«Мы хотим забрать нашу страну у этих странных и тупых людей» Репортаж «Медузы» из Ирана. Сотни тысяч людей несколько месяцев протестовали против авторитарного режима, но так и не смогли победить — по крайней мере пока
В середине сентября 2022 года иранская полиция нравов задержала 22-летнюю курдянку Махсу Амини — якобы за «неправильное» ношение хиджаба. Через два дня 22-летняя девушка умерла в больнице. По версии властей, причиной смерти стал сердечный приступ. Правозащитники и близкие Амини уверены, что это произошло, потому что ее избили силовики. Гибель девушки спровоцировала протесты по всей стране, за ними последовала жесткая реакция властей. Уже известно о гибели более чем 500 протестующих, включая 70 несовершеннолетних. Четверо участников акций казнены; еще более ста манифестантов ожидают высшей меры. Репортер «Медузы» съездил в Иран и поговорил с его жителями о том, как масштабные протесты уже изменили одну из самых жестоких автократий мира — и на что они теперь надеются.
Имена всех собеседников «Медузы» изменены из соображений безопасности.
«Женщина — Жизнь — Свобода»
Первое, что бросается в глаза во время вечерних прогулок по Тегерану, — множество женщин с непокрытой головой. Чаще всего это молодые девушки. Иногда их сопровождают матери в хиджабах или мужчины.
Открывая волосы, шею и плечи, иранки нарушают закон о ношении хиджаба, принятый правительством во главе с лидером Ирана аятоллой Али Хаменеи в июле 2022 года. Согласно новым требованиям властей, головной платок должен покрывать все, кроме овала лица, — в противном случае женщину оштрафуют или даже посадят в тюрьму на срок от десяти дней до двух месяцев.
Эта мера наказания — самая суровая с тех пор, как после Исламской революции 1979 года в Иране начали регулировать ношение хиджаба. В самом начале власти также штрафовали и бросали в тюрьму «нарушительниц» (с середины 1980-х за это могли посадить на срок до 60 суток), но в 2018-м наказание смягчили — до посещения специальных «образовательных» занятий. Там женщинам рассказывали о мусульманских ценностях, после чего они подписывали документ о том, что обязуются всегда носить хиджаб «целомудренно».
В знак протеста против ужесточения закона в 2022-м многие иранки начали стихийно выкладывать в соцсети видеоролики, в которых они снимали хиджабы — а кто-то даже выходил с непокрытой головой на улицу. По данным ООН, несколько женщин после участия в онлайн-кампаниях были арестованы.
В 1960–1970-х возглавлявший Иран шах Мохаммед Рез Пехлеви взял курс на сближение с США и частичную вестернизацию. В больших городах среди молодежи были распространены западная культура и мода. На доходы от нефти и газа строились университеты и современные заводы. Одновременно шах проводил политику жестких репрессий в отношении оппозиционеров.
Одновременно с попытками наладить отношения Ирана и США Пехлеви пытался популяризировать наследие Древней Персии (не будучи потомком какой-либо династии; его отец Реза-шах Пехлеви оказался у власти после государственного переворота в 1921-м) — и даже хотел заменить традиционный иранский календарь на летоисчисление от восхождения Кира Великого на царский престол в 559 году до н. э. Жители страны не приняли эту идею, и от нее было решено отказаться.
В начале 1970-х в Иране усилились репрессии против оппозиции. Раньше ее движущей силой была демократическая группа «Национальный фронт Ирана», но, несмотря на относительную вестернизацию, власти продолжали арестовывать и казнить оппозиционеров. Единственной группой, которая продолжала противостоять шахскому правительству, было духовенство, имеющее влияние на самые бедные слои населения — именно они были больше всего недовольны политикой властей. Но и духовных лидеров власти жестоко преследовали. Так, еще в 1964 году один из этих лидеров Рухолла Хомейни был арестован и выслан из Ирана в Турцию, откуда сначала перебрался в Ирак, а потом в Париж. При этом он продолжал поддерживать отношения со своими последователями в Иране — и бороться с властями.
В 1973-м в мире случился нефтяной кризис. В Иране он вызвал беспрецедентную инфляцию. Уже через два года в стране был установлен авторитарный однопартийный режим, все прочие политические объединения были запрещены. А 23 октября 1977 года умер сын одного из лидеров духовенства Рухоллы Хомейни Мостафа — по официальной версии, от сердечного приступа, но среди иранцев ходили слухи о его убийстве.
В том же 1977-м под давлением США шах ослабил репрессии. У оппозиции появилась возможность открыто выступать против властей. В 1978-м в городе Кум прошла антиправительственная демонстрация студентов, во время которой полицейские начали стрелять в протестующих и убили двух человек. Эту акцию принято считать началом Исламской революции. По официальным данным, тогда погибли два человека. Демонстранты утверждали, что полицейские расстреляли 70 человек. Вскоре массовые забастовки и демонстрации распространились по всей стране. В них участвовали сотни тысяч иранцев — торговцы, рабочие, служащие и студенты.
16 января 1979 года шах вместе с семьей бежал из Ирана в Египет. 1 февраля в страну вернулся Рухолла Хомейни — после 15 лет, проведенных в ссылке в Турции, Ираке и Франции. В Тегеране его встречали более трех миллионов человек. 11 февраля последние правительственные войска сдались, и власть в стране полностью перешла к аятолле (так шииты Ирана называют духовного лидера) Хомейни и его сторонникам. Под руководством Хомейни было сформировано правительство, а в марте прошел референдум, по результатам которого учредили Исламскую Республику Иран.
13 сентября 2022 года сотрудники полиции нравов задержали в Тегеране 22-летнюю Махсу Амини — из-под ее хиджаба виднелись волосы. Полицейские сказали сопровождавшему ее брату Киарашу, что отпустят девушку через час — после «назидательной беседы».
Из отделения Амини увезли на скорой помощи, ее брату сказали, что у нее сердечный приступ. Два дня она была в коме, а затем умерла. Поскольку у Амини никогда не было проблем со здоровьем, а увидеть ее тело — почти полностью закутанное в саван — семье позволили только на похоронах, родные решили, что власти скрывают истинную причину смерти. По утверждению правозащитников, после задержания Махса получила травму головы. Власти выступили с официальным заявлением только 7 октября, через три недели после смерти Амини: по их версии, она умерла от остановки сердца.
В первые же дни после смерти Махсы иранцы по всей стране — от Тегерана до курдистанского Секкезе, где родилась Амини, — вышли на протесты. Женщины в знак солидарности с погибшей снимали хиджабы. Пока правозащитники из Amnesty International безуспешно требовали от властей Ирана открыть уголовное дело и привлечь к ответственности полицию нравов, люди скандировали лозунги «Женщина — Жизнь — Свобода!», «Долой диктатора!» и даже «Смерть Хаменеи!» (называя нынешнего аятоллу «незаконнорожденным лидером»).
Через четыре дня после смерти Махсы Амини протесты охватили 16 провинций Ирана из 31. Демонстрации проходили в городах Рашт и Сари в северной части страны, в Исфахане в центральном Иране, в расположенном недалеко от границы с Ираком Ошневие и многих других. В Сари протестующие сорвали фотографии Хаменеи и его предшественника Рухоллы Хомейни с одного из зданий, а в Ошневие даже на время захватили контроль над некоторыми кварталами.
Власти отреагировали предсказуемо. В городах увеличилось количество полиции и силовиков из Корпуса стражей исламской революции (КСИР), а в СМИ — заявлений о том, что за протестами стоят Рабочая партия Курдистана, сионисты и западные спецслужбы. С первых дней протестов поступали сообщения о массовых задержаниях митингующих — и о том, что есть погибшие.
Это не испугало демонстрантов. Их список требований уже во время первых акций существенно расширился: от призывов к расследованию убийства Махсы Амини и отмены закона о ношении хиджаба — до роспуска правоохранительных органов и свержения режима Хаменеи.
«Правительство и [подконтрольные ему] СМИ говорят, что нас немного и что мы не способны на революцию. Но нет: на самом деле протестующих — бóльшая часть Ирана. Еще власти стараются убедить всех, что число погибших крайне мало, в то время как сотни или даже тысячи иранцев гибнут, а мы даже не знаем их имен», — рассказывает «Медузе» 23-летняя студентка Нафас, поддерживающая протесты.
Спустя два месяца после начала протестов в СМИ появились новости об «упразднении» полиции нравов, о котором якобы объявил генпрокурор Мохаммед Джафар Монтазери. Многие иностранные медиа восприняли новость как отказ от политики ношения хиджабов, однако слова генпрокурора просто были вырваны из контекста. Монтазери заявил, что власти «работают» над изменением закона, но о полном роспуске полиции нравов речи не идет.
Это решение правительства Ирана было слишком незначительным, чтобы повлиять на происходящее на улицах. Демонстрации продолжились — как и столкновения протестующих с силовиками. К середине января организация Human Rights Activists News Agency сообщила не менее чем о 522 убитых, среди них 70 несовершеннолетних и 68 сотрудников полиции и сил безопасности. По данным правозащитников, около 20 тысяч человек арестованы, 110 из них обвиняют во «вражде против Бога», которая в Иране и Саудовской Аравии карается смертной казнью. Четырех арестованных уже казнили.
«Это как будто просвет. Может, это чудо?»
Люди на улицах Тегерана охотно беседуют с корреспондентом «Медузы» о протестах. Правда, следят, чтобы никто не подслушивал разговор, и замолкают при виде сотрудников полиции и КСИР, патрулирующих районы в полной экипировке и с оружием.
Если на улицах спокойно — например, в рабочее время, — силовиков в городе не так много. Они дежурят на некоторых перекрестках группами по несколько человек — и видно, что изнывают от скуки. В целом, если не знать, что вечером будут уличные акции, можно и не заметить, что в стране несколько месяцев не прекращаются волнения. Разве что иногда из машин доносятся песни, популярные среди оппозиционеров, — но те, кто не знает фарси, вряд ли смогут понять, что это тоже своего рода протест.
О времени и местах проведения демонстраций иранцы узнают из соцсетей. Власти страны много лет пытаются установить полный контроль над интернетом, но сделать это не удается, поскольку люди пользуются VPN-сервисами. Кроме того, они смотрят независимые спутниковые каналы.
«О протестах мы узнаем из инстаграма и спутникового телеканала Iran International — это самый популярный канал в Иране. Даже в сельской местности люди ловят [сигнал] и смотрят его. Еще есть Би-би-си и Voice of America, они тоже вещают на фарси, — объясняет 26-летняя медицинская работница Арма. — Почему правительство не закроет все это? Ха-ха! Они не могут прийти в каждый дом и забрать [спутниковое оборудование]. Еще до того, как они уйдут, люди позвонят в техническую службу и попросят принести им новое. Мы не можем жить без этих каналов»
Иранские власти около десяти лет работают над тем, чтобы заменить глобальный интернет закрытой национальной сетью. Такое решение было принято после протестов 2009 года, начавшихся из-за несогласия тысяч иранцев с результатами президентских выборов, на которых победили консерваторы; те демонстрации также называют «зеленой революцией» — это самые массовые акции за всю историю Исламской республики. Именно благодаря социальным сетям начиная с 2009-го протестующие в Иране кооперируются и получают информацию о происходящем на улицах.
При действующем президенте Ибрагиме Раиси также усилилась интернет-цензура: так, Google, хоть и доступен иранцам, выдает только контент с возрастным ограничением до 13 лет, после того как власти принудительно включили функцию Safe Search («Безопасный поиск») для всех пользователей в стране. В стране нарушена работа многих VPN-сервисов. А непосредственно во время протестных акций — в том числе в 2022 году — власти просто отключают интернет в отдельных районах больших городов.
Около 80% иранцев пользуются социальными сетями — даже у многих членов правительства есть аккаунты в твиттере, хотя он заблокирован в Иране с 2009 года. Также в стране запрещены Facebook, YouTube, WhatsApp и Telegram. Сами американские технологические компании, которым принадлежат соцсети и сервисы, не могут работать в Иране из-за международных санкций.
Взамен в стране запустили собственные версии YouTube (Aparat), Uber (Snapp), WhatsApp (iGap) и даже AppStore (Sib, что в переводе с фарси означает «яблоко») — с возможностью контроля над контентом и действиями пользователей. Как показывает статистика, которую упоминает The New York Times, иранские приложения не пользуются популярностью.
Когда появились новости о смерти Махсы Амини 24-летняя Зульфия (она дизайнер) находилась за границей, в путешествии с друзьями. «Первое, о чем я подумала, — мне угрожает опасность. Я представила: еще одна смерть, еще одна невинная девушка, такая же, как все мы, умерла. Вероятно, убита государством, — вспоминает иранка в разговоре с „Медузой“. — И я представила себя на ее месте».
Зульфия признается: поначалу она даже не надеялась, что на смерть Махсы Амини последует широкая общественная реакция. «Я подумала: о, это как будто просвет! — вспоминает Зульфия момент, когда она увидела посты в соцсетях с фотографиями и видео протестов. — Может, это чудо?»
Зульфия уверена: «[Раньше] люди были запуганы. Но сейчас благодаря соцсетям люди наращивают знания, узнают обо всем [что происходит в стране]. [Власти больше] не могут обхитрить людей. Возможно, началась большая революция — я на это надеюсь. Все надеются. Потому что мы уже много раз пробовали [но никаких изменений не последовало]».
Начиная с конца 1980-х, уже при нынешнем репрессивном режиме, в Иране то и дело вспыхивали массовые волнения. Так, в 1989 году в Неджефабаде протестовали против отставки предполагаемого преемника Хаменеи — Али Монтазери, который позволял себе критиковать аятоллу и последствия Исламской революции 1979 года.
Весной и летом 1998-го в Тегеране не утихали студенческие акции в поддержку президента-реформатора Мохаммада Хатами. Молодых иранцев жестко разгоняли силовики — по некоторым данным, по приказу политиков из консервативных кругов.
В 2003 году студенты столичных вузов снова вышли на улицы — на этот раз протестуя против планов правительства по приватизации учебных заведений, а также выступая за освобождение политзаключенных и свободу СМИ. Во время тех волнений тысячи жителей Тегерана устроили «автомобильную демонстрацию» — они заполонили улицы города, не покидая своих машин.
В июне 2009 года иранцы протестовали против результатов президентских выборов, на которых победили консерваторы во главе с Махмудом Ахмадинежадом. Те выступления называют «зеленой революцией» и самыми массовыми акциями за всю историю Исламской республики. Данных о количестве участников протестов нет, однако оппозиция заявляла о 72 погибших (КСИР сообщал о 28 погибших). По информации Amnesty International, на конец 2009 года в иранских тюрьмах находились около пяти тысяч (!) участников тех акций протеста.
В феврале 2011 года на фоне победы египетской революции во время «арабской весны» на улицы Тегерана в надежде на перемены вышли многочисленные сторонники оппозиции. Но к началу марта выступления прекратились.
Вызванная санкциями тяжелая экономическая ситуация также нередко становилась причиной антиправительственных выступлений в Иране. Так, протесты 2017–2018 годов начались из-за повышения цен на продукты и быстро приобрели политический характер. Эти митинги были самыми масштабными после «зеленой революции». Наконец, в 2019–2020 годах иранцы протестовали против роста цен на топливо, который достигал 50–200%. Как и в предыдущий раз, к экономической повестке вскоре добавилась политическая, и люди принялись требовать отставки Хаменеи.
«Ради чего мы сражаемся?»
Акции в поддержку протестующих в Иране можно наблюдать по всему миру. По центру Берлина шествием прошли около 80 тысяч человек. В Нью-Йорке в Парке четырех свобод Франклина Д. Рузвельта люди выстроились в живую инсталляцию, изображая распущенные женские волосы. Во Франции в знак солидарности с иранскими женщинами 50 французских актрис, среди которых Жюльет Бинош, Шарлотта Генсбур и Изабель Юппер, отрезали себе волосы — как это делали иранки в первые дни после смерти Махсы Амини.
В самом Иране знаменитости тоже активно участвовали в протестах. Некоторых в итоге арестовали — например, одну из самых известных в стране актрис Таране Алидости и футболиста Вурию Гафури.
25-летняя сторонница протестов Эмна с гордостью рассказывает «Медузе» об иранских звездах, не побоявшихся открыто осудить режим Хаменеи, в том числе о музыканте Шервине Хаджипуре, который в конце сентября попросил своих подписчиков в твиттере ответить на вопрос «Ради чего мы сражаемся?», а из их твитов составил песню «Baraye» (в переводе с фарси — «Ради»). Трек фактически стал гимном иранских протестов, а Хаджипура арестовали по обвинению в «пропаганде против существующей системы правления» и «подстрекательстве людей к насильственным действиям» (однако вскоре отпустили под залог).
«Это песня не одного автора, а многих людей. Забавно, что он просто парень с конкурса талантов с иранского ТВ. Власти, естественно, заявили, что подозревают его в связях с другими государствами, и допрашивали его по этому поводу», — рассказывает Эмна.
Послушайте гимн иранских протестов
В начале ноября иранская полиция также арестовала известного в стране рэпера, 32-летнего Тумаджа Салехи, который и до нынешних протестов публично критиковал правительство. «Он пытался как-то оживить движение, был точкой сборки и лидером для многих людей. Его жизнь и так была в опасности, а сейчас он вообще под арестом», — рассказывает Эмна.
Аресты иранских знаменитостей широко обсуждались не только в местных, но и в мировых СМИ — но куда более острую реакцию вызвали новости о жестоких задержаниях несовершеннолетних, причем не только на улицах во время акций, но и в школах. В ноябре правозащитники Human Rights Activists in Iran сообщали почти о шести десятках погибших в возрасте до 18 лет. 14-летнюю девочку посадили в тюрьму, где отбывают срок обвиняемые в наркоторговле. 16-летнему парню после ареста сломали нос. А на 13-летнюю девочку прямо в ее школе напали ополченцы «Басиджа». По данным немецкого таблоида Bild, двум подросткам грозит смертная казнь за «вражду против Бога».
Одна из погибших, 16-летняя Ника Шакарами, пропала в Тегеране 20 сентября, вскоре после начала волнений. Перед этим она выложила в соцсети видео, на котором сжигает свой хиджаб. Родные нашли ее тело десять дней спустя в одном из моргов иранской столицы. Власти заявили, что она покончила с собой.
На похоронах Шакарами в Хорремабаде собрались не только члены семьи и друзья, но и протестующие. Церемония прощания превратилась в новую акцию, на которой скандировали лозунг: «Мы все — Ника! Если вы будете бить нас, мы ответим тем же». В ответ, как пишет The New York Times, находившиеся на месте полицейские открыли огонь по толпе. Источники «Би-би-си» в свою очередь утверждают, что силовики применили слезоточивый газ, а демонстранты в ответ начали бросать в них камни. Что именно произошло во время этих столкновений и чем они закончились, точно неизвестно.
Еще больше пострадавших среди совершеннолетних демонстрантов. Нескольких человек ослепило металлической дробью или резиновыми пулями. В 30-летнего мужчину, который представился журналистам как Саман, по его словам, стреляли с близкого расстояния, в результате чего он лишился глаза. А когда к врачам после уличных акций обратился 27-летний программист Масуд, они обнаружили в его теле больше 50 металлических осколков. При этом часто раненые демонстранты боятся обращаться за медицинской помощью в больницы, поскольку там их могут сдать полиции.
Вот что о полицейском насилии во время протестов «Медузе» рассказала 23-летняя студентка Нафас:
Моя подруга шла через дорогу от Университета имени Фирдоуси в городе Машхад, а позади нее шел парень, всего в нескольких шагах. Она отчетливо услышала звуки стрельбы. Обернулась и увидела, что он лежит на земле — убитый. Они шли так близко друг к другу, и запросто могли убить ее, не его. Конечно, она была шокирована и напугана. Другую девушку, тоже из Машхада, ослепило выстрелами.
«Медуза» в России теперь не только «иноагент», но еще и «нежелательная» организация. Этот статус гораздо хуже прежнего. Тем не менее мы продолжаем работать. Нас по-прежнему можно читать. Это безопасно. Здесь — все ответы на тревожные вопросы.
«По телевизору — все хорошо»
Автору этого текста тоже досталось от иранских силовиков.
16 ноября корреспондент «Медузы» гулял в центре города Исфахан с подругой, другом и знакомым иранцем. В шесть часов вечера они подошли к стоявшей на перекрестке группе бойцов «Сепа» (одно из формирований КСИР) и попытались выяснить, смогут ли пройти дальше. Бойцы ответили утвердительно: протестующих в этом районе еще не было. Однако, пропустив компанию вперед, стражи тут же атаковали ее.
Корреспондент «Медузы» почувствовал, как что-то хлестнуло его по спине. Он обернулся и увидел, что двое бойцов «Сепа» повалили его друга на землю и принялись избивать дубинками. Журналист попытался (по-английски) убедить силовиков, что они просто туристы, — тогда один из бойцов ударил дубинкой и его. А когда корреспондент «Медузы» упал на землю, продолжил его бить. Через несколько секунд к бойцу подошел коллега (возможно, глава отряда) — и остановил его.
Подруга корреспондента «Медузы» и их знакомый иранец укрылись от бойцов в магазине неподалеку. Тут же они осмотрели репортера — выяснилось, что в него стреляли пластиковой дробью с довольно близкого расстояния. В спину, плечи и руки вошли семь пуль. Корреспондент «Медузы» не обращался в больницу — извлечь пули и обработать раны помогли знакомые его местных друзей, работающие медбратьями.
Около получаса журналист и его друзья оставались в магазине — в центре города начались протесты, с улицы доносились звуки выстрелов. Кроме того, они долго не могли вызвали такси: большинство водителей отказывались ехать в этот район из-за столкновений протестующих с полицией.
В подконтрольных правительству СМИ о подобных случаях нет ни слова. «Иранские телеканалы притворяются, что все тихо и прекрасно: мы живем в замечательной стране, у нас нет никаких войн, — возмущается дизайнер Зульфия. — Нас [несогласных с режимом иранцев] это так бесит. Так много людей погибло в эти дни. Допустим, ночью была маленькая война с протестующими на улицах, но утром по телевизору — все хорошо. Когда [22 октября 2022 года] протестовали иранцы в Германии, на нашем телевидении сказали, что они протестуют из-за газа [повышения цен на газ]».
«Мы заслужили свободу»
Несмотря на жестокость властей и огромное количество погибших и раненых, все собеседницы «Медузы» воодушевлены происходящим в Иране — и верят, что положение женщин в стране скоро изменится. Сейчас по закону жительницы Ирана не имеют права занимать некоторые должности — например, не могут стать судьей или президентом. Женщинам запрещено петь любые песни, кроме народных, танцевать в присутствии мужчин и посещать стадионы. Перед поездкой за границу они обязаны спрашивать разрешения у отца, мужа или брата. Наконец, иранке крайне сложно по собственному желанию развестись с мужем, а девочку по закону могут выдать замуж уже в 13 лет.
«Как женщина я очень хочу, чтобы эта страна поменялась. У нас немного нелепая культура, особенно для женщин, и мы не согласны с таким порядком вещей, — говорит студентка Нафас. — С началом этой революции я вижу, как много женщин в Иране готовы выйти на улицы без хиджаба. Они хотят [отстаивать] свои права и добиваться пересмотра правил. Я думаю, сейчас лучшее время для начала революции — так оно и происходит. Я полна надежд, что очень скоро все полностью поменяется».
«Все люди из моего окружения хотят свободы и ждут, что настоящая революция изменит нашу страну. Я надеюсь, что в этот раз все будет не так, как в предыдущие, и что мой народ получит то, чего так хочет. Мы заслужили это, — соглашается дизайнер Зульфия. — Заслужили свободу, человеческие права и законы. Мы хотим вернуть себе нашу страну, забрав ее у этих странных и тупых людей».
Иначе рассуждает другой собеседник «Медузы», 40-летний Бурхан. Он не считает происходящее в Иране революцией, поскольку, по его мнению, на улицах «не так много людей»: большинство «ничего не предпринимает», уверен он. «Люди хотят, чтобы протесты на самом деле изменили режим. Но проблема в том, что это малая часть общества, а основная часть молчит. Не соглашается, но и не выражает несогласия», — комментирует Бурхан.
При этом он полагает, что, если бы к власти пришли реформаторы, это ничего бы не изменило, потому что они «поддерживают демократические идеи» только на словах. Иранское духовенство делится на два лагеря — реформаторы (или реформисты) и консерваторы (или принципалисты). Консерваторы доминируют во власти уже более 40 лет, с момента победы Исламской революции. Реформаторы продвигают в парламенте идеи свободы, демократии и гражданского общества — но не отступаясь от догматов ислама.
Не верит Бурхан и телевидению — даже каналу Iran International, о котором с таким воодушевлением рассказывала собеседница «Медузы» Арма. «Я слышал, что погибших [во время протестов] может быть более тысячи… Но у нас нет никаких документов и доказательств, — скептически рассуждает иранец. — Лично я не верю Iran International на слово. А правозащитники [в отличие от них] говорят только о тех, чьи смерти могут подтвердить».
В то же время Бурхан считает, что, даже если протестующие не добьются падения режима, власти все равно не смогут их полностью погасить — «потому что это маленькие группы людей, которые быстро действуют и исчезают»: «Это может продолжаться долго — несколько месяцев или лет. Правительству нечего предложить протестующим, а значит, они не будут удовлетворены. Разве что полиция рассредоточится по каждому городу в стране и будет тащить в тюрьму всех, кто что-то кричит. Но это невозможно».
Протесты в Иране действительно не прекращаются — но перестали быть такими массовыми, как в предыдущие месяцы. Власти продолжают судить арестованных демонстрантов. 11 января к пяти годам тюрьмы приговорили Фаезе Хашеми Рафсанджани — дочь бывшего президента Ирана и одного из основателей Исламской Республики Хашеми Рафсанджани. Фаезе была депутатом иранского парламента с 1996 по 2000 год, выступала за права женщин и открыто критиковала действия силовиков. Ее задержали в конце сентября по обвинению в «действиях против государства».
Кроме того, иранские власти, как и обещали, «пересмотрели» закон о хиджабе. 10 января генпрокурор Ирана Мохаммад Джафар Монтазери поручил полицейским усилить контроль над соблюдением требований. В его распоряжении указано, что женщин, нарушающих закон, по решению суда могут выслать из страны, а тех, «кто убеждает и поощряет других к отказу от ношения хиджаба», — посадить в тюрьму на срок от года до десяти лет.
Невозможно предсказать, появится ли у протестов новый импульс — или властям снова удастся подавить волнения и продлить жизнь Исламской республики. По мнению политолога и доцента Школы политологии, истории и международных отношений Ноттингемского университета в Малайзии Юлии Рокнифард, судьбу нынешних выступлений могло бы решить появление новых сильных лидеров. «Чему протестное движение в Иране противостоит, более-менее понятно. Что оно видит в качестве желательного исхода протестов, кроме свержения политического строя, оценить труднее», — добавляет она.
У протестующих нет ни четкого плана действий, ни коалиции представителей, которые предлагали бы структурные государственные реформы, отмечает Рокнифард. Есть несколько оппозиционных групп, но они не готовы к переговорам ни между собой, ни с властями. «При этом неясно, как может быть удовлетворен запрос на идеального лидера масштаба Нельсона Манделы. Ведь заявлять о себе в таком качестве сейчас крайне небезопасно», — рассуждает исследовательница. Правда, указывает она, есть и плюс в том, что протестное движение не управляется единым лидером: без него куда труднее обезглавить движение.
Дмитрий Хобботовский, Тегеран