Диссидент из книжки За 20 лет в оппозиции Владимир Кара-Мурза пережил два отравления и добился принятия «закона Магнитского» — теперь его обвиняют в госизмене. «Медуза» рассказывает его историю
Диссидент из книжки За 20 лет в оппозиции Владимир Кара-Мурза пережил два отравления и добился принятия «закона Магнитского» — теперь его обвиняют в госизмене. «Медуза» рассказывает его историю
Этот текст был опубликован после того, как Владимира Кара-Мурзу задержали по подозрению в распространении «фейков» о войне. 17 апреля 2023 года политика приговорили к 25 годам лишения свободы по обвинениям в «фейках», сотрудничестве с «нежелательной» организацией и «госизмене».
В третью годовщину убийства Бориса Немцова — 27 февраля 2018-го — Владимир Кара-Мурза был в Вашингтоне. Там, прямо перед посольством России, он открывал переименованную в честь Немцова площадь. Кара-Мурза хотел, чтобы российские дипломаты, каждый день приходя на работу, вспоминали убитого оппозиционера.
Соседний переулок перекрыли. На открытие пришло примерно 300 человек: журналисты, сенаторы, члены конгресса США и городского совета Вашингтона.
Наталия Арно, президент фонда «Свободная Россия», участвовавшая в церемонии, вспоминает, что никогда не видела, чтобы обычно собранный Кара-Мурза так волновался. На то, чтобы добиться переименования площади и установки памятной таблички, у него ушло немало времени. Он хотел, чтобы все прошло идеально.
«Для него это было личным, — говорит Арно. — Он переживал, был очень горд». Оппозиционер говорил: «Даже если я больше ничего не сделаю, это большое достижение».
Владимир Кара-Мурза в политике больше 20 лет, но за пределами России известен гораздо больше, чем внутри страны. Когда в апреле 2022-го против него возбудили уголовное дело по статье «о фейках» про войну, правозащитные организации Amnesty International и Human Rights Watch сразу же признали его узником совести — и потребовали освободить. Журналист Михаил Фишман в разговоре с «Медузой» и вовсе назвал Кара-Мурзу «политзаключенным номер два в России» — первым после Алексея Навального. Но поддержать политика к зданию Басманного суда, который отправил того в СИЗО, вышло всего несколько человек.
При этом именно действия Кара-Мурзы серьезно подпортили жизнь российской элиты в последние десять лет.
Ребенок перестройки
Жена Владимира Кара-Мурзы Евгения училась с ним в одной школе — № 1216, находившейся на Лубянке.
«Володя всегда выделялся среди сверстников, — вспоминает Евгения. — Даже шутки у него были какие-то… взрослые и более интересные, что ли? Большинство ребят его шутки не понимали».
Отличником Кара-Мурза не был — не любил математику, — но учился хорошо: ему давались английский и французский, он отлично знал историю и литературу. После уроков он шел в музыкальную школу, где учился по классу кларнета. В юности серьезно раздумывал о карьере профессионального музыканта.
«При этом был хулиганом, — добавляет Евгения. — Ему часто влетало за поведение».
Во многом, замечает Евгения, на взросление Владимира Кара-Мурзы повлияла его семья — «классическая старомосковская интеллигенция». Отец, Владимир Кара-Мурза — старший, был журналистом (и историком по образованию). Мать, Елена Гордон, искусствовед по профессии, работала в Пушкинском музее — а позже стала переводчицей.
В советские годы Владимир Кара-Мурза — старший давал частные уроки истории, работал дворником и кочегаром и состоял в андерграундной арт-группе «Мухоморы». В интервью Владимир Кара-Мурза рассказывал, что для отца было вопросом принципа не работать на советскую власть. Уже после перестройки тот стал одним из самых известных в стране независимых журналистов. С 1995 года Кара-Мурза-старший вел на НТВ авторскую программу «Сегодня в полночь», в которой анализировал последние новости.
«Отец был одним из основателей того, настоящего, „старого“ НТВ, поэтому я с детства бывал и в „Останкино“, и в Думе, и многих людей из телевизора знал лично, — рассказывает Владимир Кара-Мурза в переписке с „Медузой“. — Ну и история семьи, конечно, ко многому обязывает. И прадед, и дед были журналистами, и отец к тому же еще и историком — так что я, можно сказать, уже в третьем-четвертом поколении».
Друзья и коллеги Владимира Кара-Мурзы — старшего в разговоре с «Медузой» отмечают его главные черты — бескомпромиссность и принципиальность. После разгона «золотого» НТВ, рассказывает друг Кара-Мурзы-старшего, пожелавший остаться неназванным, тот поссорился с бывшим гендиректором канала Олегом Добродеевым (сейчас — гендиректор ВГТРК) — «и это в каком-то смысле стоило [Кара-Мурзе] карьеры». Тем не менее Владимир Кара-Мурза — старший работал журналистом до самой смерти от болезни сердца в 2019 году.
Друг Кара-Мурзы-старшего, попросивший не называть свое имя из соображений безопасности, замечает, что, несмотря на такую бескомпромиссность, тот дружил с самыми разными людьми: «В том числе с теми, которых трудно представить в его обществе. К примеру, легко уживался даже с Ильей Глазуновым. Его просто очень интересовали люди. Он очень любил людей собирать за одним столом. Знал все про всех. Очень хорошо знал московскую жизнь, жизнь московской интеллигенции, московскую публику».
На взглядах Кара-Мурзы-младшего отразилось не только воспитание, но и время, в которое он рос: школьником он застал перестройку.
«Мы были юными, когда развалился Советский Союз, — объясняет Евгения Кара-Мурза. — И Володя формировался во всем этом. Он впитывал все как губка».
«В каком-то смысле, политизация моего поколения, по крайней мере в Москве, была неизбежна, — рассуждает Владимир Кара-Мурза. — Мое детство — это конец восьмидесятых — начало девяностых; время пробуждения общества, первых глотков свободы».
Оппозиционер рассказывает, что его первое политическое впечатление — август 1991 года: танки на улицах, баррикады, исписанный постамент от памятника Феликса Дзержинского на Лубянке. Отец Владимира тогда провел у Белого дома три дня и три ночи, «в числе сотен тысяч безоружных людей, вышедших на улицы — и остановивших танки».
«Очень важный урок тех дней, который останется со мной на всю жизнь: какой бы мощной ни казалась авторитарная власть, если достаточно людей готовы отстаивать свою свободу и свое достоинство, вся эта мощь ничего не стоит», — пишет Кара-Мурза «Медузе».
Когда Кара-Мурзе было шестнадцать (в 1997-м), его мать, Елена Гордон, по работе переехала в Великобританию. Владимир поехал с ней — однако, как вспоминает Евгения Кара-Мурза, «при любой возможности старался вернуться в Россию».
«Каждый год в сентябре он приезжал праздновать свой день рождения в Москву — и созывал большую компанию одноклассников, — рассказывает Евгения. — Я часто там бывала тоже. Он приглашал всех в гости в квартиру своего папы — известная тогда была квартира, где собиралось много свободомыслящих людей. Ребята играли на бильярде, принадлежавшем его папе, что-то вкусное ели, очень много общались».
Отношения Владимира и Евгении начались в нулевых, на последнем курсе университета: она оканчивала лингвистический университет в Москве, он — исторический факультет Кембриджа.
«У меня до него в отношениях с молодыми людьми часто возникал такой момент — мне становилось скучно. И я уходила, — говорит Евгения. — С Володей такого не было».
Делать политику чистыми руками
Во время думской кампании 1999 года Владимир Кара-Мурза, молодой журналист газеты «Новые Известия» — там он работал с шестнадцати лет, — брал интервью у Бориса Немцова, тогда одного из лидеров партии «Союз правых сил».
«Контакт возник сразу, — вспоминает Кара-Мурза ту встречу, — и первое, самое сильное впечатление — открытость, уважение к собеседнику, отсутствие дистанции. И это при той разнице [в статусе], которая между нами была».
СПС шел на выборы под лозунгами с упором на молодость и новизну: «Молодых надо», «Молодые. Грамотные. Энергичные», «Они ведь молодые, без маразма». Блок прошел в парламент, получив 8,5% голосов. Советником Бориса Немцова в Думе третьего созыва стал девятнадцатилетний Владимир Кара-Мурза. «Успел застать парламент, который был „местом для дискуссий“», — с иронией замечает оппозиционер.
«Сказать, что [Немцов] повлиял на меня, — это ничего не сказать, — говорит Владимир. — Я не был бы тем, кто я есть, и не сделал бы многого из того, что сделал, если бы не он».
Согласна с этим и Евгения Кара-Мурза: «Немцов для Володи был учителем, с большой буквы. Потом уже стал соратником. Потом — близким другом, крестным нашей дочери второй. Володя живет, совершенно убежденный в том, что политику можно делать чистыми руками. Из-за Немцова».
При этом Алексей Венедиктов, близко общающийся с Владимиром Кара-Мурзой и знавший его отца еще до НТВ, уверен, что все наоборот: «Борис Немцов был гораздо более гибким, гораздо более политичным, более циничным, чем Володя Кара-Мурза. Кара-Мурза, с моей точки зрения, являлся для него таким сдерживающим фактором».
Свободные, но нечестные
В интервью Владимир Кара-Мурза часто говорит, что не испытывал иллюзий по поводу российского режима с самого начала карьеры — несмотря на то, что в 2000 году даже Борис Немцов открыто поддержал Путина на президентских выборах. «Я считаю, что Россия должна избрать нового президента, честного, физически крепкого и ответственного», — говорил он в интервью на «Эхо Москвы» 27 ноября 1999 года. Кара-Мурза в переписке с «Медузой»:
Я хорошо понял, who is Mr. Putin и куда он поведет нашу страну, — это было 20 декабря 1999 года. День чекиста. В тот день Путин (тогда еще премьер) открыл на Лубянке мемориальную доску «выдающемуся государственному деятелю» Юрию Андропову — человеку, который участвовал в организации вторжения в Венгрию и создал в КГБ специальное управление для борьбы с диссидентами.
После этого еще оставались какие-то вопросы? Если у кого-то и оставались, в первый же год своего президентства Путин вернул музыку сталинского гимна. Россия — страна символов, и вряд ли можно было бы найти более точный. Все, что мы имеем сегодня, началось тогда, в 1999–2000 годах.
Когда Владимир Кара-Мурза рассказывает о российской политике начала нулевых, то называет этот период «хрестоматийным примером постепенного и как бы „легитимного“ перехода от демократии к авторитаризму».
Политик уверен: «Путин в этом смысле — прилежный ученик Муссолини, который, когда в двадцатые годы устанавливал в Италии фашистскую диктатуру, говорил, что „курицу лучше ощипывать по одному перышку, чтобы меньше пищала“. День за днем, аккуратно, постепенно, но последовательно, продуманно и с заранее понятным концом. Так и у нас в начале 2000-х. Со временем воздуха становилось все меньше».
Переломным оппозиционер считает 2003 год. «Тогда произошли три знаковые вещи: в июне был отключен от эфира последний независимый федеральный канал (ТВС), в октябре арестовали Михаила Ходорковского (четкий сигнал бизнесу — не поддерживать оппозицию и вообще независимую политику), в декабре прошли выборы в Государственную думу, которые, по незабываемому определению наблюдателей Совета Европы, были признаны „свободными, но нечестными“. После всего этого Россию уже невозможно было считать демократической страной».
Сам Кара-Мурза в 2003-м шел на выборы в Госдуму как единый кандидат от двух партий («Союз правых сил» и «Яблоко») — «единственный на всю страну», как вспоминает сам политик. Само это сочетание было удивительным: партии традиционно не могли друг с другом договориться.
«[Кара-Мурза] еще с начала нулевых продвигал такую „надпартийную“ линию, — говорит Михаил Фишман. — Тогда, как известно, были большие трения между [Григорием] Явлинским и „Союзом правых сил“. И Кара-Мурза был единственным, кто поддерживал отношения и с теми, и с другими».
Однако «Единая Россия» попыталась снять Кара-Мурзу с выборов. «Мол, нельзя ставить на агитационные материалы символику сразу двух партий, — рассказывает он. — Пришлось принести в избирком образец моего плаката с живыми подписями двух лидеров. „Согласен — Немцов“. „Согласен — Явлинский“. Он у меня сейчас висит в кабинете [дома, в США]».
В ходе теледебатов с кандидатом от «Единой России» Владимиром Груздевым, на выступлении Кара-Мурзы внезапно «по техническим причинам» отключился звук. На его билбордах гасло освещение.
«Срывали листовки, отказывались разносить газету с моей рекламой, не выдавали документы наблюдателям — одним словом, обычные выборы эпохи „раннего Путина“, когда оппозиционеры еще могли пробиться в бюллетень», — рассказывает политик «Медузе».
По официальным данным, Кара-Мурза получил 8% голосов, а его оппонент от «Единой России» — больше 50%. В день голосования (как и на протяжении всей кампании) сообщалось о многочисленных нарушениях. А в книге британского журналиста Эндрю Джека «Inside Putinʼs Russia» Чертановский округ, в котором пытался избраться Кара-Мурза, и вовсе был приведен в качестве примера нечестных выборов в России.
«Горжусь, что даже в таких условиях (и в 22-летнем возрасте) сумел занять второе место из десяти кандидатов и получить почти 24 тысячи голосов», — пишет Кара-Мурза сейчас.
В одной лодке
В 2008 году «Союз правых сил», в котором состоял Кара-Мурза, самораспустился. На его основе возникла другая формально оппозиционная Кремлю партия, «Правое дело», в высший совет которой вошел бывший сопредседатель СПС Анатолий Чубайс. «Правое дело» создавалось по инициативе администрации президента, и этот процесс, по словам источников газеты The New Times, лично курировал первый заместитель главы АП Владислав Сурков.
Роспуск СПС сопровождал публичный скандал. Партию покинули ее ключевые участники — Борис Немцов, Егор Гайдар и Никита Белых, председатель СПС на тот момент. Они обвинили Кремль и других членов партии в попытке превратить СПС в «марионеточный проект».
Вадим Прохоров, многолетний адвокат и друг Кара-Мурзы и Немцова, тоже состоявший в то время в СПС, вспоминает это так: «Оставшаяся команда Чубайса активно сливала СПС под Кремль. Была попытка создать управляемую администрацией президента либеральную партию. Мы с Борисом Ефимовичем [Немцовым] и Кара-Мурзой были с этим категорически не согласны».
Прохоров замечает, что во многом раскол партии сплотил его с Кара-Мурзой: «Мы оказались в одной лодке. Мы были в той части СПС, которая была категорически против соглашательства с Путиным, — и как выяснилось, были абсолютно правы».
В итоге и Кара-Мурза, и Прохоров оказались в оппозиционном движении «Солидарность», среди основателей которого был и Борис Немцов. «И с тех пор как-то да идем по политической жизни, и по дружеской тоже», — говорит Прохоров.
Политику Кара-Мурза продолжал совмещать с журналистикой. В 2003 году ему предложили возглавить вашингтонское бюро телеканала RTVi. Кара-Мурза согласился. На этом канале он проработал восемь лет — и обзавелся контактами в Америке, которые позже помогли ему воплотить в жизнь один из самых важных его проектов — персональные санкции против членов российской элиты.
«Представитель Немцова в Америке»
16 ноября 2009 года на полу камеры в СИЗО «Матросская Тишина» умер юрист Сергей Магнитский, обнаруживший, что российские силовики за счет компании одного из его клиентов, Билла Браудера, похитили из бюджета 230 миллионов долларов.
Магнитский дал показания в Следственном комитете и рассказал о преступлении репортеру Bloomberg Businessweek Джейсону Бушу. Вскоре Магнитский был арестован. Его обвиняли в уклонении от уплаты налогов.
Последние одиннадцать месяцев своей жизни Магнитский провел в камере. Он подвергался пыткам и не получал медицинскую помощь, даже несмотря на острый панкреатит.
Летом 2010 года в конгресс США внесли законопроект о закрытии въезда в страну и заморозке активов шестидесяти российских силовиков, причастных к смерти Сергея Магнитского. Соавторами законопроекта были сенаторы Бенджамин Кардин и Джон Маккейн, встречу с которыми Кара-Мурза организовал Немцову.
Идея о персональных санкциях впервые появилась у Немцова за три года до этой встречи. Как пишет Михаил Фишман в книге «Преемник», она пришла Немцову еще в декабре 2007 года. Речь шла о санкциях в отношении Владислава Суркова, на тот момент вице-премьера.
Возмущение было объяснимо. Результаты парламентских выборов 2007 года, как полагали независимые наблюдатели, были фальсифицированы, а Немцова несколько месяцев преследовали активисты созданного Сурковым молодежного провластного движения «Наши».
Кара-Мурза в книге Фишмана вспоминает, что идея санкций родилась в разговоре, который случился у Немцова, Михаила Касьянова и Владимира Буковского.
«И Боря начал, — рассказывал Фишману политик, — странно получается: эти люди, ура-патриоты, выступают за суверенную демократию, топчут базовые демократические ценности, а сами любят пользоваться благами и привилегиями того самого демократического общества, которое они так ненавидят». В качестве примера в том разговоре Немцов привел именно Суркова, «который каждые выходные ездит в Лондон».
Три года спустя Немцов предложил Кара-Мурзе заняться продвижением «закона Магнитского» в Штатах. «Признаюсь честно, я не сразу оценил, насколько это важно, — пишет Кара-Мурза „Медузе“, — сейчас понимаю, что это, да, наверное, была ключевая линия противостояния кремлевским клептократам».
Немцов, как рассказывает Кара-Мурза, предложил Бенджамину Кардину и Джону Маккейну расширить действие законопроекта «не только на фигурантов одного конкретного дела, а на всех нарушителей прав человека в России, то есть превратить его в универсальный инструмент против безнаказанности».
Сначала, говорит Кара-Мурза, он был «в легком ужасе» от объема задачи: «Весь 2011 и большую часть 2012 года я ходил на Капитолийский холм как на работу — постоянные встречи с членами палаты конгресса, советниками, помощниками, сотрудниками аппарата. Когда нужна была „тяжеловесная“ поддержка, просил приезжать Немцова — и он всегда приезжал. Встречался, спорил, переубеждал — на самом высоком уровне».
В 2011 году Кардин и Маккейн внесли в конгресс эту, расширенную версию «закона Магнитского». Этот законопроект был принят 7 июня 2012 года. В сентябре стало известно, что свой «закон Магнитского» приняла Великобритания. Затем и другие страны.
12 декабря того же года «закон Магнитского» одобрила нижняя палата конгресса, два дня спустя его подписал президент США. Вот что об этом пишет Кара-Мурза:
Я напоминаю, что это [все еще] было время так называемой «перезагрузки», когда Белый дом хотел дружить с Кремлем и противился любым антикремлевским инициативам. Администрация Обамы сделала все, чтобы остановить «закон Магнитского». Никогда не забуду, как один (очень) высокопоставленный чиновник тогдашней администрации дергал меня за лацканы пиджака на каком-то посольском приеме и чуть ли не кричал, какое право имеют российские граждане убеждать американский конгресс принять тот или иной закон. Но в итоге убедили. Как сказал сенатор Джон Маккейн, «б