«Семя священной смоковницы» Мохаммада Расулофа: психологический триллер о протестах в Иране, снятый в стране подпольно Ради картины режиссер рисковал свободой и жизнью — и фильм стал главным фаворитом Канн
Каннский кинофестиваль подходит к концу, и за день до его окончания, 24 мая, режиссер Мохаммад Расулоф лично представил зрителям «Семя священной смоковницы» — картину, которую снимали в Иране подпольно, нарушая все требования государственной цензуры. Сам Расулоф незадолго до премьеры был приговорен к тюремному заключению и порке, но сумел нелегально выбраться из страны (до вчерашнего дня было неясно, сумеет ли он присутствовать в Каннах). После показа публика не менее 15 минут аплодировала стоя, а западные критики назвали Расулофа главным фаворитом в борьбе за «Золотую пальмовую ветвь». Кинокритик Антон Долин рассказывает, почему «Семя священной смоковницы» вовсе не картина о злодеях и их жертвах, как можно было бы ожидать, а скорее фильм о хрупких и ограниченных людях, поставленных перед непростым выбором в экстремальных обстоятельствах.
Непроизвольное чувство, от которого я не мог избавиться в течение всего — между прочим, трехчасового — сеанса: «Почему такой фильм не сняли в России?» Скорее всего, и не снимут. Вопрос, конечно, риторический — слишком огромны риски и неочевидны последствия. Но Мохаммад Расулоф рискнул, поставив на кон многое — даже жизнь, ведь в Иране практикуется смертная казнь (этому посвящена предыдущая работа режиссера, награжденная «Золотым медведем» в Берлине, — «Зла не существует»). Что в итоге? Расулоф потерял многое, но в Каннах его картина — самая востребованная и обсуждаемая, даже на фоне таких гигантов, как Коппола или Кроненберг.
Монументальная драма режиссера-диссидента, впервые (и заслуженно) попавшего в основной каннский конкурс, построена вокруг волны протестов осени 2022 года. «Семя священной смоковницы» снимали в полуподпольном режиме, и это привело к ряду событий, о которых можно снять ничуть не менее увлекательное кино. Власти оказывали давление на создателей, а потом на актеров, требуя отозвать фильм из Канн (разумеется, шансов на прокат в Иране у него не было и нет). Не добившись своего, они приговорили Расулофа к восьми годам тюрьмы, конфискации имущества и публичному бичеванию.
Этот срок должен был стать самым жестоким, но вовсе не первым в карьере Расулофа. Как и его товарищ Джафар Панахи, режиссер неоднократно бывал под арестом и запретом на съемки, но не сдавался — и, как только получал такую возможность, продолжал работать. У Расулофа отобрали паспорт, ему нельзя было выезжать из Ирана — поэтому он сделал это нелегально, сбежав от наказания, и оказался в Каннах, на мировой премьере своей картины.
Актерам повезло меньше, у них не получилось покинуть страну — но и в тюрьму их не отправили. Режиссер шел по красной дорожке с фотографиями исполнителей главных ролей в руках. Публика буквально утопила «Семя священной смоковницы» и его автора в овациях. Нет особенных сомнений в том, что честный, бескомпромиссный, беспощадный по отношению к режиму фильм теперь посмотрит если не весь мир, то немалая его часть.
Судить о такой картине исключительно в кинематографических терминах сложно, но и ни к чему. Слишком много в ней от жеста, поступка. Чуть ли не гражданского подвига, возвращающего достоинство целой нации.
«Семя священной смоковницы» нераздельно слито с хроникой трагических событий — то есть собранными в соцсетях видео протестов и полицейского насилия. Эти фрагменты — интегральная часть фильма, обозначающая главный идеологический конфликт. Если старшее поколение безостановочно смотрит телевизор (там рассказывают, что митинги спровоцированы врагами Ирана, а протестующие хотят лишь жечь машины, бить стекла и грабить магазины), то их дети не вылезают из своих смартфонов, находя там иную картину мира — хаотичную, страшную и правдивую.
За счет этого хода в фильм попала вся страна, хотя непосредственно сюжет строится на отношениях внутри одной семьи: отец, мать, две дочери — одной 21 год, другой примерно 15 лет. Расулоф продолжает линию предыдущей картины, одним из героев которой был палач, хотя в новой работе поднимается на ступень выше. Иман (Миссаг Зарех), угрюмый и сосредоточенный мужчина средних лет, получил новое назначение — он работает в Революционном суде и только что стал судьей-следователем. Его жена Нажме (Сохейла Голестани) счастлива, ведь мужа ждет прибавка к жалованью и хорошая служебная квартира. Дочери, старшая Резван (Махса Ростами) и младшая Сана (Сетарех Малехи), энтузиазма не проявляют. Но и протеста у них новость не вызывает: теперь у каждой будет по собственной комнате.
После смерти Махсы Амини, избитой за «неподобающее ношение хиджаба», страну охватывает волна протестов. Иман падает с ног от усталости: за день ему приходится выносить несколько сотен приговоров. Нажме ревностно охраняет его покой, гладит рубашки, бреет и подстригает усы. Одновременно с этим Резван становится свидетельницей разгона студенческой демонстрации. Ее близкая подруга получает серьезную травму — и даже несмотря на это оказывается арестованной.
Когда родители и дети оказываются за одним обеденным столом, им уже не договориться. Резван кричит, что невинную девушку искалечили и арестовали просто за то, что та оказалась среди митингующих, отец парирует — мол, случайно ничего не бывает и наверняка она хотела разгуливать по улицам голой, а божий закон такого не допускает. Исчерпав другие аргументы, он гневно спрашивает: «Ты не думаешь, что я двадцать лет служу этому режиму и понимаю эту ситуацию лучше тебя?» Дочь моментально отвечает: «Нет». Эти слова зал встретил аплодисментами.
Ютьюб-шоу «Радио Долин» просит о помощи. Власти РФ запретили размещать рекламу у «иноагентов», и теперь команда проекта может рассчитывать только на зрителей. Все варианты, как поддержать шоу, — по этой ссылке.
Риторикой (которой в фильме Расулофа очень много) дело не ограничивается. В «Семени священной смоковницы» есть зачатки триллера, проявляющиеся ближе к середине. Вместе с новой должностью Иман получает личное оружие для самообороны. Наутро после горячего спора с детьми он обнаруживает, что пистолет пропал из тумбочки. В доме его найти не удается, жена и дочери делают круглые глаза и клянутся, что не прикасались к отцовскому оружию. Тому же грозит судебное расследование и три года тюрьмы, если пистолет не обнаружится. К тому же в сеть утекает имя и домашний адрес новоназначенного судьи, и он решает вместе с семьей отсидеться в загородном доме. А заодно, не гнушаясь никакими средствами, припереть домашних к стенке и заставить их расколоться: кто и зачем украл и где спрятал оружие?
Пистолет у Расулофа играет роль символическую: это воплощение власти, насилия, патриархальных устоев. Как чеховское ружье, к финалу он обязан будет выстрелить. Главная интрига построена не на ожидании выстрела, а на медленном проникновении в мотивацию героев: у кого и зачем оружие окажется в руках, против кого оно будет направлено. Как оружие режиссер использует и сам кинематограф. Можно сколько угодно обвинять его в дидактичности или искать провалы в драматургии, придираться к не вполне оправданным красивостям (от названия фильма до эпических вокализов за кадром) и некоторой плакатности, но отрицать очевидное невозможно: фильм работает, захватывая и не отпуская, заставляя люто ненавидеть режим, ради своей защиты готовый пожрать собственных детей.
Протест в Иране 2022 года неразрывно связан с именами и лицами женщин, его главный лозунг — «Женщина, жизнь, свобода». Среди многочисленных феминистских фильмов Канн-2024 «Семя священной смоковницы» выделяется тем, с какой силой и убедительностью автор постепенно раскрывает три женских характера, ведя каждую героиню от пассивности и подчинения к различным формам бунта и противостояния мужчине. Принципиально важно, что ни одна из героинь не активистка, все трое в начале картины — привилегированные обывательницы, бенефициары режима, которым нет дела до выносимых папой смертных приговоров. Притом что он сам раздавлен невозможностью хотя бы прочитать дело обвиняемого до того, как провозгласить его виновным.
В первой сцене фильма, только получив назначение, Иман идет по коридору мимо мужчин, застывших в одной позе — с прижатой к сердцу рукой. Как проясняется позже, это знак абсолютной покорности и самоотдачи. Неизвестно, кто они: другие судьи? А может, почитаемые герои, отдавшие свои жизни за страну? Важнее другое: галерея составлена из картонных фигур в человеческий рост. Такими же картонными кажутся убеждения и жизненные установки судьи. Ценность фильма Расулофа — в том, что он рассказывает не о злодеях и их жертвах, а о хрупких и ограниченных людях, поставленных перед выбором в экстремальных обстоятельствах. И его герои — определенно живые.
Антон Долин