Канны начались с абсурдной комедии «Второй акт» с Леа Сейду и Луи Гаррелем Режиссер Квентин Дюпье, снявший «Жвалы» о дрессировке мухи, теперь иронизирует над авторским кино
В Каннах начался 77-й международный кинофестиваль. Фильмом открытия стал «Второй акт» — комедия французского режиссера Квентина Дюпье («Жвалы», «Даааааали!»). Главная героиня хочет познакомить своего парня с отцом, но молодой человек в нее не влюблен — и пытается сосватать ее за своего друга. Вчетвером они встречаются в ресторане «Второй акт». Кинокритик Антон Долин рассказывает, как режиссер переходит от этой завязки к критике всего авторского кинематографа.
77-й Каннский фестиваль открылся дежурно. Красивые наряды, накрапывающий дождик, толпы светских фотографов на красной дорожке — все как обычно. О скверных временах напомнил, да и то не всем, лишь официальный постер — очень на этот раз удачный. Четверо подростков окружают старушку, они сидят спиной к камере и смотрят на ночное небо, где вместо луны восходит «Золотая пальмовая ветвь». Это слегка видоизмененный кадр из предпоследнего фильма Акиры Куросавы «Августовская рапсодия». Бабушка в окружении внуков — одна из немногих чудом выживших при бомбардировке Нагасаки в 1945-м. Картинка, при всей умиротворяющей красоте, зловещая.
Тень атомной бомбы, которая накрыла кинематограф с «Оппенгеймером», не думает исчезать. Это напрямую влияет и на дух нового кино, и на настроения в зрительном зале. Тем не менее на сцене царит праздник. Жюльетт Бинош по бумажке возносит хвалы Мэрил Стрип, вручая почетную «Золотую пальму», получает в ответ комплименты, на что умиленно смотрит Грета Гервиг — президентка жюри этого года. Церемония акцентируется на кинематографистках не случайно: в конкурсе всего четыре фильма сняты женщинами, остальные 18 — «мужские», и открытие будто пытается компенсировать столь очевидный дисбаланс.
Когда не до смеха, есть ли смысл смеяться? И над кем? Разумеется, над самими собой. Так считает главный абсурдист французского кино, в прошлом успешный поп-музыкант Квентин Дюпье («Шина», «Реальность», «Жвалы»). Его концептуальный, аскетичный и в высшей степени издевательский «Второй акт» открыл Каннский фестиваль.
Принято считать, что решающий фактор при выборе фильма открытия — актерский состав: по красной дорожке должны пройти нарядные звезды. Для Канн принципиально, чтобы среди них были французы. Эту потребность «Второй акт» удовлетворяет сполна. Трое из пяти действующих лиц — всеевропейские знаменитости: Венсан Линдон («Титан»), Леа Сейду («Жизнь Адель» и последние фильмы бондианы), Луи Гаррель («Мечтатели»). Четвертый — восходящая звезда Рафаэль Кенар, игравший главную роль в недавнем «Яннике» того же Дюпье.
Пятый — безвестный грузный бородач, некто Мануэль Гийо, то ли непрофессиональный актер, то ли безупречно его играющий. Он открывает фильм, закрывает его и исполняет самую эффектную сцену. Тем самым автор как бы обесценивает недюжинные усилия его более именитых коллег. А заодно потешается над пафосом, свойственным как фестивалям, так и коммерческому кинематографу.
«Второй акт» — название ресторана в глуши. Там разворачивается действие предельно минималистского фильма — видимо, практически весь бюджет ушел на гонорары исполнителям. Во «Второй акт» поутру прибывает тот самый бородатый мужчина, у него дрожат руки, он возбужден и испуган. Он включает свет, подметает пол, готовит ресторан к открытию.
Наступает день, начинается основное действие. Камера долго, не прерываясь, следит за двумя парами персонажей. С одной стороны к ресторану приближаются друзья, один из которых (Гаррель) без особого успеха пытается убедить второго (Кенар) приударить за его девушкой — ведь его самого она совершенно не привлекает. С другой идут та самая девушка (Сейду) и ее отец (Линдон), с которым она хочет познакомить предполагаемого возлюбленного. Четверо встречаются, чтобы вместе пообедать. Разумеется, абсолютно все идет не так.
Ужасно не хочется спойлерить и лишать зрителя удовольствия раскрыть фильм самостоятельно. Если вы планируете смотреть «Второй акт», на этом можете остановиться, поверив на слово: это очень умная (и вместе с тем по-хорошему тупая) комедия на чрезвычайно серьезные темы.
Примечание. В следующей части текста есть незначительные спойлеры к фильму.
Копеечный сюжет нужен и автору, и его героям исключительно для прикрытия. На самом деле встреча четверых в ресторанчике — интрига очевидно плохого, неряшливого, микробюджетного арт-фильма, в котором каждый из четырех героев снимается по своим соображениям. Никто из них ни в кого не влюблен, а если влюблен, то не тот и не в того. Тут нет отцов, дочерей и друзей. Только актеры, которые пытаются максимально естественно произнести свои реплики, пока их снимает невидимый — притом что зритель осознает его присутствие — оператор.
«Второй акт» недаром носит название, отсылающее к сценарной драматургии: это кино о кино. Когда же съемки по сюжету закончатся, один из исполнителей вместо того, чтобы снять грим, наденет новый, поскольку — вы уже догадались — фильм-то продолжается. Никакой реальности или чего-либо, что притворяется реальностью, на экране (пока финальные титры не завершились) нет и не будет.
Здесь предостаточно очаровательных шуток, иногда нарочито грубых, порой неожиданно тонких. О гомосексуальности, харассменте и том, как неприлично, да и просто опасно шутить над этим в наши дни. А еще о том, как чувствуют себя статисты рядом с главными героями. Самая смешная шутка — о том, кто же снимает фильм, который мы смотрим (догадаться и легко, и сложно).
Старший и наиболее именитый из участников — персонаж Линдона — постоянно раздражен. Он не перестает возмущаться тем, что мир летит в тартарары, а мы продолжаем снимать бессмысленные независимые комедии, не стыдно ли? «Тем кинематограф и хорош, что в нем нет смысла!» — урезонивает его Сейду. Профессионала это не убеждает. Внезапно ему звонят из США и предлагают роль в американском фильме у известного режиссера (догадайтесь кого?). Настроение резко улучшается. Теперь мир имеет право провалиться прямиком в ад, лишь бы наш герой успел засветиться в Голливуде. Успеть бы еще выучить английский.
Ютьюб-шоу «Радио Долин» просит о помощи. Власти РФ запретили размещать рекламу у «иноагентов», и теперь команда проекта может рассчитывать только на зрителей. Все варианты, как поддержать шоу, — по этой ссылке.
Дюпье не столько высмеивает тщеславие и пустоголовость актерского цеха, сколько демонстративно наслаждается бредовостью и одновременной изысканностью собственной постановки. Он смертельный враг любых глубоких смыслов (именно так, во множественном числе) и выводит сценариста с режиссером за кадр не случайно. Перед нами комедия исполнителей, запутавшихся в плохо выученных диалогах, небрежно придуманных амплуа и невнятных психологических мотивах. Когда же они совсем плывут и тонут в материале, за кадром — видимо, чтобы добить публику — начинает звучать тревожно-сентиментальная музыка, призванная компенсировать (на самом деле подчеркнуть) нехватку осмысленности всего происходящего.
Нельзя не вспомнить, что девальвировать и разоблачать сакральную для киноискусства — особенно для европейского фестивального движения — фигуру автора Дюпье начал давно. И особенно преуспел в этом в своем предыдущем фильме, как раз сейчас выходящем по всему миру, хулиганском «Даааааали!». Этот антибайопик создан по заветам классического сюрреализма, придуманным Сальвадором Дали на пару с Луисом Бунюэлем. Картина показывает эпатажного художника-усача напыщенным болваном, маской без лица — роль играют несколько взаимозаменяемых артистов несхожей комплекции, возраста и внешности. Вокруг настолько яркой личности буквально невозможно выстроить внятный сюжет: этот герой даже до конца коридора дойти никак не может.
Во «Втором акте», который способен и развеселить, и раздражить не меньше, отношения между персонажами не стоят ломаного гроша. По-настоящему важен иной конфликт: между кинематографом как развлечением, помогающим сбежать от угнетающей реальности, и аналитическим, осознающим себя киноискусством «с идеями», не доставляющим зрителю никакой радости (из таких фильмов в своем большинстве состоят фестивали). Второй акт в картине Дюпье — это закулисье съемочного процесса и одновременно второй план повествования, где тяжелые мысли на вечные темы разгоняет бездумный освобождающий смех.
Избегая праведного гнева, громокипящего сарказма или философичной задушевности, режиссер задумывается о значимости и весе ритуалов, которые мы привыкли считать искусством. В превосходном финале камера едет по бесконечно длинным рельсам среди живописной природы, но снимает не окружающую красоту, а сами эти рельсы, обессмысливая усилия авторов и потешаясь над попытками зрителя извлечь из увиденного хоть какой-то урок. Пусть это будет последним спойлером статьи, которую вы только что дочитали.
Антон Долин