Связи с Навальным нет уже неделю — политика, вероятно, этапируют в другую колонию. Это один из самых унизительных эпизодов во всем процессе заключения Выпуск рассылки Kit — о страшном пути российских заключенных
Соратники Алексея Навального уже целую неделю не знают, где находится политик. 7 декабря его не подключили по видеосвязи к заседанию суда, в котором он должен был участвовать. Это объяснили «аварией с электричеством» в исправительной колонии № 6 во Владимирской области (ИК-6), где Навальный отбывал свой срок. Адвокатам политика тогда же отказали в посещении клиента. 11 декабря Навального вновь не подключили к суду. В этот же день сотрудники ИК-6 сообщили, что у них Навальный больше «не числится». Куда его перевели, в колонии уточнить отказались. 12 декабря пресс-секретарь Владимира Путина Дмитрий Песков заявил, что в Кремле тоже не знают, где сейчас находится Навальный.
Исчезновение политика может быть связано с тем, что его этапировали в колонию особого режима — в учреждении именно такого типа, самого строгого среди исправительных колоний, он должен отбывать наказание в виде 19 лет лишения свободы, к которому его приговорил суд в августе 2023 года по делу об «экстремизме». Директор Фонда борьбы с коррупцией Иван Жданов предположил, что Навального уже вывезли за пределы Владимирской области. Сколько еще времени политик не сможет выйти на связь со своими адвокатами, близкими и соратниками, предсказать невозможно. Но можно представить, через что сейчас проходит Навальный: этапирование — это сложный, страшный и непредсказуемый процесс, одна из самых унизительных частей заключения.
В марте 2023 года журналистка Ксения Миронова — невеста журналиста Ивана Сафронова, который был осужден на 22 года по обвинению в «госизмене», — по просьбе рассылки Kit подробно рассказала, как устроен путь осужденного в колонию, где ему предстоит отбывать наказание, в каких условиях этот путь проходит и почему это важно знать любому человеку, живущему в России. «Медуза» публикует текст Мироновой с незначительными сокращениями.
Этот текст написан специально для Kit — «Медуза» публикует его с разрешения редакции. Kit — это медиа в имейл-рассылке. Подпишитесь на него здесь, и вы будете получать два длинных текста в неделю. Kit пишет о политике, войне, климате, науке, технологиях, воспитании детей и многом другом. Материалы издания можно прочитать либо в письмах, либо по ссылкам, которые распространяются в соцсетях, — здесь и здесь.
Официально этапирование — это путь осужденного (как правило, по железной дороге) в колонию, где он будет отбывать наказание; а по факту — длительное изощренное издевательство. Неделями и даже месяцами заключенные ютятся по 12–16 человек в одном купе, не могут нормально поесть, получить медицинскую помощь и сходить в туалет. Все это время ни близкие, ни адвокаты не знают, куда везут человека, где он находится прямо сейчас, что с ним. Очень часто — именно так случилось с моим женихом Иваном Сафроновым — на этап отправляют перед длинными праздниками, чтобы СМИ и правозащитникам было сложнее привлечь к ситуации общественное внимание.
Следственный изолятор, СИЗО — место содержания под стражей, куда помещают людей, обвиняемых в преступлениях (если так решил суд). СИЗО относится к ведению ФСИН — федерального органа, отвечающего за исполнение наказаний по уголовным преступлениям в России. ФСИН, в свою очередь, подчиняется министерству юстиции.
Колония — закрытое учреждение для приговоренных к лишению свободы. Бывают исправительными (ИК — для взрослых) и воспитательными (ВК — для несовершеннолетних), а также разных режимов: общего, строгого, особого и колонии-поселения.
Передачи — продукты или вещи, которые близкие заключенных передают им в СИЗО или колонию. Передачи необходимы, потому что в заключении не всегда соблюдают нормы содержания — например, не выдают средства гигиены в нужном количестве или скудно кормят.
Вагонзак, он же вагон для перевозки спецконтингента — специальный вагон для перевозки подследственных и осужденных. Его неформальное название — «столыпинский» или просто «столыпин», потому что в вагонах такого типа еще в царской России перевозили крестьян в ссылку в сибирские и дальневосточные земли.
Пересыльная тюрьма — временное место заключения. Если расстояние от СИЗО до колонии большое, в пути заключенных могут помещать в промежуточные учреждения, в роли которых нередко выступают обычные СИЗО. В них организованы так называемые транзитные камеры, которые заметно отличаются от обычных. Они еще грязнее, с плесенью на стенах и потолках, порой с крысами и тараканами, а их обитателей нередко крайне плохо кормят.
Как арестанты готовятся к дальней дороге
И почему близкие «теряют» их
Одна из самых сложных вещей в заключении — изматывающий кафкианский быт, который, кажется, тянется бесконечно. Когда человека арестовывают, это чудовищно, но стремительно. И сам он, и его близкие постоянно чем-то заняты — общением с защитниками, судами, передачами. Но постепенно все замедляется, и арестованный погружается в липкое муторное существование: тесные замкнутые пространства, болезни, отсутствие нормального душа (в СИЗО разрешают мыться лишь раз в неделю).
Некоторые политзаключенные говорят, что к плохим бытовым условиям привыкаешь, однако СИЗО — это только начало. Впереди дорога, которая станет едва ли не самым тяжелым испытанием на ближайшие годы, — этап.
Информацию об этапировании заключенных ФСИН считает секретной. Поэтому в какой именно день после вынесения приговора человека повезут из СИЗО в колонию и куда конкретно, заранее неизвестно. Правда, есть исключение — осужденные отбывать наказание в колонии-поселении, которым суд велел добраться до места самостоятельно.
Всем остальным стоит подготовиться к долгому непростому пути. Колония, в которую повезут человека, может находиться в одном из дальних регионов, и тогда этап займет недели, даже месяцы. Это время предстоит провести в по-настоящему спартанских условиях: в тесном замкнутом пространстве камеры-купе и переполненных транзитных камерах.
Транспортировку осужденных к месту отбывания наказания в России регулирует Уголовно-исполнительный кодекс, и этапу в нем посвящены несколько статей. Так, согласно статье 75 «Направление осужденных к лишению свободы для отбывания наказания», перед этапированием человек имеет право на короткое свидание с родственниками. А согласно статье 76 «Перемещение осужденных к лишению свободы», предельный срок содержания в транзитных тюрьмах не должен превышать 20 суток. Еще существуют стандарты перевозки заключенных, которые регламентируют условия содержания во время этапа, но о них мы расскажем ниже. Все эти нормы систематически не соблюдаются, и во время этапа с заключенными может произойти что угодно. Привлечь кого-то к ответственности за это будет чрезвычайно трудно, да и мало кто пытается.
Итак, суд наконец вынес приговор, а осужденный получил извещение о вступлении его в законную силу. В течение ближайших десяти дней за ним придут, чтобы увезти в одну из сотен российских колоний, но в какой день и в какую колонию — можно лишь догадываться. Да, режим отбывания наказания прописан в приговоре суда, но конкретное учреждение выбирает Федеральная служба исполнения наказаний, и по каким критериям она это сделает, осужденный никогда не узнает. Сколько займет дорога? Будут ли остановки в пересыльных тюрьмах? По какому маршруту поедет состав? Ответы на все эти вопросы никто не даст — ни самим заключенным, ни их адвокатам и близким.
К этапу готовятся заранее — как правило, еще до оглашения приговора. Все необходимое для транспортировки родственникам арестанта предстоит собрать и отправить в СИЗО самостоятельно, но передача может попасть к нему не сразу, а этапируют порой стремительно. Без необходимых вещей человеку на этапе придется по-настоящему туго, поэтому тщательно спланированная подготовка чрезвычайно важна.
Для сбора на этап понадобится вместительная походная или спортивная сумка, обязательно без шнурков и не камуфляжной расцветки. Бывалые зэки советуют в первую очередь положить туда еду: чай, кофе, лапшу быстрого приготовления, сахар, сгущенку, майонез — в пути должны выдавать сухпаек, но возможно всякое. На зону человек едет в своей одежде, поэтому вещи по погоде тоже понадобятся. И, конечно, лекарства — из-за плохих условий (изматывающая жара, пронизывающий холод) на этапе часто болеют. В аптечку стоит купить обезболивающие, жаропонижающие, бинты и пластыри, средства от расстройства желудка и другие препараты — в зависимости от состояния здоровья и потребностей этапируемого. Правда, лекарства у него отнимут и будут выдавать в пересыльных тюрьмах с разрешения местного врача (и то не факт).
На этом список необходимого заканчивается — по прибытии в колонию вещи заключенного все равно отберут «на хранение» до дня освобождения. Оставить разрешат лишь фотографии, письма и книги, но если их и стоит брать с собой, то в ограниченном количестве. На протяжении этапа — а ведь он может быть очень долгим — заключенному придется тащить свои вещи на себе, и чем легче поклажа, тем лучше. Хотя не стоит забывать и о том, что сумка — все, что будет у человека в любых непредвиденных ситуациях, поэтому собрать ее — настоящая задача на сообразительность. Например, Иван Сафронов перед этапом начал отправлять назад присланные ему письма, которых за несколько лет скопилось несколько килограммов.
Что увезти с собой точно не получится, так это мобильный телефон и часы. Любые попытки провалятся с очень высокой вероятностью: на каждом этапе пути заключенных выводят из вагонзака и тщательно обыскивают, причем процесс может продолжаться несколько часов и даже весь день. Порой такие обыски отчетливо напоминают пытки. «Они берут грелку, к ней присоединена длинная трубка, которую засовывают вам сзади (в анальное отверстие. — Прим. Kit), а потом они резко наступают на грелку», — вспоминает бывший заключенный Александр Мельников о произошедшем с ним в красноярской пересыльной тюрьме. Обнаружение «запрещенных» предметов в ходе обысков может негативно повлиять на возможность досрочного освобождения.
Так что во время этапа у заключенного не будет возможности связаться с внешним миром (это же российская тюрьма). Но, конечно, иногда все-таки удается (это же российская тюрьма). Например, можно попытаться договориться с конвоиром о звонке или сообщении близким — так сделал оказавшийся в российской колонии украинский предприниматель Александр Марченко. Но это редкий случай, и мотивы конвоиров трудно предсказать: кто-то согласится из жалости или за взятку, большинство же откажутся наотрез. Такая услуга может дорого им обойтись: по словам супруги Александра Марченко Екатерины, когда о случае с ее мужем узнали, всю смену конвоиров уволили. Еще можно попробовать отправить письмо из пересыльной тюрьмы — это удалось бывшему директору «Открытой России» Андрею Пивоварову. Вот, пожалуй, и все.
В вечер перед этапом осужденного «заказывают» — в камеру приходит сотрудник ФСИН и велит собираться. Но бывает, что об отъезде сообщают непосредственно перед этапом — так было с осужденным по «московскому делу» активистом Константином Котовым. В общем, после приговора вещи лучше держать хотя бы частично собранными.
И есть еще две популярные рекомендации: не есть и не пить накануне отъезда, а также приготовить пустую пластиковую бутылку. Дело в том, что в вагонзаках заключенных подолгу не выпускают в туалет.
Как осужденных неделями возят по этапу
И как выглядит вагонзак изнутри
Этап стартует в 05:00, перед раздачей сахара и хлеба, — с этой процедуры в СИЗО начинается новый день. Как рассказывает фигурант «болотного дела» Алексей Полихович, этапируемого сперва сажают в «сборку» — большую камеру без кроватей (и, как правило, вообще без возможности присесть), где обычно очень грязно и накурено. «Там проводят несколько часов, после чего в „сборку“ приходит сотрудник, называет твою фамилию и ведет тебя с вещами на обыск. После этого всех с вещами набивают в специальный автозак ФСИН. Иногда отправления приходится ждать часами», — описывает процедуру он.
ФСИН возит заключенных по всей стране — в одиннадцати часовых поясах и на тысячи километров. Для этого в распоряжении службы — специальные подразделения конвоиров, автомобили и спецвагоны для перевозки заключенных. Прицепляются такие вагоны к обычным пассажирским составам, поэтому заключенных этапируют в колонии сложными маршрутами — все зависит от наличия подходящих поездов и их расписания.
На железнодорожный вокзал осужденных везут в стандартных автозаках, хорошо знакомых участникам протестных митингов. Этапируемые в автозаке пристегнуты друг к другу наручниками. Когда машина останавливается и конвоиры дают команду, нужно схватить свои вещи и бежать прямо к вагону, не поднимая головы. Полихович описывает переход из автозака в поезд как «отдельный ****** (кошмар. — Прим. Kit)»: «Все как в кино: собаки лают, фсиновцы орут. Ты сам бежишь с баулами в руках, в наручниках, пристегнутый к другому человеку. Одна сумка за спиной, другая в руках. Бежишь, не поднимая головы, на отдельную платформу на каких-то задворках, куда заезжает автозак. Так вас загоняют в специальный вагон».
Такой вагон отличается от обычных: в нем мало окон, а те, что есть, снабжены решетками, поэтому он немного похож на багажный. Внутри вагонзака обустроены камеры, отдаленно напоминающие обычные пассажирские купе. Вместо раздвижных дверей — решетки, вместо мягких спальных полок — жесткие трехъярусные нары. Окна в каждой камере заделаны, поэтому свет проникает внутрь только из коридора.
Пространство вагона для перевозки спецконтингента разделено на три-четыре маленьких камеры и пять больших, которые почти не изменились с советских времен. Площадь больших камер — 3,5 квадратного метра, это размер обычного пассажирского купе. Только живут здесь не четыре человека, а минимум 12 — показатель утвержден национальными нормами по перевозке заключенных, изложенными в совместном приказе Минюста и МВД 2006 года. Если время в пути составляет меньше четырех часов, разрешается поселить в большую камеру аж 16 человек. Чтобы все поместились, предусмотрена так называемая седьмая полка — что-то вроде доски, которая перекидывается между двумя средними нарами, из-за чего в камере-купе невозможно стоять в полный рост, только лежать вповалку или стоять скрючившись. Теснота усугубляется тем, что внутри нет багажных полок (они отданы под нары), а все вещи заключенные должны держать при себе.
Но переполненность камер не единственная проблема вагонзаков. Две другие — ужасные бытовые условия и крайне жесткая дисциплина. Так, чтобы выйти в туалет, придется отпроситься у конвоиров. Но особо суровые не реагируют на просьбы, и тогда-то и пригодится пустая пластиковая бутылка. Один из бывших сидельцев вспоминает: «Ни в одном „столыпине“ из тех, на которых я ехал — а повидал я их немало, — в туалете не было воды в раковине… Полная антисанитария».
А вот как о своем этапе пишет фигурант дела «Сети» Виктор Филинков — молодого человека везли из Петербурга в оренбургскую колонию 45 дней с остановками через Вологду, Киров, Екатеринбург и Челябинск. Кипяток в вагонзаке, по словам Филинкова, давали четыре раза в день — и столько же разрешали ходить в туалет (строго по часам в 06:00, 12:00, 18:00 и 00:00). «Дополнительно сходить (в туалет. — Прим. Kit) почти нереально, бывалые берут с собой бутылку… В зависимости от вагона в окно видно либо ничего, либо немного», — писал он, отмечая, что шконки в «столыпине» — обычные крашеные доски, которые «попу и бока арестантов не щадят». Свое письмо Филинков заканчивает стихами: «А я посылка // Мой почтальен в бронежилете // Я ссу в бутылку // Воды прошу… Мне не ответят // Вагон — корыто // Подмерзнув, ерзаю я в пледе // Окно закрыто // И по платформе ходят дети» (орфография и пунктуация автора сохранены).
Этапируют заключенных без постельного белья, порой не давая им даже умыться. Вот еще один рассказ — одного из обвиняемых по «делу Олега Сенцова» Геннадия Афанасьева. «Мы четыре дня ехали в Самару без постельного белья, в одной и той же одежде, без всего. Они не давали нам даже возможности почистить зубы, — вспоминает он. — Было сорок градусов, а в баке и в туалете не было воды. Сорок градусов! Поезд остановился, и подъехала пожарная машина. Она облила „столыпин“ водой — его весь окутал пар. Через пятнадцать минут мы снова начали задыхаться. Это просто железная коробка».
В одном «столыпине» могут находиться люди разных гендерных идентичностей, совершившие преступления разной степени тяжести и отправленные в колонии разных режимов. Да, заключенных стараются «сортировать» по камерам-купе, но обычный неплательщик алиментов здесь все равно может ехать бок о бок с рецидивистом — в вагонзаке все равны. Тщательно изолируют лишь тех, кто осужден на пожизненное лишение свободы, — для них организованы специальные купе с глухими металлическими панелями на дверях вместо решеток, где всегда темно.
Уже через несколько часов пути обитатели вагонзака постепенно погружаются в состояние полной дезориентации и даже сенсорной депривации: их везут неизвестно куда, по неизвестно какому маршруту; что за окном — не видно, сколько времени — непонятно. Пытка неизвестностью будет длиться долгими днями, которые сольются в один, — и продолжится после прибытия в колонию. Там человека поместят на карантин, во время которого все еще нельзя звонить близким, писать и получать письма.
Сперва заключенных бреют налысо (женщин — нет), затем душ и изоляция. Помещение для карантина — это камера четыре на четыре метра, говорит активист Алексей Романов, отбывавший наказание в Глубокской колонии № 13. К полу такой камеры прикручены стол и железные двухъярусные кровати, а отопление почти не работает. Внутри установлены видеокамеры, и два раза в день сотрудники ФСИН осматривают помещение.
Официально смысл карантина чисто гигиенический: проверка на болезни после долгой дороги, дезинфекция вещей. Но как рассказывают бывшие заключенные, есть у него и другая важная функция — приучить человека к порядку, господствующему в ИК. Это что-то вроде курса молодого бойца: всего за несколько дней новоприбывший узнает основную информацию о колонии и о том, как здесь нужно себя вести (крайне послушно) — если вдруг не понял, пока ехал.
Почему этап в России именно такой
И есть ли надежда, что это когда-нибудь изменится
Перевозка заключенных к месту отбывания наказания в бесчеловечных условиях не исключительно российская проблема. В своем докладе 2017 года «Этапирование заключенных в России: путь в неизвестность» международная правозащитная организация Amnesty International отмечает, что стандартам Совета Европы также не соответствуют этапы в целом ряде развитых государств вроде Франции, Испании и Великобритании, а также в Украине, Венгрии и Литве. Однако именно в России условия транспортировки особенно жесткие — потому что дополнительно усугубляются традициями, которые складывались веками, и огромными расстояниями.
Практика отправлять заключенных в отдаленные регионы страны восходит еще ко временам империи — именно тогда в России окончательно установилась пенитенциарная культура, соединяющая в себе тюремное заключение и ссылку. А от советского ГУЛАГа система ФСИН унаследовала сеть исправительных колоний, многие из которых находятся в малонаселенных частях страны — например, на Крайнем Севере или Дальнем Востоке, — потому что когда-то они использовались как трудовые лагеря, где работали на добыче сырья.
При этом нельзя сказать, что с точки зрения современных условий колонии расположены логистически эффективно: в густонаселенной Московской области работает лишь шесть пенитенциарных учреждений, отмечает Amnesty International, в то время как в Республике Коми их целых 13. Здесь кроется одна из причин, по которым людей гонят по этапу через всю страну. Другая, считают правозащитники, — желание руководства ФСИН дополнительно наказать таким образом заключенного, а вместе с ним и его близких.
Конечно, официально отправлять людей «в ссылку» сегодня нельзя: согласно Уголовно-исполнительному кодексу, заключенные должны отбывать наказание «в пределах территории субъекта Российской Федерации, в котором они проживали или были осуждены». Однако вместе с тем закон предусматривает сразу несколько исключений из общего правила. Человека могут отправить в другой регион «по состоянию здоровья или для обеспечения его личной безопасности», при отсутствии свободных мест в колонии поблизости, а также в том случае, если он или она осуждены за особо тяжкое преступление — к таким, например, относятся торговля людьми, терроризм, организация экстремистского сообщества и государственная измена (скажем, журналиста Ивана Сафронова увезли за четыре с лишним тысячи километров от Москвы — в Красноярск). Проще говоря, исключением может стать каждый — именно поэтому россиян сплошь и рядом отправляют по этапу за тысячи километров от их домов и семей.
Особенно остро эта проблема стоит для женщин. Дело в том, что их могут разместить далеко не везде: в колонии должен быть организован женский блок. Amnesty International указывает, что из 760 российских пенитенциарных учреждений размещение женщин предусмотрено лишь в 46 (данные за 2017 год). Также правозащитники приводят статистику — правда, довольно старую, за 1999-й, — согласно которой 12% всех российских заключенных содержались под стражей не в регионах прописки или проживания, но для женщин показатель составлял целых 44%.
«В результате у женщин больше шансов подвергнуться длительному этапированию в исправительные колонии», — пишут в Amnesty International, подчеркивая при этом, что объективные факторы здесь — далеко не единственная причина. В доказательство в докладе приводится история 25-летней уроженки Дагестана Саиды Халиковой, которую суд отправил отбывать наказание в Волгограде несмотря на то, что в ее родной республике есть своя женская колония.
По мнению юриста Эрнеста Мезака, решение отправить того или иного заключенного в отдаленную колонию принимается абсолютно произвольно, и это не только усложняет жизнь заключенным и их семьям, но и усугубляет проблему коррупции. По словам сразу нескольких адвокатов и бывших заключенных, для того чтобы попасть в колонию ближе к дому, порой достаточно дать взятку сотрудникам ФСИН.
Как видно, долгие поездки и полное отсутствие возможности связаться с внешним миром во время этапа — не какие-то особенные меры, которые применяются в качестве дополнительного наказания только к известным политзэкам, особенно разозлившим режим. Это стандартная практика для всех, но в случае с политзаключенными она применяется еще и в качестве мести — и одним из примеров может послужить история украинского общественного деятеля Геннадия Афанасьева, одного из обвиняемых по делу Олега Сенцова. Сперва Афанасьев согласился дать показания против режиссера, но в суде отказался от них, заявив, что его угрозами вынудили сделать это. После суда Афанасьева буквально сослали, отправив отбывать наказание за 2500 километров от его родного Симферополя — в Сыктывкар.
Максимальная изоляция заключенных от близких и адвокатов во время этапа — тоже практика, сохранившаяся со времен ГУЛАГа. Оставить это наследие позади важно не только из гуманных соображений, настаивают правозащитники, но из чисто практических: бесчеловечные условия содержания в комплексе с социальной депривацией значительно снижают шансы заключенных на реабилитацию. Человеку, однажды оказавшемуся в российскую исправительной системе, после освобождения сложно вернуться к «обычной» жизни: заключение становится глубокой психологической травмой (о чем Kit подробнее писал в этом письме).
Этап в его нынешнем состоянии правозащитники приравнивают к насильственному исчезновению. Чтобы хоть отчасти решить эту фундаментальную проблему, в основе которой множество структурных, исторических и коррупционных факторов, эксперты Amnesty International предложили российским властям комплекс самых разных мер. Среди них как довольно косметические вроде общественного надзора за соблюдением действующих норм законодательства и снятие секретности с процесса этапирования, так и более радикальные. Например, Кремлю рекомендовали построить в России больше тюрем, а также реформировать Уголовно-исполнительный кодекс, ограничив максимальный срок этапа семи днями.
Общая цель предложенных мер состояла в том, чтобы наделить заключенных примерно теми же основными правами, что и у всех остальных, — при известных ограничениях, разумеется, которые диктует ситуация заключения. Например, согласно статье 8 Европейской конвенции по правам человека, «каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции». Но ни одним из этих предложений российские власти тогда всерьез не заинтересовались, а уже в 2022 году Госдума в третьем чтении приняла закон, который останавливает действие международных договоров Совета Европы на территории России. Уничтожение пережитков системы ГУЛАГа вновь откладывается на неопределенный срок.
Родственники любого осужденного при этом могут попросить направить его в колонию рядом с местом их проживания. Такое заявление разрешается подать как во время пребывания человека в СИЗО, так и уже после начала этапа. Правда, здесь есть две проблемы. Первая — такие просьбы не так уж часто удовлетворяют. И вторая — если все-таки ФСИН даст согласие, заключенному вновь предстоит отправиться в путь по этапу.
Ксения Миронова