истории

«Рижский бальзам»-2021. Награждаем лучшие тексты (а также видеорепортажи и подкасты) на русском языке по версии «Медузы»

Источник: Meduza

Каждый год мы награждаем коллег из других русскоязычных изданий нашей премией «Рижский бальзам». Этот год выдался уникально трудным не только для журналистов, но и вообще для всех, кто занимается общественной работой, — активистов, правозащитников, адвокатов. Премия хоть неформальная, но не виртуальная — победителям мы пришлем по бутылке того самого «Рижского бальзама». И это, конечно, максимально субъективный рейтинг лучших текстов, подкастов и видео — достойных кандидатов намного больше.

«У нас запрет на реальность». Почему в российском кино и сериалах все больше табу. «Русская служба Би-би-си», Олеся Герасименко

Самое красноречивое в этом материале — не реплики героев, а их категорические отказы общаться с автором статьи. Особенно символично, что молчат герои в ответ на предложение рассказать о том, как их заставляют молчать и буквально вымарывают из истории. Актерам не дают сниматься, убирают их имена из титров, а фотографии — с рекламных плакатов. Например, за то, что они публично высказались против ареста Алексея Навального — или придерживаются любой политической позиции, отличной от безоговорочной поддержки власти.

Но этим цензурные требования не ограничиваются (хотя понять, чем именно они ограничиваются, довольно сложно): нельзя снимать про политические реалии, про церковь и религию, про секс — к теме гомосексуальности лучше вообще не приближаться. Олеся Герасименко, комментируя в фейсбуке присуждение ей премии «Редколлегия», пишет, что уже сейчас статью можно переопубликовать, просто заменив слова «сериалы» и «онлайн платформы» на «новости», «книги», «кино», «современное искусство», а дальше — и «образование», и «медицину», и «IT»: «И во всех этих текстах будут одни и те же фразы: нам платят хорошие деньги, мы не хотим терять работу, еще не все так плохо, у меня тут карьера, в сша вообще всех линчуют и пр.»

Хотим признаться, что «Медуза» тоже подступалась к этой теме, но так и не выпустила текст. Поэтому вдвойне восхищаемся работой коллеги — и с особой радостью награждаем ее «Рижским бальзамом».

Журнал «Домашний очаг» — за обложку с Маргаритой Грачевой и требование принять закон о домашнем насилии

В июне журнал «Домашний очаг» вышел с обложкой, на которой рядом с фотографией беременной Маргариты Грачевой был напечатан призыв: «Нам нужен закон о домашнем насилии». В письме редактора главред «Домашнего очага» Наталья Родикова рассказывала об эволюции собственных взглядов на пострадавших от домашнего насилия женщин: не так давно она сама придерживалась мнения, что раз женщина не уходит от домашнего тирана, то ее, очевидно, все устраивает. 

Но почему вообще об этом пишет журнал, само название которого отсылает к образу «хранительницы домашнего очага»? Отвечает Родикова: «Ни одна наша страница о красоте, карьере, детях, кухне, путешествиях не будет иметь значения, пока женщина, которая держит в руках наш журнал, не будет в безопасности. Неважно, какая на тебе помада, если ее в приступе гнева смазывает чья-то злая рука. Неважно, какие у тебя обои, если ты сползаешь по ним, утирая слезы». 

В 2021 году законопроект о профилактике семейно-бытового насилия так и не дошел до рассмотрения Госдумой. В декабре Европейский суд по правам человека, разобрав заявления нескольких россиянок, пострадавших от семейного насилия — в том числе самой Маргариты Грачевой, — вынес решение в их пользу, обязав Россию выплатить им компенсации. В решении ЕСПЧ говорится, что в российской правовой системе отсутствует определение понятия «семейного насилия», а российские власти не рассматривают насилие в семье как причину для вмешательства и не предпринимают необходимые действия, чтобы его остановить. Комментируя это решение, пресс-секретарь президента Дмитрий Песков заявил, что существующих законов хватает «для борьбы с этим злом», хотя и признал, что «случаются иногда нежелательные трагические ситуации». Имея в виду, очевидно, Грачеву, которой бывший муж отрубил топором кисти обеих рук.

Gulagu.net — за исторического объема (и еще не до конца опубликованный) архив о пытках в российских тюрьмах, который заставил российские власти создать хотя бы видимость системных реформ

Российские независимые медиа писали о пытках в тюрьмах целый год — за 2021-й на премию «Редколлегия» были номинированы не меньше десятка важных работ на эту тему. Но пока лишь команде правозащитника Владимира Осечкина, создателя проекта Gulagu.net, удалось добиться от Путина не только привычного «да, есть проблемы, а на Западе нет, что ли?», но и хотя бы видимости системных изменений: один за другим лишаются должностей высшие чины ФСИН, заводятся десятки уголовных дел, в Думу вносится законопроект, в котором впервые появляется уголовное наказание за собственно пытки, а не за абстрактное «превышение должностных полномочий».

Возможно, свою роль тут сыграл объем архива: ни одно отдельно взятое журналистское расследование не способно охватить такое количество материала — 40 гигабайт видеозаписей чудовищных издевательств. И это только первая часть «архива Савельева», вывезенного бывшим заключенным Сергеем Савельевым во Францию. Строго говоря, эти записи — не столько журналистская, сколько партизанско-активистская работа, которая стала основой для будущих репортажей и расследований. Как и публикации Wikileaks в свое время — защитники Джулиана Ассанжа уверены, что он и есть главный журналист-расследователь нашей эпохи. 

Дорога костей. «Холод», Мария Карпенко

С одной стороны, это абсолютно бытовая история со спецификой Крайнего Севера: двое друзей решили перегнать машину из Якутска в Магадан, заблудились, один замерз насмерть, другой выжил, хотя и остался без обмороженных кистей рук и ступней. С другой, друзья поехали не по какой-нибудь дороге, а по печально знаменитой «Дороге костей», вынесенной в заглавие статьи: так до сих пор известен почти заброшенный отрезок Колымского тракта через Оймяконскую долину, который в 1930-х годах строили заключенные Севвостлага.

Местные, кроме охотников и рыболовов, по ней не ездят, почти весь автомобильный трафик огибает эту местность по дуге федеральной трассы «Колыма». Но карта гугла об этом не знает — и проложила двум молодым магаданцам кратчайший маршрут прямо по пустым, гибельным местам «Полюса холода». Так в тексте Марии Карпенко, проехавшей по «Дороге костей» и восстановившей в подробностях маршрут Сергея Устинова и Владислава Истомина (а также ход поисковой операции), трагическая советская история неожиданно встречается с критическими недостатками современных технологий.

Дворец для Путина. История самой большой взятки. Команда Алексея Навального

Видеорасследование команды Алексея Навального о грандиозном дворцовом комплексе под Геленджиком вышло уже после его возвращения в Россию и ареста. Почти двухчасовой фильм превращает перечисление бесконечных имен, сумм и юрлиц в исторический блокбастер с драматическими пролетами над дворцами, виллами, виноградниками и подземными хоккейными аренами — и, кажется, ничего более визуально увлекательного и убедительного российская расследовательская журналистика еще не придумала. После публикации фильма госпропаганда включила такой истерический режим придумывания смехотворных и неправдоподобных опровержений, что никаких сомнений не осталось, — это «дворец Путина», а никакой не «апарт-отель».

Пытки для Навального: кем его окружили в колонии, как компрометируют и ломают. «Дождь», Константин Гольденцвайг

Нельзя сказать, что из-за расследования о «дворце Путина» Алексей Навальный попал в тюрьму: ведь к моменту выхода фильма он уже был арестован. Скорее это было наказанием за всю его деятельность, которая привела Навального и его команду сначала к главному расследованию в их карьере — а потом и к последовательному уничтожению всей организации (на свободе и в России уже не осталось никого из ближайших соратников Навального, сейчас продолжается преследование активистов).

Самого Алексея Навального пытаются «сломать» в тюрьме: не дают спать, во время голодовки жарят в одном помещении с ним колбасу, подсаживают провокаторов. Об этом подробно рассказали «Дождю» недавно освободившиеся бывшие заключенные покровской ИК-2, в которой сидит политик. Без источника, не побоявшегося выступить под запись и под своим именем, такого репортажа бы не получилось, но это в любом случае выдающаяся журналистская работа. 

Подкаст «Привет, ты иноагент». Соня Гройсман и Ольга Чуракова

Эпидемия «иноагентства», начавшаяся в апреле 2021 года с «Медузы», и не думает останавливаться: каждую пятницу российские журналисты и сотрудники НКО обновляют сайт Минюста, ожидая увидеть в конце списка название своего издания или организации. Никакой вакцины от этой эпидемии нет, и власти уже перестали даже притворяться, что статус «иноагента» имеет хоть какое-то отношение к получению средств из-за рубежа на политическую деятельность: например, «Медиазоне» его присвоили за ссылки на «Медузу» и за доход от баннерной рекламы Google.

Но самое, пожалуй, подлое нововведение — это статус «иноагента», который присваивают не целым СМИ, а отдельным журналистам. Это те самые люди, которые вынуждены сопровождать пост с новогодней елкой «******»: «ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО…» Владимиру Путину показалось «комичным» такое применение закона, хотя именно он его и подписывал.

Конечно, этим унизительные ограничения и обязанности личных «иноагентов» не исчерпываются — а чем они исчерпываются, пока никто не знает. Как теперь устраиваться на работу? Как объяснить бабушке, что ты не «враг народа»? Как, в конце концов, с этой чертовой припиской регистрироваться в приложениях для знакомств? Обо всем этом — подкаст журналисток Сони Гройсман и Ольги Чураковой, самая личная, самая профессиональная и самая подробная журналистская работа по теме «иноагентства». Но лучше бы, конечно, им не приходилось ее делать. 

Дети ОПГ. «База», Кирилл Руков

В официальной мифологии России 90-е — это герметичный период, строго ограниченный «крупнейшей геополитической катастрофой XX века» с одной стороны и новогодней отставкой Ельцина с другой. В нем навеки запечатано все плохое, от чего по новому канону спас Россию Владимир Путин, поэтому рефлексия о 90-х тоже укладывается в жесткие рамки: от официальных проклятий до воскрешения народной моды на музыку 25-летней давности. С человеческой точки зрения российские 90-е воплощают «братки» из «Брата» и «Бригады», которые вымерли как класс, оставив после себя только помпезные некрополи на отдельных участках кладбищ — с мужскими именами и одинаковыми годами смерти на могильных камнях.

Но это, конечно, не так: у лидеров ОПГ были семьи и дети, которым сейчас примерно столько же лет, сколько независимой России, — 25-35. Кирилл Руков из «Базы» не только провел огромную архивную работу по истории постсоветских криминальных группировок, но и описал ее — кажется, впервые — с точки зрения людей, на глазах у которых их пап задерживал РУБОП и убивали конкуренты. Как и их родители, они совершенно разные люди — от журналистов и дизайнеров до зэков, сидящих за убийства, — и все по-разному относятся к периоду, на который выпало их детство. Но главный вывод из этой серии — 90-е в России и не думали заканчиваться. 

 «Я служил в чеченской полиции и не хотел убивать людей». «Новая газета», Елена Милашина

О бессудных убийствах в Чечне много писала не только «Новая газета», но и другие независимые издания в России, включая «Медузу». Но только Елене Милашиной, репортеру с таким огромным опытом изучения региона и такой уникальной решимостью (в интервью Ксении Собчак Милашина говорит, что ради своей работы отказалась от идеи завести семью и детей), удалось найти свидетельства беззаконных убийств и преследований со стороны исполнителя, а не со стороны жертвы.

Особенно ценно, что это свидетельство не анонимное: Милашина нашла реального бойца полка патрульно-постовой службы имени Ахмата Кадырова, который под запись и под собственным именем рассказал во всех подробностях, как проходят «контр-террористические операции» в Чечне, откуда берутся «ликвидированные боевики» и куда потом исчезают связанные кровавой порукой исполнители, когда их собственная психика не выдерживает. Чтобы добраться до такого свидетеля, автору пришлось переступить черту, отделяющую журналистику от активизма и правозащиты, но претензии по этому поводу Милашиной не сможет предъявить даже самый дотошный этический комитет Нобелевской премии.

«Важно не игнорировать выборы — иногда случаются чудеса». Как прошло голосование в самом закрытом СИЗО страны. Русская служба Би-би-си, Наталия Зотова

Нет смысла нагнетать интригу — это не привычный репортаж о российских выборах с «подвозами» и «каруселями». Это, наверное, самый пронзительный текст о выборах вообще — потому что сам процесс голосования с избирателями и наблюдателями тут только декорация, даже если и не самая обычная. Действие происходит в московском следственном изоляторе ФСБ «Лефортово», одном из самых закрытых в стране. Именно здесь уже полтора года содержится журналист Иван Сафронов, которого обвиняют в государственной измене. Для его девушки Ксении Мироновой должность члена избирательной комиссии в «Лефортово» — чуть ли не единственная возможность увидеть своего жениха не через решетку или толстое стекло судебного «аквариума». Развязка сюжета — их минутная и безмолвная встреча, когда Сафронова наконец выводят из камеры к урне для голосования. Если бы это случилось не в реальной жизни, а в сериале, сценаристов наверняка бы обвинили в эмоциональной манипуляции.

Специальный приз жюри «Рижского бальзама»

«Люди Байкала» — за лучший региональный дебют

Признаемся, мы в «Медузе» иногда страдаем «москвоцентризмом». Порой нам кажется, что рекламное «расследование о сосисках», не очень умело замаскированное под телесюжет, — это анекдот, а не повседневность небольших региональных СМИ. При этом мы сами от них зависим: «Медуза», как и подавляющее большинство российских медиа, за исключением самых крупных федеральных, не может позволить себе корпункты по всей стране, так что нам приходится полагаться на опыт наших коллег из регионов. А им приходится куда сложнее, чем нам: поддержки гораздо меньше, а давление сильнее. Поэтому когда они не только не закрываются, но и открываются — это всегда радость.

Проект «Люди Байкала» появился в начале самого сложного периода для российских СМИ, в феврале 2020 года. Сейчас его уже неловко запихивать в категорию «региональных» — хотя географическая привязка содержится в самом названии. Тематика, как следует из описания проекта, клонится в сторону того, что мы обычно называем «хтонью», но репортажи о единственной жительнице заброшенной деревни или электриках, на лыжах спасающих поселок в 48-градусный мороз, просто очень интересно читать — так они профессионально написаны, отредактированы и оформлены. Хочется отметить прекрасное издание нашей премией — что мы и делаем. Поздравляем, коллеги!

«Адвокатская улица» — за не самую заметную широкой аудитории, но очень важную работу 

Профессия адвоката в России 2021 года ничуть не менее важна, чем врача или журналиста, — особенно в ситуации, когда попасть в СИЗО можно и за пост в соцсетях, и за спетую 10 лет назад песню. При этом адвокаты находятся под таким же сильным давлением, как журналисты и активисты, — новостная лента «Адвокатской улицы» почти целиком состоит из заголовков вроде «Такому-то грозит очередная дисциплинарка» или «Такому-то грозит статья за разглашение тайны следствия».

Издание пишет на темы, которые остальные СМИ широкого профиля обычно пропускают из-за их сложности и специфики — например, о законопроекте о запрете адвокатам проносить мобильные телефоны в колонии или возможных поправках к закону об адвокатуре, которые в теории могут лишить любого неугодного адвоката статуса. И все это может коснуться не только профессионального сообщества, но и каждого из нас — потенциальных подзащитных героев и авторов «Адвокатской улицы». «Медуза» присуждает «Рижский бальзам» нашим коллегам из самого на сегодняшний день важного специализированного издания.