словам, взят из материалов уголовного дела.
В тексте говорится, что адвокаты, «используя свой статус при оказании юридической помощи для доступа в исправительное учреждение, обеспечивали регулярную передачу информации между руководителями, участниками экстремистского сообщества и Навальным А. А., который тем самым продолжил осуществлять функции лидера».
И что это за информация?
Жданов рассказал в эфире ютьюб-канала «Популярная политика», что это информация, в результате передачи которой, по мнению следствия, соратники Навального опубликовали несколько видеороликов, в том числе:
- Спецэфир «Женщины против войны» 8 марта 2022 года
- Спецэфир «Россия под ударом» 10 марта 2022 года
- «Конец войны близок — Кадыров в Мариуполе» 29 марта 2022 года
- «Новое наступление Путина» на «Навальный Live» 31 марта 2022 года
- «На связи с Волковым — какой будет Россия после войны» 3 апреля 2022 года
Как рассказал Жданов, период «преступной», по мнению СК, деятельности адвокатов — с марта 2021 года по август 2023 года (стоит отметить, что «экстремистской организацией» ФБК объявили только в июне 2021 года). Соратник Навального отметил, что перечисленные ролики объединяет тема войны:
Какое опять же отношение к этому имеют адвокаты и что нам Алексей рассказывал о войне из колонии? Абсолютный бред. Он говорил, что нам надо записать какой-то ролик? Руководил через адвокатов «запиши ролик про войну»? Все эти ролики событийные, это реакция быстрая. Это невозможно — даже если бы мы хотели через адвокатов что-то передать, то невозможно, чтобы эти адвокаты так быстро отреагировали.
В разговоре с «Медузой» Жданов пояснил, что список роликов не исчерпывающий — при перечислении в документе есть уточнение «и другие». Он также утверждает, что в документе сказано, что с помощью роликов, по версии следствия, ФБК распространял «призывы к террористической деятельности», «заведомо ложную информацию об использовании ВС РФ», «призывы к финансированию экстремистской деятельности» и информацию, которая содержала «реабилитацию нацизма».
Кроме того, по словам Жданова, следствие, согласно материалам дела, считает, что Кобзев, Липцер и Сергунин якобы «вошли в состав экстремистского сообщества с намерением выполнять функциональные обязанности по обеспечению его деятельности (снабжение информацией, ведение документации и т. п.)».
Разве адвокаты не могут передавать сообщения подзащитного из СИЗО или колонии?
Могут, но есть несколько нюансов.
Уголовно-процессуальный и уголовно-исполнительный кодексы, а также закон «О содержании под стражей» предусматривают, что защитник может встречаться с доверителем в следственном изоляторе и колонии. Ничто не запрещает им обсуждать детали дела, разговаривать о семейных делах или политике. Адвокат может делать записи и выносить их из колонии — эти записи, как и переписка адвоката с доверителем, не подлежат цензуре.
При этом любая переписка заключенного не с защитником, а с другими людьми по закону должна цензурироваться. То есть передача на волю письма, написанного подзащитным, — явное нарушение закона со стороны адвоката. Однако адвокат вправе записывать что-то со слов подзащитного и передавать эти сведения другим людям — закон никак не ограничивает подобные действия.
«Этим, мне кажется, занимаются все защитники, — поясняет адвокат, работающий по уголовным делам. — Мы все приносим подзащитным какие-то сведения о том, что происходит во внешнем мире, и передаем их сообщения. Это могут быть просьбы к родственникам о том, что в следующую передачу надо добавить теплые носки, а может быть текст поста для канала группы поддержки осужденного, если такая есть».
Стоит отметить, что Конституционный суд запрещает адвокатам злоупотреблять нецензурируемым каналом связи: в его постановлении указано, что защита от цензуры распространяется только на те отношения с доверителем, которые «не выходят за рамки оказания собственно профессиональной юридической помощи».
Кроме того, администрация колонии вправе просмотреть записи адвоката, если у нее есть «достоверные данные» о том, что в переписке с клиентом есть что-то, касающееся «планирования или организации преступления». Время от времени администрации изоляторов отбирают у адвокатов бумаги, которые те получили от заключенных. Например, в 2017 году это произошло с московским адвокатом Ольгой Динзе — для нее попытка вынести из «Лефортово» тетрадь, полученную от подзащитного, обернулась предупреждением от адвокатской палаты — как раз из-за того, что в ней могли быть сведения, предназначенные для третьих лиц, а не для защитницы.
Что было в тетради?
Динзе попросила подзащитного сформулировать его позицию по уголовному делу письменно. Адвокат поступила так, поскольку у нее были основания предполагать, что помещение для свидания прослушивают: оперативники ФСБ пересказывали подзащитному Динзе Акраму Азимову, которого обвиняли в пособничестве при подготовке теракта, содержание бесед с защитницей.
Администрация «Лефортово» требовала отдать тетрадь и настаивала, что ее попытались вынести незаконно — так как по правилам учреждения передача на волю нецензурированной переписки арестованных запрещена.
Адвокатская палата отметила, что в тетради были записи не только на русском языке, но и на узбекском — то есть Динзе не могла знать наверняка, что в тексте изложена только позиция Азимова по уголовному делу. Кроме того, в палате решили, что в делах, связанных с терроризмом, допустимы более жесткие ограничения, чем в других случаях. Поэтому представители палаты вынесли решение о предупреждении Динзе.
У адвокатов Навального отбирали какие-нибудь бумаги?
Мы не знаем — публично ни о чем подобном не сообщалось.
Адвокат «Первого отдела», соавтор доклада о нарушениях прав адвокатов в России Валерия Ветошкина рассказывает, что случаи, когда у адвокатов требуют отдать бумаги, не редкость:
Такие ситуации периодически происходят, но почему-то — интересно почему? — в случае Алексея Навального сразу возбудили уголовное дело. Разумеется, мы можем чего-то не знать — возможно, до этого у них много раз изымали бумаги, просто об этом не говорили публично. Но по сути, силовики могут прервать свидание, изъять бумаги, написать жалобу в палату на то, что адвокат нарушает закон, — и будет дисциплинарное производство, как в случае с Динзе. То есть это разные градации и по ситуации, и по последствиям. Но что мы видим — трое адвокатов сейчас в СИЗО.
Кстати, как сами адвокаты будут содержаться под арестом?
В особых условиях. По закону адвокаты должны находиться в специальных камерах — вместе с арестованными бывшими полицейскими, судьями и прокурорами.
«Это более чистые камеры, там больше порядка, нет ауешных правил, — вспоминает бывший адвокат Михаил Беньяш, который дважды оказывался в СИЗО. — [К заключенным из таких камер] чуть мягче относятся при этапировании, например не затягивают наручники так, чтобы у тебя передавило вены. [При этом правила свиданий, питание и так далее] — это все одинаковое [по сравнению с другими камерами]».
А что в это время будет с другими делами задержанных адвокатов?
Ими придется заниматься другим адвокатам.
Как рассказали «Медузе» Иван Павлов и Михаил Беньяш, никакой особой процедуры для этого не существует. «[После ареста] я решал [этот вопрос сам], как смог, кого-то другим коллегам передал, претензий не было — все всё понимают», — вспоминает Беньяш.
Как сильно будут рисковать защитники самих адвокатов Навального?
Мы не знаем.
Даже коллеги задержанных по-разному отвечают на этот вопрос. Валерия Ветошкина считает, что основная цель властей — не дать Навальному через адвокатов поддерживать связь с внешним миром:
[Поэтому] я не думаю, что опасно защищать [Липцера, Кобзева и Сергунина], если соблюдать базовые правила — например, если дал подписку [о неразглашении данных предварительного следствия], то соблюдай подписку, так как следствие считает, что подписка для адвокатов обязательна.
Другой адвокат, специализирующийся на уголовных делах, напротив, предполагает, что защита адвокатов Навального «будет связана с такими же рисками, что и в любом другом деле, если оно политически окрашено».
Навальный теперь может остаться совсем без адвокатов?
Этого мы тоже не знаем — в ФБК пока не объявляли, кто теперь будет защищать политика.
16 октября еще один адвокат политика Александр Федулов без предупреждения не появился на заседании суда в Коврове (Владимирская область) — с ним не получалось связаться, телефон был отключен. Как позже сообщил сам Федулов в инстаграме, ему пришлось уехать из России:
Ситуация сложилась странная. Арест наших коллег, защищавших Навального А. А., внес существенные коррективы в работу оставшихся на свободе защитников. <…> Именно этим была вызвана необходимость выезда за пределы РФ.
Ранее «Новая газета» писала, что вне страны находится и адвокат Ольга Михайлова, представлявшая интересы Навального во многих делах. При этом издание, не называя источников, сообщило, что постановление на обыск вынесли и в отношении Михайловой.
Арест адвокатов Навального может стать прецедентом для других политических дел?
Нет — к сожалению, подобное уже происходило, но привлекало меньше внимания СМИ и общественности. Юристы, участвовавшие в политических процессах, и раньше оказывались в ситуациях, когда их работа расценивалась государством как участие в делах клиентов.
Так, в 2019 году юристку Юлию Федотову привлекли к административной ответственности за то, что она представляла в суде жителя Краснодара — он добивался отмены местных ограничений на уличные акции протеста. Прокуратура посчитала, что Федотова действовала в интересах проекта Human Rights Open Russia, который, по мнению властей, был связан с объявленной «нежелательной» в РФ организацией Михаила Ходорковского «Открытая Россия». Федотова эту связь отрицала, в итоге дело прекратили из-за истечения срока давности.
В 2021 году адвоката Михаила Беньяша привлекли к административной ответственности за то, что перед акцией сторонников Навального он призвал своих коллег помогать тем, кто будет задержан на митинге. Суд счел это участием в организации публичного мероприятия без подачи уведомления (часть 2 статьи 20.2 КоАП).
Но пока это касается лишь политических дел, верно?
Да. Однако адвокат Александр Попков в разговоре с «Медузой» предположил, что в скором времени практика может распространиться и на неполитические дела. Он считает, что если защитники Навального будут осуждены, то ничто не помешает правоохранителям привлекать адвокатов за обеспечение любых контактов своих подзащитных с внешним миром:
Представьте: мне, допустим, понадобится [для защиты] получить в фирме, гендиректор которой находится в СИЗО, какие-то документы. Прихожу я к заместителю, он выдает мне бумаги — и все! Вот оно — участие в преступном сообществе.
Хотя в России не действует прецедентное право, судьи и следователи часто смотрят на те решения, которые раньше принимали их коллеги, отмечает Попков:
Они боятся быть первыми, потому что инициатива глубоко наказуема, но если есть [практика — другое дело]. Человека осудили? Осудили! Приговор устоял? Устоял! Отлично — давайте сделаем то же самое.
Российским адвокатам стоит опасаться еще каких-нибудь угроз?
К сожалению, стоит.
Одновременно с арестом адвокатов Навального российские власти обсуждают другие репрессивные инициативы. Так, 16 октября комиссия правительства по законопроектной деятельности подготовила поправку к законопроекту, изменяющему закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре». Согласно поправке, совет адвокатской палаты может прекратить статус адвоката, который выехал из России более чем на год на постоянное место жительства. Исключения собираются сделать для выезда на лечение или обучение, «сопровождения членов семьи, направленных для исполнения трудовых или иных функций органами государственной власти или российскими организациями» и «по иным уважительным причинам».
Опрошенные «Коммерсантом» члены адвокатского сообщества считают, что такая поправка, если ее примут, будет применяться для давления на адвокатов, которые из-за рубежа продолжают добросовестно работать в российской юрисдикции.
Кирилл Ольгин и Петр Сапожников