«Даже если они убьют всех нас, на наше место придут другие» Владимир Кара-Мурза написал «Медузе» письмо из колонии — о том, что делать после смерти Навального и очередных «выборов» Путина
«Даже если они убьют всех нас, на наше место придут другие» Владимир Кара-Мурза написал «Медузе» письмо из колонии — о том, что делать после смерти Навального и очередных «выборов» Путина
Гибель Алексея Навального потрясла мир — и заставила задуматься о судьбе других оппозиционеров, находящихся в заключении. Один из них — политик, историк и публицист Владимир Кара-Мурза. За время своей политической карьеры Кара-Мурза пережил два отравления, а в 2023 году его приговорили к 25 годам заключения. Несмотря на то что у Кара-Мурзы диагностировали полиневропатию ног (вероятно, это последствие покушений), с которой в России нельзя держать под стражей, суд отправил его в колонию строгого режима. А в начале 2024-го политику ужесточили условия, поместив его, как и ранее Навального, в единое помещение камерного типа (ЕПКТ). Впрочем, даже находясь практически в полной изоляции, Владимир Кара-Мурза продолжает верить, что демократические перемены в России не только возможны, но и обязательно произойдут. В письме «Медузе» из омской исправительной колонии № 7 Кара-Мурза рассказал о своих отношениях с Навальным и предположил, что у демократических перемен в РФ будет «женское лицо».
— Расскажите о вашем знакомстве с Алексеем Навальным.
— Пересекались еще с нулевых (Леша был в «Яблоке», я в СПС — наши две демократические, но вечно конкурирующие партии называли «заклятыми друзьями»), а по-настоящему познакомились и начали сотрудничать во время протестной зимы 2011–2012 годов.
Потом было много всего — и работа в Координационном совете оппозиции, и кампания по выборам мэра Москвы в 2013-м (Алексея выдвинула кандидатом наша Партия народной свободы), и разные международные проекты, в том числе работа над персональными санкциями против коррупционеров и нарушителей прав человека из числа высших российских чиновников.
Вне политических дел тоже общались регулярно. Каждый год обязательно поздравляли друг друга на Пасху. Алексей был воцерковленным человеком, для него была очень важна вера.
Одно время мы даже были соседями: Леша, как известно, жил в Марьино, а я там несколько лет жил у своей жены, буквально через дорогу. Когда [с 2022-го по 2023-й] я сидел в СИЗО «Водник», в нашей камере был постоянно включен телевизор — и по каналу пропагандиста Соловьева как-то сообщили, что Кара-Мурза специально жил в Марьино, чтобы было удобнее общаться с Навальным. По-моему, это гениально.
— Находясь в заключении, вы с Алексеем дискутировали об ошибках прошлого и о том, как их избежать в будущем. В чем вы сходились, а в чем оставались оппонентами?
— Прошлым летом Алексей, еще сидя во Владимирской области, начал очень важную публичную дискуссию об ошибках девяностых и о том, как не повторить их в следующий раз, когда в России откроется окно возможностей для изменений. Я ответил из «Водника» своим текстом. Это был даже не спор, а именно дискуссия — у Алексея был акцент на том, что делалось неправильно при «позднем» Ельцине, а я писал, что главная ошибка была совершена раньше, когда в начале девяностых новая демократическая власть отказалась от открытия архивов, люстраций и осуждения преступлений советского режима. Убежден, что корни всего, что происходит сегодня, именно в этом. Я очень благодарен Алексею за то, что он начал этот публичный разговор, — потому что новый исторический шанс у России обязательно будет, и очень важно не упустить его, как это сделали в девяностые.
Если вы спрашиваете о наших с Алексеем политических разногласиях в целом, то они, безусловно, были, мы не во всем совпадали во взглядах — кому интересно, легко может найти эти публичные дискуссии (например, по поводу «Умного голосования»). Но наши споры никогда не переходили на личности и неизменно велись с уважением к мнению собеседника. Мне кажется, это то, чего в российском политическом дискурсе должно быть больше.
Ну а сходились мы в самом главном — в том, что Россия, словами Алексея (он часто повторял эту фразу), должна стать «нормальной европейской страной». Это и есть магистральный вектор. Все остальное, по большому счету, частности.
— Когда вы общались в последний раз?
— Лично в последний раз виделись незадолго до отравления Алексея — что-то обсуждали у него в офисе на Ленинской Слободе. Как обычно, оставили телефоны и гуляли кругами по этажу бизнес-центра — а навстречу гулял одинокий грустный мужик с серым рюкзаком. Мы с ним даже здоровались на очередном повороте.
Голосом (точнее, по видеосвязи) последний раз общались летом [2023 года], когда я был свидетелем защиты у Алексея в суде, — судья не мешал (процесс все равно был закрытый), и мы, помимо формальных показаний, еще и просто поболтали.
А по переписке последний контакт у нас был в октябре — Алексей предложил возродить советскую традицию ежегодной голодовки в День политзаключенного 30 октября и написал с этой идеей нам с Ильей Яшиным. Так что в 1974 году эту традицию заложили Кронид Любарский и Алексей Мурженко, а в наше время она возродилась по инициативе Алексея Навального.
— Что, на ваш взгляд, гибель Алексея говорит о российской власти? Это тяжелый удар по оппозиции, который укрепляет власть Путина? Или, наоборот, демонстрирует ее слабость?
— Гибель Алексея в очередной раз подтверждает то, что мы знаем давно: во главе нашей страны находится убийца. Владимир Путин несет с собой смерть все 25 лет своей власти — с той самой осени, когда по ночам взрывались в своих квартирах мирные люди. Потом были Чечня, «Норд-Ост», Беслан, Грузия, Сирия, Украина. Анна Политковская. Борис Немцов. Теперь — Алексей Навальный.
Помните, Бродский писал римскому другу, что ворюга ему милей, чем кровопийца? Сегодня такого выбора нет — люди, стоящие у власти в России, воплощают в себе и то и другое. А еще они насквозь лицемерны и лживы. Официальная пропаганда много лет создает миф о «популярности» Путина; в это верят даже некоторые оппоненты нынешней власти. Но сильный и популярный лидер не боится оппонентов — он побеждает их в открытой дискуссии и на свободных выборах. Режим Путина держится на насаждении страха в обществе и на уничтожении любой альтернативы — не в фигуральном, а в прямом смысле этого слова.
— Журналист-расследователь Христо Грозев рассказал, что, по информации его источников, может начаться «целая волна репрессий и убийств» и якобы у Путина «особые планы» на российских оппозиционных лидеров. В таком случае вы и Илья Яшин особенно уязвимы. Кажется ли вам такое развитие событий вероятным?
— Даже если они убьют всех нас, кого сегодня называют «лицами оппозиции», — значит, на наше место придут другие. Кто-нибудь из той молодежи, которая весь январь простояла в очередях на подписи за Надеждина, а сейчас [после гибели Навального] несет цветы к Соловецкому камню.
Режим Путина ведь на самом деле борется не с оппозицией — он борется с будущим. Это, конечно, можно делать какое-то (даже, как видим, довольно продолжительное) время — но результат все равно заранее понятен. Остановить будущее невозможно. Россия обязательно станет демократией — вот той самой «нормальной европейской страной», о которой любил говорить Алексей Навальный. И во вполне обозримой перспективе. Если хотите, я как историк вам это говорю.
Но очень важно, чтобы российское общество осознало, что все в конечном счете находится в его собственных руках. Нынешняя система держится главным образом на страхе, апатии и атомизации общества — именно этого они от нас хотят. Но вы же помните, что ответил на этот вопрос в [документальном] фильме сам Алексей?
Это тот совет, которому совершенно точно нужно последовать. И чем скорее российское общество (разумеется, речь об активной его части, как это и всегда бывает в мировой истории) перестанет мириться с происходящим как с данностью, чем скорее оно осознает свою силу, свою субъектность и свою ответственность за будущее — тем скорее в нашей стране начнутся перемены.
— Алексей в фильме «Навальный» говорит, что если его убьют, значит «мы необыкновенно сильны». Вам кажется, что оппозиция сильна? И что, на ваш взгляд, может делать сегодня каждый, чтобы показать, что не сдается?
— Мне кажется, что слово «оппозиция» не слишком уместно в сегодняшней России. Это термин из демократической жизни — оппозиция заседает в парламентах, участвует в выборах, выступает на теледебатах. Все главные оппоненты Путина или убиты, или в тюрьме, или за границей. Поэтому отвечу на вторую часть вашего вопроса — о том, что может сделать каждый (именно каждый) в сегодняшней ситуации.
Собственно, этот ответ полвека назад дал Александр Солженицын в своей статье «Жить не по лжи!»:
Самый простой, самый доступный ключ к нашему освобождению: личное неучастие во лжи! <…> Ибо когда люди отшатываются ото лжи — она просто перестает существовать.
Перечитайте этот текст, там каждое слово поразительно актуально сегодня. Потому что при всех различиях у тогдашнего и у нынешнего режимов одни и те же взаимосвязанные основы — ложь и насилие. И чем больше людей в нашей стране — каждый на своем месте, каждый в меру своих возможностей — откажется принимать первую, тем скорее потеряет силу и вторая. Это уже не раз доказывала история авторитарных стран, в том числе и нашей.
А что касается какого-то конкретного коллективного действия, то в первую очередь, конечно, назову «Полдень против Путина». Замечательная идея моего товарища, бывшего петербургского депутата Максима Резника — чтобы все, кто не поддерживает нынешний режим и не поддерживает войну, пришли на свои избирательные участки ровно в 12 часов 17 марта. Эту акцию в своем последнем политическом посте поддержал Алексей Навальный. Лучшим ответом на их дутые «рейтинги» и «проценты», на пропагандистское вранье о «консолидации вокруг президента» и «всенародной поддержке СВО» станут эти живые очереди людей, сохранивших совесть и чувство собственного достоинства. В каждом городе, в каждом районе. Пусть это станет самой массовой антивоенной манифестацией в России после 24 февраля 2022 года — причем не только абсолютно легальной и безопасной, но и к тому же организованной своей властью.
В бюллетене я, если бы у меня была такая возможность (как известно, заключенные лишены избирательных прав) перечеркнул бы все четыре квадрата и написал: НАВАЛЬНЫЙ. Я надеюсь, что так поступит очень много людей, в том числе моя старшая дочь, которой в начале марта исполнилось 18 лет, — чтобы имя, которое запрещено произносить и при жизни, и после смерти и которого так суеверно боится престарелый узурпатор, громко зазвучало на тысячах избирательных участков по всей нашей стране. И чтобы показать, как много в России людей, которые все понимают и не сдаются.
— Близко ли вы знакомы с Юлией Навальной? Как, на ваш взгляд, она может заменить Алексея Навального как политика — и объединить вокруг себя россиян? Даже находясь вне России?
— Мировая история гражданских и демократических движений знает немало примеров — от Коретты Скотт Кинг до Корасон Акино, — когда сильные и яркие женщины вставали на место своих погибших мужей и продолжали их дело. Юлия Навальная не только жена, но и абсолютная соратница и единомышленница Алексея. Я много раз видел их вместе. Я совершенно не сомневаюсь, что она достойно справится с той ролью, которая ей досталась в таких страшных обстоятельствах, — и со своей стороны готов оказать ей любую поддержку.
И не могу не сказать еще одну вещь. Один из признаков архаичности нынешнего российского режима, помимо несменяемости власти, безальтернативных выборов и несвободных СМИ, — это практически полное отсутствие женщин на серьезных ролях в политике. Это вообще свойственно авторитарным системам. Так вот, мне кажется очень правильным, если у демократических перемен в России будет женское лицо.
Нас лишили выборов. Зато мы можем выбрать, кого поддержать
Если вы живете не в России, пожалуйста, помогите «Медузе». Для себя и для тех, кто по-прежнему остается внутри страны и продолжается сопротивляться. Лучше оформить небольшой, но регулярный платеж. Мы есть друг у друга. И мы не сдаемся.
Переписку вела Кристина Сафонова