Два года назад — 17 января 2021-го — Алексей Навальный вернулся в Москву из Берлина, где проходил лечение после отравления. Политика задержали уже на паспортном контроле, а вскоре судили — условный срок по делу «Ив Роше» заменили на реальный. Позже Навального приговорили к девяти годам лишения свободы по делам о мошенничестве и «неуважении к суду». Оппозиционер до сих пор находится в тюрьме — его регулярно отправляют в ШИЗО и отказывают в медицинской помощи. В годовщину возвращения политика в Россию «Медуза» попросила бывших и действующих сотрудников ФБК вспомнить, как они провели 17 января 2021-го и что тогда думали о поступке Навального.
Виталий Колесников
менеджер видеопродакшена расследований ФБК в 2017–2021 годах
До того, как устроиться на работу в ФБК, я внимательно следил за деятельностью фонда и за самим Алексеем в соцсетях и ютьюбе. В какой-то момент увидел объявление, что ФБК ищет монтажеров, и где-то в апреле 2017-го официально стал частью команды. Это было примерно через месяц-полтора после выхода фильма «Он вам не Димон» — когда на канал Алексея начали массово подписываться, но в полной мере он еще не сформировался.
Я занимался монтажом, съемками самого Алексея, какое-то время вел утреннее шоу «Кактус» на «Навальный Live», занимался расследованиями — так или иначе я приложил руку практически ко всем основным видео, которые выходили на канале с апреля 2017 до мая 2021 года, в том числе к «Дворцу Путина».
Я хорошо помню день, когда отравили Алексея [20 августа 2021 года]. Мы тогда работали над первым роликом из серии о его поездке в Томск. Видео не очень клеилось по части повествования, и в какой-то момент мы с коллегами, уставшие, вышли перекурить и обсудить дальнейшую работу. Пока разговаривали, кто-то увидел сообщение в общем чате [что Алексею стало плохо в самолете], потом начали сыпаться новости.
С этого момента офис как будто замер. Все молча переглядывались, шепотом бранились, постоянно обновляли [новостную] ленту. Писали тем, кто был на месте [в Омске, где Алексея Навального доставили в больницу], в том числе Кире Ярмыш, спрашивали, что происходит. Когда стало понятно, что все серьезно, появилось ощущение какой-то нереальности происходящего, полутранса. Мы начали всерьез опасаться, что Алексей не то что не поправится — что он вообще выживет. И если многие читали эти новости как бы со стороны, то в моем случае весь этот ужас происходил с нечужим человеком.
В какой-то момент мы вернулись к работе. Монтировали видео и просто надеялись, что все будет хорошо. А потом общее состояние тревожности и неопределенности сменилось агрессией. Мы думали: неужели их настолько корежит, что они посмели отравить человека? Наверное, именно это и замотивировало нас работать еще усерднее. Со временем состояние Алексея стабилизировалось, он пришел в себя, и стало спокойнее.
Врачи заносят Алексея Навального в машину скорой помощи, чтобы отвезти его в аэропорт, перед вылетом в Берлин. 22 августа 2020 года
Алексей Мальгавко / Reuters / Scanpix / LETA
Первое время после выхода из комы он ни с кем из рядовых сотрудников не связывался. Но это и понятно: он восстанавливался, проводил время с семьей. Он вышел с нами на связь ближе к концу 2020-го, когда до видеоотдела дошли первые разговоры о «Дворце Путина» (фильм вышел 19 января 2021 года, два дня спустя после возвращения Навального в Россию, — прим. «Медузы»).
К тому моменту мы уже понимали, что предстоит много секретной и срочной работы. Времени на монтаж оставалось мало, поэтому мы работали над фильмом с утра до вечера. Все понимали, что это самый напряженный и ожидаемый проект фонда. Алексей созванивался с нами по видеосвязи, отсматривал видео, делал правки, комментировал работу. То есть в целом он вернулся в строй, был полностью в рабочем состоянии, просто дистанционно. В таком формате мы проработали практически до самого возвращения Алексея в Москву.
Все, кто знал Навального, понимали с точностью в 100%, что он вернется — по-другому и быть не могло. Хотя допускаю, что кто-то мог надеяться, что он передумает. Но этот вопрос, по крайней мере в коллективе в России, даже особо не поднимался. Скорее обсуждалось, какой будет реакция Кремля на его возвращение, какими будут суд и приговор. Многие надеялись на положительные сценарии: что решение суда будет не таким жестким или что там все-таки поймут, что после покушения на убийство еще и сажать человека в тюрьму — это слишком. Но произошло то, что произошло.
17 января, когда Алексей возвращался из Берлина в Москву, многие мои коллеги отправились в аэропорт. У меня было ощущение, что поменяют аэропорт или случится что-то еще, поэтому мы с коллегой остались у нее дома и следили дистанционно. Параллельно я общался с другими коллегами в чатах о том, что происходит. В тот момент снова начала нарастать тревожность, потому что одно дело, когда Алексей был в Германии, далеко от российских спецслужб и полицейских. А другое — когда он в Москве.
Несмотря на арест Алексея, мы продолжили работать. У нас не было варианта сложить руки и ничего не делать. 19 января мы выпустили «Дворец Путина», уже были запланированы другие материалы и видео. Параллельно, конечно, все следили за новостями. Я и сейчас, как любой сотрудник, даже бывший, активно читаю обо всем, что происходит с Алексеем, его посты в соцсетях, посты его супруги [Юлии Навальной] — потому что, как и раньше, мы все за него очень переживаем и воспринимаем происходящее с ним на личный счет.
В конце марта или начале апреле 2021 года, когда начался весенний призыв, я уехал в Стамбул, потому что с тех пор как я начал работать в фонде, мной резко заинтересовались в военкомате. Тогда же прокуратура потребовала признать ФБК «экстремистской организацией» [а в начале июня 2021 года фонд и штабы Навального были объявлены таковыми], и я решил не возвращаться, потому что это было попросту опасно.
Работа в ФБК была одним из лучших периодов в моей жизни, в том числе благодаря Алексею. Он удивительный начальник, с которым невероятно комфортно, который всегда поддерживал, мотивировал, подкидывал идеи, давал фидбэк. Это очень заряжало. Когда его посадили, таких же ощущений больше не возникало. К тому же после выхода «Дворца Путина» появилось ощущение, что я достиг своего максимума в фонде, и захотелось больше работать над своими проектами, но уже в качестве режиссера, продюсера и редактора. Кроме того, я сотрудничаю с разными расследовательскими организациями, например с центром «Досье».
Я не сомневаюсь, что Алексей ментально все это [издевательства в колонии] вывозит, потому что он очень сильный, принципиальный — и «верующий» в то, что он делает. Конечно, хочется, чтобы через пару месяцев закончилась война, режим рухнул, а всех политзаключенных освободили, но реальность, к сожалению, пока что демонстрирует обратную тенденцию. Поэтому я надеюсь, что здоровье позволит Алексею побывать на судах над всеми, кто его травил и преследовал. Я очень верю в Алексея Анатольевича.
Ольга Булаева
офис-менеджер ФБК в 2017–2021 годах
В августе 2020 года мы работали на удаленке [из-за пандемии коронавируса], и из обязанностей у меня оставалась только обработка входящей почты. И когда 20-го числа я с утра открыла новости, то поняла, что весь день буду успокаивать людей. У меня не было шока — я четко понимала, где работаю, насколько это трудно и опасно. Даже ко мне в какой-то момент приходили фээсбэшники, пытались уговорить с ними сотрудничать. А уж если они на меня вышли, то Алексей вообще должен был постоянно испытывать на себе давление и опасность — такой дамоклов меч. Когда я узнала об отравлении, подумала только, что вот меч и упал.
В тот момент я просто надеялась, что Алексей выйдет из этой ситуации живым и здоровым. Я знала, что для этого будут приложены все усилия и найдены все возможности. И их хватило. Когда начали приходить новости, что Алексея вывезли [в Берлин] и лечат, а потом что он начинает приходить в себя, — это было облегчением. Российская власть настолько пожрала сама себя, что они даже человека убить нормально не могут!
В период реабилитации Алексея [сотрудникам фонда] сложно не было. На самом деле, когда на ФБК оказывается давление, это только дополнительно мотивирует работников, делает их «злее», работоспособнее и активнее, заставляет искать новые способы противодействия этому давлению. А отравление Алексея нас всех безумно разозлило. Я, как и всегда, по утрам открывала почту ФБК и обрабатывала все входящие сообщения, фильтровала их, на какие-то отвечала сама, а что-то передавала руководству.
С Алексеем я никогда не работала напрямую. Я была младшим сотрудником и просто обеспечивала коллег всем необходимым, решала мелкие вопросы. Соответственно, и решение Алексея вернуться в Россию со мной никто не обсуждал. Я узнала об этом из видео, которое он выложил в своем канале. Никакого возмущения или расстройства я тогда не испытала — чему быть, того не миновать. Но было очевидно, что это опасно и велика вероятность того, что с Алексеем произойдет именно то, что с ним в итоге произошло.
Но также было абсолютно ясно, что оставаться в Германии или где-то еще за пределами России он не будет. Он российский политик и считает, что должен работать в той стране, о которой он пытается заботиться. К тому же все понимали, что с Алексеем бесполезно спорить, когда он уже все решил.
Алексей и Юлия Навальные садятся на самолет Берлин — Москва. 17 января 2021 года
Mstyslav Chernov / AP / Scanpix / LETA
Лично я не оценивала это решение — это было не хорошо и не плохо, просто данность. Я подумала: что мы с этой данностью можем сделать? И стала работать: открыла почту и начала объяснять [написавшим в фонд] сторонникам Алексея, почему он летит в Россию. Там было огромное количество писем и со словами поддержки, и с просьбами не возвращаться. Я просто постаралась ответить всем так, как ответил бы сам Алексей.
17 января я с огромным интересом и страхом следила за самолетом, на котором летел Алексей, понимая, чем все закончится. Это было печально, но в то же время ощущался какой-то кинематографический накал момента. Уверена, об этом еще снимут [художественное] кино. Параллельно я следила за поступающими на почту сообщениями. И когда Алексея арестовали, ночью [от одного из сторонников Навального] пришло письмо с информацией о том, куда его увезли. Я передала это руководству, и в итоге выяснилось, что Алексей действительно был в ОВД в Химках. Во всей этой ситуации я ощущала себя не как эмоциональный, оценивающий или рефлексирующий наблюдатель — я была солдатом, у которого есть определенные боевые задачи. И мои заключались в том, чтобы изучать информационный поток от людей, выявлять важное и направлять дальше.
Примерно за два месяца до объявления фонда и штабов «экстремистскими организациями» я наконец вышла с удаленки и полноценно работала в офисе. Но вскоре все это воодушевление пошло псу под хвост [когда прокуратура потребовала признать ФБК «экстремистской организацией»]. И я вынуждена была уйти. Это было тяжело. Той же весной я устроилась на новую работу, в обычную компанию, никак не связанную с политикой. А в мае 2022 года переехала в Литву. Сейчас я переучиваюсь на айтишницу — начинаю жизнь с чистого листа.
Я продолжаю следить за Алексеем с некоторой долей обреченности, но и с надеждой. И совсем не ощущаю его отсутствия — даже наоборот. Его регулярные посты и выступления в суде дают полное ощущение его участия в жизни страны.
Диана Рудакова
менеджер по фандрайзингу ФБК, работает в проектах Алексея Навального с 2017 года
На тот момент [в 2020 и начале 2021 года] я была координатором одного из штабов. Для меня не было сюрпризом, что Навальный принял решение вернуться в страну несмотря на угрозы. Все люди, так или иначе связанные со штабами и ФБК, понимали, что он так поступит. Никто из сотрудников и волонтеров не осуждал решение Алексея вернуться. Я видела, что его за это критиковали в соцсетях, но, когда ты сам варишься в атмосфере команды Навального, не может возникнуть вопроса: а зачем вообще ему было возвращаться? Единственное, у нас была надежда, что его не арестуют по прилете.
Мне трудно сказать, как бы я поступила на его месте. Я не такой сильный человек, как Алексей Навальный, и думаю, у меня было бы больше сомнений. Я уверена, что Алексей не рассматривал вариант остаться в Германии. Для него было очевидно, что он вернется в Россию.
Я и другие сотрудники штаба поехали встречать Алексея во Внуково. Там было много людей — и внутри аэропорта, и снаружи. Возможно, они рассчитывали, что при толпе его не будут задерживать. Все следили за новостями и ждали приземления. В какой-то момент мы засомневались, что вообще его увидим. С каждым часом в аэропорту становилось все больше и больше полиции, приехали Росгвардия и ОМОН. Позже выяснилось, что самолет посадят в Шереметьево.
Толпа ожидающих прибытия Алексея Навального людей в аэропорту Внуково. 17 января 2022 года
Евгений Фельдман / «Медуза»
После ареста Навального было гнетущее ощущение и понимание, что на этом они не остановятся. Через какое-то время [в июне 2021 года] все штабы и ФБК признали «экстремистскими организациями», и они были вынуждены закрыться. Не скажу, что мы не были к этому готовы. Обыски в самих штабах и домах координаторов проходили не раз. Я понимала, что, оставаясь в России, я со дня на день окажусь в СИЗО с риском получить до 12 лет, поэтому уехала пару месяцев спустя после объявления штабов и ФБК «экстремистскими». Сейчас я в Литве.
В таком виде, как раньше, штабы больше не могут существовать. Но ФБК продолжает работать, и мы держим связь со сторонниками. Правда, приходится уделять еще больше внимания информационной безопасности. Но я горжусь тем, что мы не становимся классической «оппозицией в изгнании» и делаем все возможное, чтобы не терять связь с россиянами, понимать их проблемы и запросы. Я думаю, у нас это пока что получается.
Вячеслав Гимади
юрист ФБК с 2015 года
Я читал [блог] Навального года с 2010-го, на митинги ходил с декабря 2011-го. Я учился тогда на факультете права ВШЭ, недалеко от Болотной площади. [6 мая 2012 года] после пар и преподаватели, и студенты не сговариваясь пошли на митинг.
Потом я помогал штабу с обжалованием итогов мэрских выборов [в 2013 году], с регистрацией партии [«Россия будущего» в 2020 году], наблюдал на [муниципальных] выборах в Жуковском и Новосибирске. Постоянно я работаю в ФБК с декабря 2015-го, то есть после новосибирской и костромской кампаний, где я был юристом. Сейчас я возглавляю юротдел.
Я узнал о дате возвращения [Навального из Германии в Россию] из видео, но сомнений не было и до этого. Алексей говорил об этом еще осенью, в том числе публично, в интервью [Юрию] Дудю.
Зимой 2020–2021 годов у нас было много судов, плюс мы готовились к выпуску расследования про дворец Путина: 1 января я согласовывал с погранслужбой, что наши сотрудники будут проплывать недалеко от мыса Идокопас. 17 января [в день возвращения Навального в Россию] я координировал защиту коллег, задержанных во Внуково, а также с доверенностью искал Алексея по ОВД, когда мы узнали о его задержании. Нашли мы его в отделении в Химках.
Иск о признании нас «экстремистами» [в апреле 2021-го] стал новостью, но отдельные маркеры были и до этого — общий обвинительный уклон [в отношении проектов Навального] и окончательное разрушение остатков институтов в стране. А с конца марта прокуратура Москвы проводила очередную проверку фонда. Уезжать [из России] не хотелось, и я не планировал, но с новыми уголовками осталось всего две опции — уехать и продолжить выражать свое мнение, работать и содержать семью или же сесть на долгий срок.
Лично мне грозит до 12 лет колонии по делу об «экстремизме». Причем все, что мне вменяется, цитируя СК, — «противодействие правоохранительным органам путем разработки механизмов сокрытия преступной деятельности в целях уклонения от административной и уголовной ответственности; обжалование под различными предлогами действий и решений правоохранительных органов, прокуратуры и судов в вышестоящих органах, в судах различной юрисдикции, в том числе в Европейском суде по правам человека; дача юридических консультаций по уклонению от ответственности».
То есть СК и прокуратура не нашли никаких конкретных финансовых, налоговых или иных нарушений в деятельности фонда и штабов — и назвали преступлением нормальную юридическую деятельность.
Данил Новиков
выпускающий редактор канала «Популярная политика», работает в проектах Алексея Навального с 2017 года
Я пришел работать юристом к Навальному в 2017 году, как только в Воронеже появился штаб. Открывать его тогда приезжали Кира Ярмыш, Леонид Волков и Руслан Шаведдинов, сам Алексей в то время в очередной раз был под арестом.
В воронежском штабе я проработал до зимы 2020 года, потом меня пригласили работать в ФБК, в Москву. Я занимался проектом «РосПил». Я по-прежнему работаю в фонде: после начала войны стал выпускающим редактором сначала вечерних эфиров на канале «Популярная политика», а теперь — всего канала.
О решении Алексея вернуться в Россию после лечения мы узнали, когда в сети появилось его видео об этом. В моем ближайшем окружении не было ни малейшего сомнения в том, что он вернется, даже среди моих не очень следящих за политикой родственников.
Алексей Навальный по видеосвязи во время суда в Петушках Владимирской области. 17 января 2022 года
В тот день [возвращения Навального] не хотелось попасть в отдел полиции раньше, чем получится встретиться с Алексеем, поэтому работать пришлось не из офиса, куда могла прийти полиция, а из кафе. Ближе к вечеру мы с парой коллег отправились в аэропорт [Внуково]. Помню, как сложно было попасть в зал без билета, некоторые покупали билет хоть куда-то. На моих глазах вывели нескольких человек и затолкали в автозак ни за что — они просто мирно стояли в очереди.
О том, что Алексея задержали, я узнал по дороге в Москву — мы поехали обратно, когда поняли, что самолет перенаправили [в Шереметьево]. Кроме злости и ярости на Путина и его людоедский режим, я тогда не испытывал ничего.
После задержания Алексея и позорного суда над ним никто [из сотрудников ФБК] не опустил руки. Мы начали готовиться к акциям протеста, которые, как вы знаете, прокатились по всей России. Грустить, склоня голову, было некогда и пользы бы никому не принесло.
Новости о требовании прокуратуры признать нас «экстремистами» в моменте хоть и были внезапными, но в глобальном смысле — достаточно ожидаемыми. Сейчас, в разгар войны, мы понимаем, что причин ликвидировать такой сильный источник протестов, как штабы и ФБК, было не одна и не две. Но фонд по-прежнему существует — и останавливаться мы не собираемся. Штабы тоже работают — максимально безопасно и автономно. Никто не знает, где находятся координаторы, все общение происходит только через [браузер] Tor, все анонимно.
Смелостью и героизмом Алексея можно восхищаться каждый день. Даже сейчас, в колонии, в не самом лучшем состоянии здоровья, он помогает зэкам с помощью профсоюза «Промзона». Ни я, ни любой другой человек, знакомый мне, не смогли бы перенести и сотой доли тех испытаний, которые ежедневно обрушиваются на Навального. Я горжусь его храбростью и счастлив быть частью его команды.
Двухлетнее отсутствие Алексея дает мне нечто большее, чем желание приблизить Прекрасную Россию Будущего. Оно дает мне ненависть к этому режиму — режиму террористов, каждый день убивающих граждан Украины и оккупировавших мою страну. Но ему все равно придет конец — сейчас это понимают и в Кремле. Понимают и трясутся. И правильно делают.
Кира Ярмыш
Объявлена в России «иностранным агентом» (как и многие другие организации и люди). Имейте в виду, что во время войны с Украиной в России приняли новый закон: теперь «иноагентом» могут объявить кого угодно.
Леонид Волков
Объявлен в России «иностранным агентом» (как и многие другие организации и люди). Имейте в виду, что во время войны с Украиной в России приняли новый закон: теперь «иноагентом» могут объявить кого угодно.
«РосПил»
Проект Алексея Навального, посвященный борьбе со злоупотреблениями в государственных закупках. Изначально был самостоятельным, но потом был встроен в деятельность ФБК.
«Промзона»
Профсоюз для заключенных и сотрудников колоний, созданный Алексеем Навальным в августе 2022 года в ИК № 6. Администрация колонии называет создание профсоюза незаконным, однако именно по его требованию и при участии юристов команды Навального в швейном цеху ИК № 6 заменили табуретки на стулья со спинками, так как у заключенных болела спина. У профсоюза есть телеграм-канал.
Какой?
6 мая 2012 года в Москве прошел «Марш миллионов» — оппозиционное шествие, которое было частью протестов, длившихся в России с декабря 2011 года. Они начались после выборов в Госдуму и стали самыми массовыми в современной российской истории. Шествие закончилось жесткими столкновениями между участниками и полицией на Болотной площади. После этого задержали десятки человек, они стали фигурантами уголовных дел об участии в массовых беспорядках и насилии в отношении представителей власти. Многие из задержанных получили реальные сроки.
Юрий Дудь
Объявлен в России «иностранным агентом» (как и многие другие организации и люди). Имейте в виду, что во время войны с Украиной в России приняли новый закон: теперь «иноагентом» могут объявить кого угодно.
Идокопас
Мыс около поселка Прасковеевка под Геленджиком.
Статья 282.2 УК РФ
Организация деятельности экстремистской организации. Наказывается лишением свободы на срок до двенадцати лет с ограничением свободы на срок до десяти лет либо без такового и с ограничением свободы на срок от одного года до двух лет.
«Дворец для Путина. История самой большой взятки»
Документальный фильм-расследование ФБК, вышедший 19 января 2021 года. Рассказывает о коррупционной схеме, главным лицом в которой, по утверждению авторов расследования, является Владимир Путин. Бо́льшая часть фильма посвящена «Дворцу Путина» — резиденции на берегу Черного моря в районе Геленджика, принадлежащей, как утверждается, Владимиру Путину через доверенных лиц.
Центр «Досье»
Некоммерческий медиапроект Михаила Ходорковского, цель которого, как сказано на официальном сайте, — «содействовать формированию правового государства и гражданского общества в России».
Отравление Алексея Навального
20 августа 2020 года Алексею Навальному стало плохо в самолете, который летел из Томска в Москву. Лайнер экстренно сел в Омске, где политика госпитализировали — на протяжении более двух недель он находился в коме. За это время его перевезли из омской больницы в берлинскую клинику и приступили к лечению уже там. Навальный пришел в себя 10 сентября. Правительство ФРГ заявило, что он был отравлен ядом из группы «Новичок». Российские власти отвергли все обвинения. СК РФ до сих пор не возбудил дело по факту отравления Навального.
Дело «Ив Роше»
По версии обвинения, созданное братьями Навальными ООО «Главное подписное агентство» ввело в заблуждение руководство компании «Ив Роше Восток» и оказывало услуги по перевозке косметики по завышенным ценам. Аналогичное деяние было совершено и по отношению к еще одной потерпевшей «Многопрофильной процессинговой компании». Навальные свою вину полностью отрицают. Олег настаивает, что это была обычная предпринимательская деятельность, Алексей говорит, что в этом бизнесе не участвовал.
Некоммерческая организация «Фонд борьбы с коррупцией»
Фонд объявлен «экстремистской организацией» и ликвидирован по решению суда. Мы вынуждены указывать это по требованию российских властей.
Шоу «Кактус»
Утреннее политическое шоу, ведущие которого обсуждали актуальные новости. Было закрыто в конце ноября 2018 года.
«Навальный LIVE»
Ютьюб-канал Алексея Навального о политике, обществе и экономике.
Дела о мошенничестве и неуважении к суду против Алексея Навального
Дело о мошенничестве возбудили в конце 2020 года. В Следственном комитете заявили, что Навальный потратил на личные цели 356 из 588 миллионов рублей, перечисленных в различные фонды, в том числе в ФБК. Дело о неуважении к суду появилось после процесса над Навальным по обвинению в клевете на ветерана. Его завели в конце мая 2021 года. Позже эти два дела объединили в одно.
Руслан Шаведдинов
Объявлен в России «иностранным агентом» (как и многие другие организации и люди). Имейте в виду, что во время войны с Украиной в России приняли новый закон: теперь «иноагентом» могут объявить кого угодно.
Это так?
В августе 2019 года СК возбудил дело по статье 174 УК РФ о якобы отмывании ФБК одиного миллиарда рублей. По версии следствия, счета фонда использовались «для легализации крупной суммы денег, полученной преступным путем». Средства сотрудники фонда получали от неустановленных лиц.
Правда поменяли?
Да, в итоге самолет приземлился не во Внуково, а в Шереметьево.