«Сажусь первым я, а ты меня защищаешь» Один из арестованных адвокатов Навального — Алексей Липцер. Его близкий друг, журналист Павел Каныгин, рассказывает, почему Липцер не уехал из России, хотя понимал, что за ним придут
«Сажусь первым я, а ты меня защищаешь» Один из арестованных адвокатов Навального — Алексей Липцер. Его близкий друг, журналист Павел Каныгин, рассказывает, почему Липцер не уехал из России, хотя понимал, что за ним придут
Трех адвокатов Алексея Навального — Игоря Сергунина, Вадима Кобзева и Алексея Липцера — обвиняют в участии в «экстремистском сообществе» (структуры оппозиционного политика объявлены властями «экстремистскими» еще в 2021 году). Соратники Навального считают, что власти пытаются полностью изолировать основателя Фонда борьбы с коррупцией от внешнего мира. Адвокатское сообщество видит происходящее началом массовых репрессий против юристов, представляющих интересы неугодных властям людей.
Алексей Липцер не только работал по нескольким резонансным делам (он был адвокатом Ильдара Дадина, Константина Котова и сестер Хачатурян). Основатель издания «Продолжение следует», близкий друг Липцера Павел Каныгин рассказал кооперативу независимых журналистов «Берег», каким тот был в юности — и как пытался бороться с беззаконием, пока это еще было возможно. С любезного разрешения издания «Медуза» публикует этот текст целиком.
В пять утра семья адвоката Алексея Липцера проснулась от тяжелого стука в дверь: «Открывайте, полиция!»
Толпа спецназовцев в масках заполнила весь коридор перед его съемной квартирой на юго-западе Москвы. Двухлетняя дочь Стеша спала в детской кроватке и проснулась не сразу — только когда люди в масках начали переворачивать мебель и раскидывать вещи. Но пока они еще были за дверью, жена Липцера Мила успела позвонить своей матери и тете Алексея Ксении Костроминой — тоже адвокату.
— Я успела, — говорит Мила. — Ксюша и подняла тревогу. А маму я попросила молиться за нас.
Обыск в квартире Липцеров шел пять часов. Силовики переворошили все вещи, забрали технику, наличные деньги; искали все, что связано с Навальным. Но уходя, отдали Миле телефон назад («Спасибо, конечно…» — комментирует Мила).
Алексей Липцер не представляет интересы Навального с лета 2022 года. Так что я с большим удивлением воспринял слова Леонида Волкова на митинге 14 октября в Вильнюсе о том, что «поручений и задач» от Навального после ареста адвокатов не будет.
Леша давно вышел из дела, сосредоточившись на других кейсах и своей семье. Но я не переставал опасаться, что про него не забудут. На все мои дружеские призывы подумать об отъезде он всегда отвечал, что ему в Москве ничего не грозит:
— Послушай, я адвокат. Адвокатов будут закрывать, как в Беларуси?
— Вообще, думаю, будут.
— Ну, это еще не скоро.
— Но, согласись, не хочется быть первым, Лех.
— Да камон, Павлик. Я очень сильно удивлюсь, если первым закроют меня. Но спасибо за оценку, конечно!
— Но ты помнишь, какой был наш уговор в молодости: сажусь первым я, а ты меня защищаешь.
— Я еще подумаю!
— Ну ты скотина!
Перечитываю нашу переписку в мессенджере с того момента, как я сразу после начала войны уехал из России в Нидерланды, а Липцер остался в Москве. Последнее сообщение я отправил ему из США в 10:21 вечера с каким-то смешным рилсом — в Москве было 5:21 утра, 40 минут до обыска.
* * *
Алексею Липцеру 36 лет. Он родился в известной московской семье. Его мать, Елена Липцер, была адвокатом в самом громком процессе 2000-х — деле ЮКОСа, в результате которого Михаил Ходорковский и Платон Лебедев получили сроки, казавшиеся тогда огромными, и лишились бизнеса в России. Дед Леши — Лев Пономарев, советский, а потом и российский диссидент, первый «иностранный агент» РФ в личном качестве.
Леша учился в юридической академии и на четвертом курсе уже работал — помощником у адвоката Сергея Бровченко.
Мы подружились на интернет-форуме фанатов Гарри Поттера: не было еще ни мессенджеров, ни соцсетей, а в «Живой журнал» можно было попасть только по специальному инвайту. Ну какие у 17-летних инвайты?
На фан-форум я попал в 2004-м как стажер «Новой газеты». Я только приехал в Москву и начал учиться на журфаке МГУ. Редакция, узнав, какая у меня любимая книга, дала мне первое задание — написать заметку о том, чем занимаются фанаты Поттера (я тоже был одним из них — но что происходит в офлайне, не знал). Повод для знакомства был шикарный: московская тусовка фанатов ехала встречаться с петербургской. Веселая пьянка началась еще на платформе Ленинградского вокзала. Так что занимались фанаты Гарри Поттера тем же, чем и любая молодежь: обсуждали кино, музыку, ходили в музеи, на концерты и в гости друг к другу.
А Поттер просто был объединяющим нас поводом. А еще, может быть, образом мечты. И олицетворением цельности жизни — когда понятно, за что борешься, а в конце происходит чудо.
Тема политики в 2000-е в молодежной среде считалась кринжовой. Например, мало кто из моего нового круга вообще понимал, чем занимается журналистка «Новой газеты» Анна Политковская. Знали два-три человека, включая Липцера. В ту мрачную субботу, когда ее убили, 7 октября 2006 года, мы собрались у кого-то из нас дома. В наших отношениях это был важный для меня маркер. Особых эмоций Леха тогда не показал, но был рядом.
«Леша вообще очень спокойный, но при этом очень неравнодушный, — говорит адвокат, работающий с Липцером и попросивший об анонимности. — Очень настоящий, надежный парень. Нормальный. Но при этом внутри себя переживающий».
«Все чувства у него внутри, он делится ими только в близком кругу, — соглашается его тетя и наставница, адвокат Ксения Костромина. — Ты же знаешь, как он прекрасно может их выражать».
Сочетание этого спокойствия и мальчишеской внешности всегда производило на людей обманчивое впечатление — такого наивного и беззащитного человека. Как-то в Москве к нам на ночной Пушкинской пристала толпа гопников (мы были с девушками, но их это не остановило). Довольно быстро стало ясно, что драка неизбежна, и в этот момент ко всеобщей неожиданности Леха налетел на самого крупного из них и повалил его — все с тем же спокойным лицом. После чего «противная сторона», как сказали бы в суде, «от дальнейших претензий отказалась».
Леха рос без отца, так что понятно, откуда бойцовский характер, самодисциплина и трудоголизм. Это то, что нас сильно сближало и вокруг чего мы по-ребячески соревновались: кто первым купит новый айфон, заведет семью, чей подарок на день рождения (друг другу) будет круче.
В адвокатской карьере он начинал с гражданских дел, и «политика» пришла к нему не сразу. Первое его громкое дело — кейс Ильдара Дадина в 2016 году, первого осужденного по статье о неоднократном нарушении правил проведения митингов, который получил реальный срок и которого пытали в колонии. Вместе с коллегами Леша добился отмены приговора в Конституционном суде (КС) РФ и выплаты компенсации Дадину. В путинской России таким результатом заканчиваются единичные процессы. В политических же делах таких откатов, кажется, не было вовсе, и коллеги считают это отличным достижением для адвокатуры.
Вот как участие Липцера в деле Ильдара Дадина вспоминает Ксения Костромина:
Изначально это дело вела я, но потом попросила Лешу войти в кейс. Он не просто довел его, а выиграл в КС с невиданным счетом. Конечно, как в любой ситуации, здесь тоже было много случайностей, благодаря которым нам все удалось. Например, то, что Леша вовремя поехал навестить Дадина в колонию, и таким образом Дадин смог передать ему подробнейшую информацию о пытках, которую мы опубликовали. Она сильно потрясла общество и изменила ход дела. Это и удача, и отличная интуиция, которые помогают только тем, кто старается. А Леша сильно старается.
«Липцер — большой профессионал. Я начал следить за ним еще в деле Дадина. Но по-настоящему зауважал за дело сестер Хачатурян», — делится со мной основатель Центра правовой помощи Алексей Федяров.
Леша был защитником Крестины, одной из трех сестер. В 2019 году их история потрясла Россию. Отец семейства Михаил Хачатурян на протяжении многих лет издевался над своими дочерями и насиловал их. Об этом знали соседи, об этом говорили в школе, где учились сестры. Жена и еще одна жертва Хачатуряна Аурелия писали заявления в полицию Альтуфьево, но потом они каким-то образом оказывались у Михаила. А полицейские просили их больше не беспокоить.
Вот что сам Липцер говорил об этом деле в своих публичных заявлениях:
Важность этого дела в том, что слабым и уязвимым должна быть гарантирована защита. Когда долгие годы насильник мучает тебя, упиваясь своей безнаказанностью, и вокруг не оказывается никого, кто по закону обязан защитить жертву, то у человека должно быть право на сопротивление. На защиту самого себя.
Сопротивление следствия, которое не хотело видеть в сестрах Хачатурян жертв, оказалось основной проблемой для защиты. На адвокатов — Липцера, а также Мари Давтян, Ярослава Пакулина и Алексея Паршина — давило и общественное мнение: дело Хачатурян на долгие месяцы стало главной темой российского телевидения, где девушек чаще всего осуждали. Волна патриархальной ненависти не утихла и после независимых медицинских экспертиз, которые подтвердили, что Михаил Хачатурян насиловал дочерей.
Леша нечасто в себе сомневается, но я знаю, что ему было тяжело переживать эту ситуацию. Еще я с умилением наблюдал, как он сам меняется из-за этого дела. Все меньше становилось дурацких мужских шуток и мемов в нашей переписке и разговорах. Все сильнее и эмоциональнее он реагировал на события — и не скрывал этого.
— Я не понимаю, что у людей в голове. С какой планеты они, — его слова после очередного мракобесного шоу телеведущего Андрея Малахова.
Быстро стало ясно, что дело сестер Хачатурян — это не только ужасающая история про насилие в одной конкретной семье на севере Москвы, но еще и важная иллюстрация по поводу ситуации в стране. Идея Леши о том, что у нас есть безусловное право дать отпор угнетателю, право на самооборону, вряд ли могла понравиться властям. В бессмысленной жестокости Хачатуряна, его желании доминировать любой ценой легко угадываются повадки российских лидеров, годами подвергающих свою страну насилию (и не только свою).
Про сестер мы с Лешей сделали большое расследование для «Новой газеты» и записали подкаст, но так и не успели его выпустить из-за вторжения России в Украину.
— Давай подождем. Ну и пока в деле нет особых подвижек, — говорил Леха в 2022 году. — Плюс мне постоянно надо в Покров.
— А ты не хочешь все-таки не ездить в свой Покров, а?
— А куда мне тогда — к тебе в Голландию?
— Ну и приезжай, матрасик постелем.
— Матрасик? А-ха-ха! Выезжаю!
«Я и многие мои коллеги в шоке. Получилось, с одной стороны, вроде бы ожидаемо: рано или поздно должны были прийти за адвокатами. Но при этом совершенно неожиданно, — говорит адвокат, работающий с Липцером. — Очень больно за коллег и страшно за всех, кто останется без защиты. Потому что этот сигнал — недвусмысленный».
В Москве у Леши остались незавершенные дела. И самое главное — жена Мила с двухлетней дочкой Стешей. После рождения ребенка ребята стали планировать переезд в новую квартиру, начали ремонт, набрали кредитов. Квартира и ремонт — еще одна причина, почему они остались в России. Это не укладывалось в голове и подбешивало — но и сильных аргументов я не мог найти.
Ему всегда везло: он попадал в правильные ситуации и эффектно выходил из неправильных. Это то, что некоторые называют фартом, профессиональной чуйкой, магией. Или чудом. Но в этот раз просто не случилось чуда.
Давайте поможем Миле и семьям других адвокатов. И будем вместе помогать Леше Липцеру, Вадиму Кобзеву и Игорю Сергунину.
Павел Каныгин
Основатель издания «Продолжение следует»