На фоне войны Россия еще больше сблизилась с Китаем. Путин и Си Цзиньпин теперь собираются вместе «бороться против коллективного Запада»? Китаист Темур Умаров объясняет, почему отношения двух стран куда сложнее, чем кажутся
За два года полномасштабной войны Китай стал одним из главных партнеров России. Самый очевидный признак сближения двух стран — торговля. В 2023 году товарооборот между ними составил 240 миллиардов долларов против 147 миллиардов долларов в 2021-м. На фоне ухода европейских компаний импорт из КНР в РФ в прошлом году вырос на 46,9%. При этом китайский бизнес не только торгует с Россией, но и помогает ей обходить санкции: так, в середине марта журналисты выяснили, что Пекин помогал снабжать «Арктик СПГ 2» европейским оборудованием на сотни миллионов евро. «Медуза» поговорила со специалистом по Центральной Азии и Китаю Темуром Умаровым о том, действительно ли война настолько сблизила Россию и Китай, как страны влияют на экономику друг друга — и почему не хотят официально объявить себя союзниками.
— Как можно описать отношения России и Китая спустя два года войны?
— Как говорит политолог Екатерина Шульман, «это вопрос на одну лекцию». Если кратко, то структурно отношения России и Китая не изменились. Все тенденции, которые мы наблюдаем после начала войны, были и раньше — особенно после первой волны санкций [против России] в 2014 году.
Стоит выделить несколько моментов. Первый — Китай превращается в главного экономического партнера России. Этот тренд начался до войны, но сейчас игнорировать его [уже] невозможно. Даже те, кто хочет доказать самодостаточность российской экономики, не могут отрицать ее высокую зависимость от экономики Китая.
К примеру, Китай еще в 2016 году стал главным поставщиком технологий в Россию, заменив тогда Германию. Теперь он не просто главный, а единственный их поставщик. Китай — единственная страна, которая не полностью отвернулась от токсичной России из-за войны и которая может производить собственные технологии на высоком уровне, а также имеет доступ к международным.
Конечно, если смотреть на торговую статистику России, мы увидим, что экспорт технологий растет не только из Китая, но и из других стран. Здесь надо понимать, что очень часто это все те же китайские технологии, которые Китай экспортирует через третьи рынки, потому что боится поставлять их в Россию напрямую из-за санкций.
Экспорт через третьи рынки
О том, что Россия получает подсанкционную продукцию из Китая через страны Центральной Азии, писали западные СМИ. Журналисты политического издания об Азиатско-Тихоокеанском регионе Diplomat обратили внимание, что в 2022 году поставки из КНР в Центральную Азию выросли на 44%. При этом общий объем китайского экспорта в другие страны увеличился незначительно.
Одновременно объем экспорта товаров из Центральной Азии в Россию вырос на треть. Журналисты предположили, что такие показатели были связаны с тем, что центральноазиатские страны реэкспортировали китайские товары в Россию, помогая Китаю избежать вторичных санкций.
В декабре 2023 года газета The New York Times писала, что еще одним «хабом» для электроники с Тайваня, из Китая и других производственных центров стало Марокко.
ЕС запретил реэкспорт в Россию товаров двойного назначения и продукции для военно-промышленного комплекса ЕС только в декабре 2023 года, в рамках 12-го пакета санкций.
Второй момент — усиление военного сотрудничества в российско-китайских отношениях. До войны Россия и Китай также проводили масштабные военные учения, говорили друг о друге высокопарные слова в духе «стратегическое партнерство», «дружба без границ» и т. д. Сейчас все это выглядит иначе, потому что Россия просто не может строить отношения со многими странами в военной сфере. Поэтому [в публичном поле] сотрудничество России с Китаем принимает образ военного альянса, который выступает чуть ли не против международной гегемонии Запада.
— Как этот образ соотносится с реальностью?
— На самом деле даже в этом аспекте с начала войны не произошло ничего нового. Москва и Пекин все еще опасаются называть друг друга союзниками. По сути, причины этого остаются прежними, хоть война и сделала их более вескими.
— Что это за причины?
— Ни Россия, ни Китай не хотят делать шаг навстречу друг другу как союзники, потому что за этим стоят большие риски. Китай не может влиять на решения, которые принимает Владимир Путин и его окружение, и боится, что если назовет себя союзником России, то ему придется вмешиваться в конфликты, в которые он совсем не хочет вмешиваться.
Такую же позицию занимает и Россия. Она понимает, что у Китая сложные отношения с Индией и Вьетнамом, [что есть] территориальный конфликт в Южно-Китайском море, тайваньская проблема. Это достаточно рисковые и зыбкие темы, в которых Россия не хочет занимать однозначную позицию. По крайней мере, пока она предпочитает оставаться нейтральной в этих вопросах.
В предпоследнем совместном заявлении, опубликованном по итогам визита Владимира Путина в Пекин [в феврале 2022 года] накануне Олимпиады, была известная фраза о том, что у России и Китая «дружба без границ». Все тогда интерпретировали это как объявление о союзе, как то, что теперь Россия и Китай точно выступают вместе против всего мира. В реальности эта фраза хоть и выглядела очень пафосно и масштабно, на самом деле была просто попыткой избежать слова «союз».
Если мы посмотрим на последнее совместное заявление, подписанное после визита Си Цзиньпина в Москву в 2023 году, то там уже никакой «дружбы без границ» нет. Говорится просто о «партнерстве».
— Есть ли еще какие-то изменения в отношениях?
— Единственное большое изменение с начала войны — увеличение дисбаланса в этих отношениях. Россия стала все больше зависима от Китая. А произошло это из-за того, что у России во многих аспектах не осталось других альтернатив. Если раньше она могла балансировать китайское присутствие [в экономике] европейским (например, на энергетическим рынке), теперь это невозможно. Сейчас у России остается только Китай. При этом у Китая вариантов развития своих [международных] отношений очень много.
«Китай не рассматривает Россию как стратегическую возможность для инвестиций»
— В середине марта завершилась практическая часть совместных учений Военно-морских сил России, Ирана и Китая в Оманском заливе. Вы уже сказали, что формирование военного альянса между Россией и Китаем — лишь видимость. Китай не хочет вступать в открытый союз с Россией, но при этом ему нужны совместные учения? Почему?
— Китай использует любые площадки для военного сотрудничества со многими странами. Исторически в первую очередь с теми, кто входит в Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС). С недавних пор [с июля 2023 года] членом ШОС стал и Иран. Поэтому, участвуя в этих учениях, Китай ничуть не отходит от своей привычной политики.
Для Китая Россия важна как источник военных технологий. Война в Украине продемонстрировала, что российские вооруженные силы, может, и не самые сильные в мире, но все же современной России досталось богатое наследие Советского Союза. Особенно во всем, что касается противоракетной обороны. В этом плане Россия действительно одна из сильнейших военных держав мира.
Эти технологии как раз очень нужны Китаю. Он развивается и хочет постепенно трансформировать свой экономический рост в политический вес в мире. Для этого ему нужно укреплять свои военные силы, в чем Россия последние годы охотно ему помогает. При этом не только экспортирует какие-то военные наработки, но и позволяет использовать их в китайских разработках. С этой точки зрения любое военное сотрудничество с Россией, в разных комбинациях, например с Ираном или со странами Центральной Азии, — важный компонент стратегии национальной безопасности для Китая.
— Что, помимо технологий, страны хотят получить от сотрудничества друг с другом и как сами его видят?
— Для России в списке главных задач — стабилизация экономики и создание иллюзии, что у нее все еще есть партнеры по всему миру и Китай — главный из них. Решить экономические проблемы Россия может в первую очередь с помощью продаж нефти и газа. Поэтому она продолжает работать над тем, чтобы Китай закупал их, и старается делать так, чтобы в будущем эти поставки можно было бы увеличить.
У Китая тоже есть материальные интересы. В первую очередь, это также энергоресурсы. Несколько лет назад китайские власти объявили, что стремятся к углеродной нейтральности и в 2060 году планируют перестать использовать невозобновляемые источники энергии в производстве и вообще в жизнедеятельности своей экономики. Для этого стране нужно постепенно снижать потребление угля, нефти, мазута и других нефтепродуктов и переходить на более экологичные источники энергии. В этом плане Россия для Китая очень важна, потому что она — главный поставщик природного газа, который не так портит окружающую среду. В этом вопросе Китай находится в сильной переговорной позиции и может диктовать стоимость газа, который России сейчас особо больше некуда поставлять.
Кроме того, правительства обеих стран пропагандируют антиамериканизм и демонстрируют международному сообществу, что одинаково смотрят на проблемы в устройстве мирового порядка и готовы с ними бороться. Здесь они в консенсусе.
— Не так давно издание Financial Times писало, что сейчас китайская внешняя торговля восстанавливается, в частности за счет экспорта в Россию. В 2023 году Россия стала пятым по величине торговым партнером Китая, поднявшись с девятого места в 2020-м. Какие проблемы сейчас стоят особенно остро в экономике Китая? И как Россия помогает их решить?
— Торговля с Россией действительно растет. Отчасти этот фактор позволил Китаю улучшить свою внешнюю торговлю с начала российско-украинской войны. Коронавирус довольно сильно ударил по этой сфере, Китай очень долго не снимал карантин, боясь повторения тех ужасов, через которые прошел Ухань. Однако здесь надо понимать, что проблемы китайской экономики заключаются не только в торговле — сейчас не торговля основной ее драйвер.
Китай больше не производит ширпотреб, а переходит в более сложные секторы глобальных производств. Примерно с 2007 года он пытается переориентировать свою экономику на внутреннее потребление, чтобы главным драйвером ее роста стало население, его инвестиции. Сделать это сложно, потому что участие государства в экономике страны очень высокое. Чтобы добиться своей цели, китайским властям необходимо пройти через структурные, в частности политические преобразования. Это сложно, потому что за несколько лет существования китайской экономики [в ее современном виде] появились целые группы элит, которые не хотят ничего менять.
Участие России в этих процессах крайне низкое, она никак не может повлиять на внутреннее потребление в Китае. Отчасти она помогла восстановить торговлю, но все остальные кризисы китайской экономики решить не может.
— В начале нашего разговора вы сказали, что один из главных трендов — усиление зависимости России от Китая. Как Китай относится к такому положению России?
— Россия и раньше была зависима от Китая, но после начала войны эта зависимость стала намного заметнее. Это видно по ассортименту китайских товаров в российских магазинах. Самый наглядный пример — марки автомобилей из КНР, которые стали популярны после того, как цены на европейские бренды оказались неподъемными для среднего покупателя. То же самое происходит на рынке смартфонов.
При этом я бы не стал утверждать, что теперь Китай будет активно инвестировать в российскую экономику и что сейчас производители китайских телефонов начнут строить свои заводы на территории России. Китай рассматривает Россию как краткосрочный рынок с очень высоким спросом — но не как стратегическую возможность для инвестиций. Инвестиции — это всегда долгосрочное планирование, а в России, как известно, сейчас невозможно планировать даже на год вперед, потому что никто не знает, что будет дальше.
— В середине марта журналисты The Moscow Times и сотрудники некоммерческой организации Arctida опубликовали расследование о том, как европейские компании продолжили снабжать оборудованием российский проект «Арктик СПГ 2», поставляя для него свою продукцию на сотни миллионов евро в обход санкций. По их данным, в основном это оборудование завозили именно через Китай. Как вы думаете, зачем Китай занимается серым экспортом для России?
— Со стороны может показаться, что это секретный план, договор между Си Цзиньпином и Путиным, но реальность, как мне кажется, куда более прозаична.
Во-первых, Китай не единственная страна, которая занимается сейчас реэкспортом в Россию. В нем участвуют страны Центральной Азии, Турция, Арабские Эмираты. Они видят огромный спрос на определенные товары в России и понимают, что его можно легко удовлетворить без особых рисков, особенно если мы говорим не про товары двойного назначения.
Как мне кажется, в этом вопросе [торговли] все очень осторожно подходят только к поставкам в Россию товаров, необходимых для войны, — каких-нибудь элементов для прицелов, дронов и т. д. На это могут пойти публично и напрямую только Северная Корея и Иран. Все остальное, то есть товары, которые официально недоступны в России и не связаны с войной, — это серая зона, где не всегда понятно, что именно нарушает санкционный режим. Каждый предприниматель действует так, как ему хочется. Я не вижу в этом ничего политического. Скорее исключительно прагматическое желание заработать.
— Можно понять, сколько денег такой реэкспорт приносит Китаю?
— К сожалению, таких цифр нет. Это настолько запутанный процесс, что сложно сказать, о каких масштабах может идти речь.
— В послании Федеральному собранию Путин подчеркнул, что необходимо ускорить модернизацию Восточного полигона — Транссибирской и Байкало-Амурской магистралей. Известно, что правительство планирует выделить на это свыше 360 миллиардов рублей. Кроме того, Россия построит еще две железные дороги до Китая. Как по таким проектам можно судить о планах России на отношения с Китаем?
— Ко всем заявлениям первых лиц надо относиться скептически, особенно если речь идет о российском президенте и его де-факто предвыборном послании. Его целью было не дать прогноз реального развития событий в России, а создать иллюзию того, что в стране в принципе будет какое-то развитие, что у российского руководства есть план — в том числе план на сотрудничество с Китаем и другими «дружественными» странами.
О расширении БАМ говорят уже не первый год. Однако реализации этого плана препятствуют несколько «но». В российском бюджете сейчас огромная затратная линия — война и все связанные с ней выплаты. Помимо этого, есть и другие необходимые траты, например зарплаты бюджетникам. На развитие [каких бы то ни было проектов] деньги выделяют в последнюю очередь.
Я бы исходил из того, что в реальности мы не увидим огромных вливаний ни в расширение Транссибирской магистрали, ни в какие-либо другие проекты, потому что этих денег в бюджете на самом деле нет. Если раньше можно было представить участие Китая или некоторых европейских стран в подобных проектах, то сейчас в них заинтересована только Россия. Китай не будет вкладывать в это никакие деньги, потому что его собственная экономика не развивается активно.
«Путин стал глобальным спойлером»
— Как считают некоторые востоковеды, из-за экономических проблем Пекин сейчас как никогда раньше заинтересован в возобновлении диалога с Вашингтоном. По крайней мере так аналитики комментировали прошлогоднюю встречу Джо Байдена и Си Цзиньпина. Сближение двух стран действительно возможно?
— Я скептически к этому отношусь. Мне кажется, разговоры о том, что Китаю это может быть выгодно, — это излишняя теоретизация. Конечно, если мыслить рационально, партнерство и сотрудничество всегда лучше, чем конкуренция.
— Как я понимаю, в пользу этой версии есть еще один аргумент: из-за войн в Украине и на Ближнем Востоке причины для возобновления сотрудничества есть и у США.
— Да, об этом говорят: вот у США вроде тоже есть конфликты по всему миру, так что теперь нужно пересмотреть свое отношение к Китаю, потому что времени на то, чтобы продолжать с ним конкурировать, больше нет, и лучше с ним дружить.
В этой теории нет логических изъянов. Вообще, всем странам выгоднее друг с другом сотрудничать и жить в мире, а не воевать. России с Украиной так точно. Но почему-то этого не происходит.
В отношениях США и Китая та же самая ситуация. Люди на руководящих постах воспринимают [конфронтацию] как практически неизбежную. Особенно китайское руководство. В их представлении США не могут допустить роста Китая, увеличения китайской мощи, потому что это приведет к тому, что Китай будет постепенно затмевать США в мировом порядке. Однако есть вопросы, по которым Китай все же готов сотрудничать. Например, борьба с глобальным изменением климата. В этом Китай и США могут хотя бы попытаться найти консенсус.
Но в вопросах торговли и инвестиций обе стороны твердо убеждены в том, что сотрудничество невозможно. Особенно США беспокоятся по поводу инвестиций в технологические секторы: они боятся, что китайцы будут реплицировать их современные разработки и начнут конкурировать с американскими компаниями на других рынках. События, которые происходят сейчас в мире, не могут повлиять на структуру этого соперничества.
— Как на конфронтацию Пекина и Вашингтона сейчас влияет Москва?
— Россия отнимает у Штатов слишком много сил, которые в нормальное время они бы потратили на разбирательство с Китаем. Пока России это удается, она в принципе становится более влиятельной в международных отношениях. До российско-украинской войны Барак Обама называл Россию «региональной державой», на которую не стоит обращать внимания.
Сейчас все вынуждены наблюдать за тем, что происходит с Путиным, следить за ситуацией внутри России, ждать прогнозы. Представители ЦРУ встречаются с российскими коллегами, пытаются договориться или заставить Россию сесть за стол переговоров. Они вынуждены тратить очень много времени и сил на войну России и Украины, не могут нормально разбираться с ситуацией на Тайване, со своими отношениями с Китаем, не могут полностью заняться войной Израиля и ХАМАС.
Путин стал глобальным спойлером, который перетягивает на себя внимание. Как только война закончится, США, скорее всего, сразу переключатся на Китай.
— Изменились ли отношения Китая со странами Центральной Азии на фоне войны?
— Это хороший вопрос. Со стороны может показаться, что влияние России в мире упало — особенно в странах, где ее называли доминирующей силой, гарантом безопасности. Сейчас странно представлять, что Россия в принципе может быть гарантом безопасности где бы то ни было. Из-за этого многие заговорили о том, что теперь Китай полностью заменит Россию в Центральной Азии и станет главным союзником этих стран.
Реальность многократно сложнее, и сложно сравнивать российское и китайское присутствие в Центральной Азии, потому что это не сильно отличается от сравнения яблок с грушами. У России в Центральной Азии исторически долгое присутствие. Она находилась там физически больше ста лет и, по сути, руководила изменениями, вырабатывала тесные связи с местными политическими элитами, которые до сих пор позволяют Москве лоббировать какие-то решения на местном уровне.
Китай в другом положении. Он начал развивать отношения со странами Центральной Азии всего три десятка лет назад, после того как регион стал независимым. Поэтому у него довольно ограниченные ресурсы и понимание того, как работает регион. А еще — недостаточный уровень доверия как среди общества, так и среди политических элит. Из-за этого даже глобальные изменения и перемены в собственном имидже не мешают России сохранять влияние в Центральной Азии — и не дают Китаю ее заменить.
Но самое главное — странам Центральной Азии самим невыгодно заменять одну страну на другую. Это как менять шило на мыло. Им важно иметь как можно больше партнеров одновременно, потому что географически они расположены не очень удобно, без выхода к Мировому океану. Для них хорошо, чтобы любые страны, заинтересованные в сотрудничестве, могли это сотрудничество реализовывать. Поэтому, условно, в Казахстане есть и российское, и китайское, и американское влияния, хотя по факту все эти страны не очень хорошо друг с другом ладят. А внутри Казахстана они могут позволить себе сосуществовать.
— Как сотрудничество России с Китаем влияет на его положение на мировой арене?
— Довольно неоднозначно. С одной стороны, как уже было сказано, Китай и Россия сходятся в том, что считают несправедливым мировой порядок во главе с США — американцы принимают все решения, контролируют все деньги и банковские инструменты, держат военные базы по всему миру. Москва и Пекин стремятся к [в их представлении] более справедливому и демократическому миру, где у каждой страны действительно будет свой голос. Россия помогает Китаю продвигать эту идею в массы в других странах, которые еще не решили, на чьей они стороне, но готовы слушать обе. В этом плане Китай представляет войну в Украине как яркий пример американской прокси-войны.
Так что Россия не просто помогает Китаю продвигать эту идеологию словами, но и подкрепляет ее действиями — вот уже два года воюет за «изменение миропорядка».
— При этом Китай говорит, что готов работать на достижение мира в Украине. В феврале 2023 года МИД КНР даже опубликовал свой план по урегулированию войны. Нет ли здесь противоречий?
— Да, в ответ на такое хочется сказать «вы или крестик снимите, или трусы наденьте». Но для Китая такая позиция не выглядит нелогичной. Пекин придерживается стратегической двусмысленности. С одной стороны, говорит, что уважает суверенитет Украины и территориальную целостность всех стран. Но на самом деле подразумевает, что никто не должен подвергать сомнению тот факт, что Тайвань является частью Китая.
С другой стороны, у Китая очень тесные и идеологически близкие отношения с Россией, которую он тоже не может бросить. То есть, условно, если Китай сейчас скажет: «Действительно, война — это плохо, Путин — агрессор, мы прекращаем с ним сотрудничать», то взамен не получит ничего. Америка не осознает вдруг, что Китай надежный партнер, не снимет санкции, не забудет про торговую войну и кражу технологий.
Именно поэтому Китай действует прагматично и говорит те вещи, которые нужно проговорить. Он действует только в собственных национальных интересах, и все заявления, которые выглядят двусмысленно, с китайской точки зрения не содержат особых противоречий.
— Сотрудничество с Россией делает Китай токсичным для других стран?
— Думаю, нет, потому что Китай действует достаточно аккуратно. Мы не видим, чтобы Китай хоть каким-то образом пытались связать с войной в Украине. Даже наоборот, он пытается показать себя миротворцем, отправляет бывшего посла в Москве Ли Хуэя на международные конференции общаться и договариваться. Составляет «мирный план» (который, правда, не содержит ничего нового, все те же официальные позиции).
Экономическое сотрудничество России с Китаем тоже очень образное. Некоторые китайские компании ушли с российского рынка. Многие китайские банки неохотно идут на сотрудничество с российскими предприятиями. Так что во многом Китай соблюдает международные санкции, хотя может позволить себе заниматься реэкспортом в сферах, которые не сильно контролируются, и закупать природный газ и нефть.
— США вводят санкции против китайских компаний за сотрудничество с Россией еще с 2018 года. От них есть хоть какой-то эффект?
— Пока не было больших санкций в адрес больших компаний за сотрудничество с Россией. Основные причины санкций Америки против Китая обычно — кража технологий, сотрудничество [бизнесменов] с китайскими военными институтами. При этом многие компании сегодня опасаются вторичных санкций и поэтому не сотрудничают с Россией.
— Могут ли другие страны повлиять на решения Китая, чтобы оказать поддержку Украине?
— Не думаю, что есть страны, которые могут изменить текущий порядок вещей. В теории США могли бы надавить на Китай или предложить ему что-то взамен, но пока что они в этом не заинтересованы. Американское руководство видит и Россию, и Китай в списке своих стратегических противников. Поэтому для Китая лучше держаться вместе с Россией, чем ее бросать в такой ситуации.
Беседовала Кира Киселева