Последний аргумент в длинном споре Ученый Альберт Разин совершил самосожжение в защиту удмуртского языка. Одни считают его героем, другие хотят забыть

10 сентября к зданию парламента Удмуртии в Ижевске вышел ученый и общественник Альберт Разин. 79-летний кандидат философских наук, заслуженный деятель науки республики провел одиночный пикет в защиту родного удмуртского языка. А потом облил себя бензином и поджег. Разин умер в тот же день в больнице. «Медуза» рассказывает, почему теперь в Ижевске люди, даже раньше не знавшие Разина, считают его героем — а власти республики пытаются сделать вид, что ничего не произошло.

Рядом с лестницей и гранитным парапетом около здания Госсовета Удмуртии, где сжег себя 79-летний кандидат философских наук Альберт Разин, два дня спустя стоит его портрет и лежат цветы. К стихийному мемориалу подходят люди. Некоторые находят объяснение произошедшему в обстоятельствах жизни Разина.

«Человек старенький. Может быть, просто сошел с ума?» — рассуждает Игорь, мужчина средних лет. Он русский, но безо всяких вопросов сам начинает говорить на тему сохранения удмуртской идентичности, за которую боролся Альберт Разин. «Гонения на удмуртов нету никакого, — уверен Игорь. — Внуки всех моих родственников-удмуртов язык знают. Пожалуйста, пусть изучают. А выдвигать это на передний план…» Игорь не заканчивает фразу. 

Другие пришедшие называют покойного «героем» и «сыном удмуртского народа». Из тех, кто высказывает уважение покойному, — Вера и Андрей, обоим около сорока. Они оказались у Госсовета, хотя просто гуляли по Ижевску — вообще-то у них свидание.

Вера говорит, что она от поступка Разина «в шоке, но в хорошем шоке». «Даже не предполагала, что может быть такая внутренняя сила. Уважение к людям, живущим в Удмуртии, у меня выросло в геометрической прогрессии», — говорит она.

Ее спутник Андрей, когда представляется и называет фамилию — Кравченко, — шутит, что она у него «вражеская», поскольку украинская. Вообще-то он живет не в Удмуртии, а в Югре — и работает в нефтяной промышленности. В Ижевск, как он говорит, «приехал к любимой женщине». Андрей объясняет, что на севере осознал, что у малых народов в России действительно есть проблемы с сохранением своей культуры. У ханты, манси и удмуртов, по его убеждению, эти трудности примерно одинаковые. «С 1991 года [то есть после распада СССР] были иллюзии, что Россия вернется к национальному вопросу. Но потом все встало на бюрократические рельсы. Он [Разин] понял, что бьется о глухую стену», — говорит нефтяник.

Если бы то, что сказал случайный прохожий, услышали сторонники Альберта Разина, они бы с ним, вне всяких сомнений, согласились. Местные национальные активисты уверены, что удмурты в республике, титульным народом которой являются, находятся в ущемленном положении: их язык исчезает, сами они стесняются своей национальности и растворяются в русском этносе. Власти и близкие к ним общественники считают, что удмурты сами не хотят сохранять свою культуру, а еще — что Альберта Разина к самосожжению кто-то подтолкнул.

Незнакомец с зажигалкой

За день до смерти, 9 сентября, Альберт Разин позвонил своему другу Андрею Перевозчикову — организатору путешествий по Удмуртии, национальному активисту и блогеру — и пригласил зайти в свой кабинет в Доме ученых на улице Карла Маркса в Ижевске. В здании располагается республиканская общественная организация «Союз ученых Удмуртии», в которой Разин возглавлял клуб «Тодосчи» (в переводе с удмуртского — «Ученые»), а также участвовал в жизни другой существующей при Доме ученых некоммерческой структуры — «Совета удмуртских старейшин». Когда друзья встретились, Разин рассказал, что готовит одиночный пикет у здания Госсовета, и просил Перевозчикова подсказать, как это устроить, чтобы не нарушить закон.

Кабинет Разина, по описанию его товарища, это «маленькая комнатка в самом углу, напротив туалета». Внутри — полка с книгами, стол с «самым простым ноутбуком» и металлический сейф, где хранились кружки и чай. Разин часто принимал гостей — в офисе ученого всегда пахло травяным чаем. К моменту визита Перевозчикова книг уже не было, а сейф был пуст. Перевозчиков тогда не придал этому значения, а уже после случившегося от сотрудников Дома ученых узнал, что Разин накануне собирал вещи. На вопросы коллег он ответил, что хочет поработать из дома.

В кабинете в Доме ученых 32-летний Перевозчиков бывал часто. С Разиным он познакомился три года назад: ученый нашел его номер и позвонил ему как раз в тот момент, когда блогер завершал пешее путешествие через всю Удмуртию. Разин узнал о блоге путешественника и его отношении к национальной культуре. В профиле Перевозчикова в соцсети «ВКонтакте» сказано, что он «путешественник и шаман», а также «последователь традиционной природной веры удмуртов», поклоняющийся богам Инмару, Кылдысину, Куазю. Все это было близко Разину — ученый и сам устраивал традиционные обряды и праздники и поэтому хотел познакомиться с единомышленником.

После знакомства они много общались и сильно сблизились: обсуждали политику и религию, Андрей Перевозчиков рассказывал Альберту Разину «обо всех событиях в жизни» — например, о ссорах с друзьями. По словам Перевозчикова, Разин готовил своего молодого товарища к тому, чтобы тот стал, как и сам Разин, языческим жрецом и мог проводить обряды. «Присматривался [ко мне], рассчитывал, что из меня получится следующий национальный лидер [каким он считал себя]», — говорит он.

Говорили друзья и о настоящем удмуртской культуры и языка. Альберт Разин считал, что язык и культура умирают, а значит, в течение нескольких десятилетий исчезнет и сам удмуртский народ. Выход он видел в том, чтобы сделать обязательным использование языка коренного народа в детских садах в деревнях с преимущественно удмуртским населением. В городах же, где преобладают русские, ввести обязательное обучение языку школьников и дошкольников всех национальностей. Для чиновников республики он считал необходимой сдачу экзамена на знание удмуртского.

Об этом же активист говорил в своем последнем интервью перед зданием Госсовета 10 сентября (этот ролик записал Перевозчиков). «Если [даже] растения и животные заносятся в Красную книгу, тем более надо защищать этносы. Иначе это будет позор для Российской Федерации», — заявил Разин. Не будучи ни экстремистом, ни радикалом, в своих воззваниях ученый часто обращался к конституции страны, которую считал демократичной и прогрессивной.

В тот день он развернул плакаты с лозунгами «И если завтра мой язык исчезнет, то я готов сегодня умереть» и «Есть ли у меня Отечество?». Перевозчиков видел эти лозунги еще до начала пикета — ничего крамольного он в них не нашел и одобрил.

Перед своей акцией Разин позвонил в приемную регионального парламента, чтобы узнать, в котором часу начнется сессия и будут собираться депутаты Госсовета. Перевозчикова он попросил прийти на час раньше, к восьми утра, чтобы помочь — раздать листовки с текстом обращения к депутатам. В нем Разин назвал нынешнюю государственную политику «обыкновенной удмуртофобией» и продолжением «сталинской политики русификации» удмуртов. 

Встретив старшего товарища 10 сентября, Перевозчиков вновь не заметил в нем ничего странного. Мужчины привычно обнялись, Альберт Разин, как всегда, был серьезным. Шедшие на сессию депутаты с ним здоровались — многие были с ним знакомы. Правда, вспоминает теперь Андрей Перевозчиков, во время видеоинтервью он очень сильно волновался, у него дрожал голос. «Я еще удивился, вроде пикет уже прошел», — замечает он. 

Перевозчиков был на площади перед зданием Госсовета, когда Разин ненадолго отлучился. Потом принадлежавший ему «Рено Логан», на котором ученый приехал на пикет, найдут возле подъезда его дома — Разин жил недалеко от Госсовета. Оставив машину, активист вернулся к парламенту в синтепоновом пуховике и шапке. Его лицо было обмотано шарфом — Перевозчиков его не узнал. 

«Незнакомец» несколько раз чиркнул зажигалкой, пока та не дала огонь — и «сразу вспыхнул». Уже поняв, в чем дело, Перевозчиков подбежал к Разину и попытался сорвать с него одежду, горевший отмахивался от него руками. Весь в огне, Альберт Разин принял устойчивое положение — немного согнул ноги, подался чуть вперед и сжал кулаки. Он не произнес ни слова.

Перевозчиков побежал в здание Госсовета, крикнул, чтобы вызвали скорую. Там же нашел пожарный щит с огнетушителем. Выдернул кольцо, нажал на рычаг, но огнетушитель не сработал — Перевозчиков отправился за вторым. Пламя потушили с помощью владельцев припаркованных на площади машин и автомобильных огнетушителей. Обгоревший Разин к этому времени лежал у каменного парапета, к которому незадолго до этого прислонил свои плакаты. Через несколько часов активист умер в больнице.

На каменной поверхности, у которой произошло самосожжение, остался черный след. Когда корреспондент «Медузы» разговаривал на этом месте с Андреем Перевозчиковым, из здания Госсовета уверенным шагом вышел мужчина. Он поздоровался с Перевозчиковым за руку. «Я тогда здесь с вами был, — напоминает мужчина не представляясь. — Конечно, вы меня не помните. В таком состоянии были. Печально, что [именно] вы под следствием».

Следственный комитет по Удмуртии, действительно, возбудил уголовное дело о доведении Альберта Разина до самоубийства. Перевозчиков проходит в деле как свидетель.

10 сентября взрослая дочь Альберта Разина Софи, которая живет с родителями, нашла на своем столе две шоколадки. Под плитками был белый конверт, который девушка не сразу заметила. В записке говорилось, что ключи от «Рено Логан» лежат в почтовом ящике.

«Возрождение имперского менталитета»

В здании, рядом с которым поджег себя Альберт Разин, находится офис одной из старейших и крупнейших общественных организаций удмуртов — национально-культурного объединения «Удмурт Кенеш» (в переводе — «Удмуртский совет»). Ее руководитель Татьяна Ишматова — депутат Госсовета, состоит в фракции «Единая Россия».

На своей странице «ВКонтакте» на следующий день после самосожжения Ишматова написала: «Обеспокоенность Альберта Алексеевича Разина решением проблем удмуртского народа всегда находила конструктивный отклик в нашей организации». В тексте ее заявления также говорится, что позиция Разина была «бескомпромиссной, порой доходящей до радикализма». «Трудно понять, что подтолкнуло Альберта Алексеевича на крайние действия», — написала депутат, поскольку «никакие благие цели не стоят человеческой жизни, любые вопросы должны решаться в условиях диалога».

Одним из создателей «Удмурт Кенеша» в 1991 году был Альберт Разин. Позднее ученый из организации вышел — он считал, что «Удмурт Кенеш» стал формальной и провластной структурой, недостаточно решительно защищающей интересы удмуртов. Эту точку зрения разделяют сторонники Разина — национальные активисты.

Один из них — Алексей Шкляев, он называет существующую официальную политику «полным отрицанием национального вопроса». Шкляев, как и Разин, настаивает на введении обязательного изучения удмуртского языка на законодательном уровне. Иначе, уверен Шкляев, сами удмурты бороться за свою культуру не станут. Он объясняет это миролюбивым характером народа: коренное население республики, по его словам, склонно избегать конфликтов и вообще повышенного внимания. «Они [просто] займут место, которое им указывают», — уверен Шкляев.

Самой действенной мерой поддержки языка за все последние годы он называет выступление на «Евровидении» в 2012 году удмуртского музыкального коллектива «Бурановские бабушки». Наиболее болезненным ударом по сохранению культуры — принятый в 2018 году в России закон, который сделал изучение национальных языков учениками в школах российских регионов строго добровольным. 

Активисты, с которыми говорила «Медуза», утверждают, что год назад, когда Госдума приняла закон, исчезла последняя надежда на то, что когда-либо им удастся добиться особого статуса для удмуртского языка в республике.

«Отказ от обязательного изучения языков преследует скрытую цель: подорвать сохранение и использование нерусских языков. Это прямой путь к исчезновению родного языка, снижению этнического самосознания и ликвидации этнокультуры», — говорилось в обращении клуба «Тодосчи» к председателю Госсовета Удмуртии, составленном в июле 2018 года. Закон о добровольном изучении языка там характеризовался как свидетельство «возрождения имперского менталитета» в России.

Андрей Перевозчиков добавляет, что быть удмуртом в Удмуртии — стыдно, причем еще с советских времен. По его ощущениям, престиж языка и родной для него культуры начал расти только в последние лет пять. «Проходят какие-то национальные мероприятия для молодежи, удмуртскую речь можно встретить в транспорте, на улице, — объясняет активист. — Раньше говорить на своем языке стеснялись». 

Министр национальной политики Удмуртии Лариса Буранова считает, что подходящий момент для введения обязательного изучения удмуртского языка прошел. Он, по мнению главы ведомства, был в начале 1990-х, когда был «вот этот подъем, все с флагами, и так далее». Но сейчас, рассуждает Буранова, сохранять язык можно только «через интерес, а не через колено». По словам министра, к жесткой языковой политике в первую очередь не готовы сами люди. Тем более что удмурты составляют меньше трети населения республики — их в регионе живет в два раза меньше, чем русских.

Проблемы сохранения удмуртской культуры, по выражению министра, «не живут в кабинетах чиновников». «В этой ситуации [после гибели Альберта Разина] каждый — чиновник, музыкант, бизнесмен или мама троих детей — должен спросить себя: „А я-то что хорошего, полезного могу сделать?“ Допустим, встать с утра и сказать: „Все, муженек, начинаем говорить с детьми на удмуртском“», — говорит министр.

Лариса Буранова приводит пример, как сами люди отказываются от родной речи. 1 сентября она была на праздничной линейке в, как она выражается, «школе в кондовой удмуртской деревне». Все собравшиеся на День знаний — дети, родители и учителя — понимали удмуртский язык, но проходил праздник на русском. «С директором остаемся [наедине], я говорю: „Я не поняла, что происходит-то? Где язык?“ Он так на меня — хлоп-хлоп глазами: „Я даже не подумал“».

Вместо обязательного изучения удмуртского Буранова предлагает «поместить национальную культуру в современные городские условия». Она перечисляет: в Ижевске проходят интеллектуальные игры (то есть викторины) на удмуртском, выступают удмуртскоязычные рок-группы, проводятся бесплатные языковые курсы. В результате лояльность к языку у живущих в Удмуртии людей (не только этнических удмуртов) растет. Министр приводит итоги проведенного ее ведомством опроса: число тех, кто согласился бы на обязательное изучение удмуртского в школах, за последние пятнадцать лет в республике выросло с 5 до 45 процентов.

Национальные активисты приводят другие цифры. Во время Всероссийской переписи населения 2002 года удмуртами себя назвали больше 29% жителей Удмуртии. В 2010 году таких было около 28%. В 2015 году, во время микропереписи, к представителям коренной национальности отнесли себя еще меньше опрошенных — 24%. 

Доцент кафедры русского и удмуртского языков и литературы Глазовского государственного педагогического института Ольга Никифорова — преподаватель национального языка. Идеи Разина и его сторонников о повсеместном внедрении удмуртского в органах власти, детских садах и школах Никифорова не поддерживает. На ее взгляд, язык нужно сохранять там, где он еще остался, — к примеру, повсеместно использовать в тех сельских учебных заведениях, где учатся почти одни удмурты. Тогда как в городах делать это бесполезно: дети уже обрусели и по-удмуртски все равно не понимают. А для учеников с нулевым знанием языка нет даже учебников. Компромисс, по мнению Никифоровой, состоит в том, чтобы ввести в школах республики начальный языковой курс в рамках уроков по истории родного края и преподавать его всем ученикам Удмуртии, включая русских.

Муж и отец

В 1960-х, еще когда Альберту Разину было немногим больше двадцати, он успешно прошел конкурс дикторов на телевидении в Ижевске. Будучи студентом, работал диктором на радио, рассказывает его вдова Юлия. Но когда в педагогическом институте, который оканчивал Разин, пришло время распределения, его упрекнули, что он ищет «тепленькое местечко» — то есть не хочет работать по специальности, учителем химии и биологии. В ответ Разин заявил, что куда бы его ни отправили, он хитрить не станет. Так он переехал в село Удугучин в ста километрах от Ижевска, где стал учителем и воспитателем в детском интернате. Семь лет назад, вспоминает Юлия, по приглашению одного из бывших воспитанников интерната они с супругом поехали в то село. Женщина узнала, что дети своего учителя любили — «они ему в рот смотрели, он за бога у них был там».

В 1965 году Разина призвали в армию, после срочной он служил там как офицер, а после преподавал в вузе в Ижевске. Когда поругался с руководством одного из институтов, решил поступить в аспирантуру МГУ (ему было уже 35 лет). По словам Юлии, никто не верил, что он найдет в столице научного руководителя: «А он поехал и нашел. Если не в дверь, так в окно — это про него. Всегда добьется своего». 

В Москве молодой ученый писал кандидатскую диссертацию по философии о проблеме формирования личности сельского труженика и подрабатывал грузчиком. Его напарники, как он рассказывал жене, шутили — зачем ему быть ученым, раз он отличный грузчик.

В 1980-х, вернувшись в Ижевск после аспирантуры, Разин вел курсы для работников культуры — учил проводить соцопросы. На занятия попала и Юлия. Чтобы проверять работы, Разин несколько раз звал ее к себе домой. Вдоль стен у него стояли ряды книжных полок. Эти книги Юлия с удовольствием разглядывала. Кроме проверки заданий, Разин интересовался, откуда она родом, есть ли у нее молодой человек. «Отец мне тоже задавал такие вопросы, — вспоминает женщина. — И я [ему] как отцу отвечала. Какое-то доверие было». Разин был на 26 лет старше ее. Прежде от мужских взглядов Юлия «шарахалась, потому что надежного взгляда еще не видела». Через восемь лет после знакомства они начали жить вместе, поженились — через десять, в 1996 году. Для Разина это был второй брак.

К будущему мужу Альберту Юлия приходила тридцать лет назад в ту же самую однокомнатную квартиру, где семья живет до сих пор. На месте старых книжных полок — новые, и их меньше. У одной из стен стоит конструкция, похожая на двухъярусную кровать, только вместо нижней кровати — стол. Это рабочее место дочери Разина Софи: девушка расписывает на заказ шелковые платки. 

Однажды во время уборки дома Юлия нашла старую записную книжку, которая оказалась дневником мужа. Жена села на диван рядом с Альбертом и начала про себя читать записи. Разин в них обращался к сыну от первого брака, у мальчика был рак. «За что тебе это наказание — эта болезнь? — Юлия по памяти воспроизводит написанное в дневнике. — Это не тебе эту болезнь надо было, а мне. Я вот двадцать девять лет копчу это небо, и ничего у меня в жизни путевого нет, а тебе жить да жить». Ей он о своих переживаниях никогда не говорил. «Дочитала? Закрой и положи на место, ладно?» — с улыбкой произнес тогда Разин. С того времени жена дневник не открывала — но сейчас хочет прочесть снова. «Если он не уничтожил [записную книжку], я найду, теперь имею право уже открыть и прочитать все», — говорит вдова.

В 1980-х с Разиными познакомился и Леонид Гонин, сейчас он работает помощником депутата Государственной Думы из Удмуртии Алексея Загребина. Разин и его брат Рево в кафе, на квартирах, а какое-то время в ДК Ижмаша проводили заседания «Удмурт-клуба». С дискуссий в этом клубе, говорят сразу несколько собеседников «Медузы», и началось новейшее национальное движение в республике. 

Мы встречаемся с Гониным в Удмуртском институте истории, языка и литературы Уральского отделения Российской академии наук: депутат Загребин — научный руководитель этого учебного заведения.

«Молодые, бородатые, речи толкали, — вспоминает Гонин. — А ты — деревенский парень, скромный, всего еще стесняешься». Из тех обсуждений Леонид Гонин узнал, например, о существовании ГУЛАГа и том, что в советские лагеря попадали в том числе и инакомыслящие удмурты. Позднее Гонин и Разин организовали первый в Ижевске традиционный праздник Гербер — торжество, которое до принятия удмуртами христианства отмечало границу между летним и осенним земледельческими циклами. Теперь его каждый год проводят в парке «Березовая роща» в Ижевске. В советское время праздник не устраивали, а в 1990-х возродили — при непосредственном участии Альберта Разина. Каждый раз перед началом гуляний ученый произносил молитву на правах жреца.

Теперь многие называют Разина язычником, хотя сам он свои взгляды называл пантеизмом. В Доме ученых ученый-жрец устраивал лекции — рассказывал о народных обычаях.

Глава «Совета старейшин» при Доме ученых Владимир Савельев вспоминает, что самостоятельные выступления Разину давались лучше, чем дискуссии. «[На совещании совета Разин] разойдется, остановить невозможно. Я говорю: „Альберт Алексеевич, дайте другим слово, ну-ка садитесь“. — „Что, не хотите слушать? Тогда все, я ухожу!“ Холерик он был и иногда не мог ограничить свои эмоции», — говорит Савельев. 

Об импульсивности Разина говорят многие. Также выясняется, что для многих он был отцовской фигурой. Андрей Перевозчиков, которого старший товарищ готовил стать жрецом, замечает, что со своим родным отцом общался меньше, чем с Разиным. Министр национальной политики Лариса Буранова говорит: «У меня родители примерно этого же возраста [что и был Альберт Разин]. Порой донести реалии этой жизни им ты уже не можешь. [С Разиным] не могла говорить так, как я бы вела дискуссию со своим одногодкой».

Министр, хоть и не была согласна с ученым-активистом, вспоминает, что авторитет у Разина был и она его признавала — «огромный опыт в национальном движении». «Сидишь на мероприятии, Альберт Алексеевич слово берет, и в зале все понимают, что это будет лекция на два часа. Но чтобы кто-то сказал: „Альберт Алексеевич, да садись уже“, — никогда», — говорит Лариса Буранова. 

Самосожжение стало чем-то вроде последнего аргумента в длинном споре, который Разин не мог выиграть, но и уйти с которого отказывался. Как это получилось Альберт Разин объяснил сам (правда, не напрямую) — в своем письме депутатам, которое Перевозчиков раздавал 10 сентября у здания Госсовета. В тексте говорится о чувстве «второсортности» у удмуртов.

Это чувство, продолжал мысль Разин, ведет к суицидам. По официальным данным, в 2017 году по числу самоубийств Удмуртия заняла девятое место в России и первое в Приволжском федеральном округе. «Механизм доведения удмурта до суицида объясняется очень просто, — писал Разин. — Человек с комплексом неполноценности круглосуточно помнит о своей „ущербности“. В его головном мозге есть постоянно возбужденный центр, который мешает развитию личности, мешает поднять голову выше, свободно дышать, свободно мыслить, чувствовать себя полноценным. Это ведет к истощению нервной системы, неадекватному восприятию мира и неадекватному поведению. И достаточно небольшой коллизии в семье или на работе, чтобы он не выдержал психического напряжения и добровольно ушел из жизни».

О том, была ли такая коллизия у самого Разина, ничего не известно, но, кажется, не было. Зато он точно знал, что в традиционной удмуртской культуре существовал обряд под названием типшар — самоубийство (повешение или сожжение) с целью отомстить своему врагу.

В беседе с «Медузой» об обряде упоминает кандидат исторических наук, руководитель республиканского Агентства по охране объектов культурного наследия Юрий Перевозчиков. По его словам, этот обычай не изучен и «уже вряд ли может быть предметом объективного изучения, поскольку не практикуется». «Случай с Альбертом Алексеевичем вряд ли нужно связывать с этим обычаем, — считает он. — Здесь нет личного и персонифицированного обидчика. На мой взгляд, он в своей акции руководствовался прежде всего современными протестными мотивами, нежели традиционными представлениями о мести».

 «Варяги»

Одной из последних общественных кампаний Альберта Разина была борьба за «Березовую рощу» — так называется парк в Ижевске, именно в нем общественник в роли жреца участвовал в празднике Гербер. Три года назад городские власти решили провести в роще масштабное благоустройство — пригласить коммерческую структуру, которая бы проложила беговые дорожки, поставила спортивную и детскую площадки, а заодно, чтобы вернуть вложения, открыла бы кафе и торговые точки.

Глава «Совета старейшин» Владимир Савельев объясняет, что в этом плане не нравилось Разину и его сторонникам — национальным активистам. На месте рощи когда-то находилось поселение удмуртов — Разин хотел сделать парк священным местом. «Он видел это [место] как природный парк, где максимально сохранена природа», — добавляет другой единомышленник ученого Андрей Перевозчиков. Он вспоминает, что в роще Разин и его сподвижники хотели построить куалу — место для молений. 

Проект парка отдыха с развлечениями явно противоречил замыслу активистов. Министр Лариса Буранова рассказывает, как проводила круглый стол, чтобы обсудить, что делать с рощей. На дискуссию пришли активисты, городские чиновники и потенциальные инвесторы проекта. Договориться собравшимся не удалось, слишком разными оказались представления. «Инвестор ушел из проекта. Посмотрел на это все. Зачем ему участвовать в этом? — констатирует Буранова. — [Теперь ижевская] мэрия не знает, что делать дальше». 

Про разработанный инвестором план обустройства «Березовой рощи» Буранова говорит, что это была «безопасность, освещение, порядок». «Со всем моим уважением, люди, которым под восемьдесят лет и у которых в запасе ни одного бизнес-партнера, — я знаю, во что это [их предложение] могло превратиться», — вспоминает она.

Лариса Буранова добавляет еще один аргумент в пользу нереализованного проекта благоустройства: «Куала — это достаточно спорные вещи, с языческой религией играть нельзя, это не мистика, а действительно рабочая вещь». По ее словам, в деревнях на юге республики, где куалы сохранились, к ним посторонние не подходят. А в городе, считает Буранова, такого отношения ждать было нельзя. 

Люди, с которыми говорил корреспондент «Медузы», вспоминают о роще как о примере, который показал национальным активистам, как непросто добиваться от власти поддержки их идей.

Министру национальной политики есть что ответить на претензии о развитии национальных культурных инициатив. Перед интервью она проводит для автора этого текста экскурсию по Дому дружбы народов в Ижевске. Это трехэтажное здание в неоклассическом стиле с портиками, бывший советский дом культуры, который был отремонтирован около 10 лет назад. Лариса Буранова говорит, что «его нам подарили», имея в виду, что республиканский бюджет профинансировал создание Дома дружбы народов и ремонт здания. Когда министр рассказывает, в здании одна за другой идут брачные церемонии — молодожены, их друзья и родственники постоянно входят и выходят.

Зал торжественных мероприятий — с тремя массивными люстрами, огромным столом и мягкими стульями на паркете — Буранова называет «одним из самых комфортабельных, красивых залов в республике». В Доме дружбы народов не только играют свадьбы и устраивают другие торжества — здесь работают методисты, которые помогают национальным общественным организациям в оформлении бухгалтерии, написании сценариев для национальных праздников, снабжают их литературой.

В доме есть актовый и хореографический залы, типография и музыкальный салон. Все это, по словам министра, демонстрирует, что в Удмуртии есть условия для развития традиций всех национальностей. Удмуртам, настаивает Буранова, осталось лишь избавиться от «вечного самоистязания, самоедства, плача». 

Врач 2-й городской ижевской больницы и известный в городе активист Евгений Кузнецов уверен, что все наоборот. В своем фейсбуке Кузнецов написал, что Разина к самосожжению подтолкнула «логика событий», которая «не оставляла такому человеку, как Разин, с такой сферой научных и этических интересов, при таком мировоззрении, как удмуртское язычество, в такой республике, как современная Удмуртия под управлением „варяжской дружины“, в такой год, как 2019-й, в таком возрасте, как 79 лет, другого выхода». «Вся эта национально-идентификационная история, на удивление понятная задним умом, — пишет Кузнецов, — на деле развивалась как недиагностированная раковая опухоль». 

О «варягах» во власти часто вспоминают и собеседники «Медузы» в Ижевске, хотя эта тема не самая простая для обсуждения с приехавшим в город журналистом. После известия о самосожжении Альберта Разина эту тему затронул сопредседатель межрегионального профсоюза врачей «Действие», выходец из Ижевска, в Удмуртии не живущий, Андрей Коновал. Он написал: «Сегодня ни один из первых постов в Удмуртии не отдан удмуртам — ни председатель Госсовета, ни председатель правительства, ни глава республики. Последние два вообще занимают „варяги“, московские „эффективные менеджеры“».

В беседе с «Медузой» Коновал утверждает, что команда нынешнего главы Удмуртии Александра Бречалова «рассматривает свою деятельность в Удмуртии как временный этап». Он объясняет, что проблема удмуртского языка «не настолько актуальна даже среди удмуртов», чтобы быть причиной их недовольства самой по себе. Она является проявлением — «отражает озабоченность положением удмуртского народа».

Помимо малого представительства жителей региона в высших органах власти республики (Коновал имеет в виду не только удмуртов, но и людей других национальностей, живущих в Удмуртии), профсоюзный лидер называет еще одну причину неудовлетворенности местных своим положением. Оно связано с планами строительства в удмуртском городке Камбарка завода по утилизации особо опасных отходов. Согласно постановлению правительства России, предприятие должно открыться на базе завода по уничтожению химоружия в 2023 году. Местные жители проводят митинги против размещения производства.

В конце августа республиканская избирательная комиссия в третий раз по формальным причинам отказала инициативной группе, подававшей заявку на проведение референдума по вопросу о перепрофилировании завода на работу с опасными отходами.

* * *

На место последнего пикета Альберта Разина около здания Госсовета люди приносят цветы, а сторонники погибшего национального активиста периодически заново ставят на гранит его фотопортрет: самовольный мемориал периодически бесследно исчезает.

«Медузе» не удалось поговорить с руководителем национального объединения «Удмурт Кенеш» Татьяной Ишматовой — на телефонные звонки она не ответила, а в приемной депутата в здании Госсовета корреспонденту издания сказали, что политик не может пригласить его к себе в кабинет ввиду занятости. Председатель отделения «Удмурт Кенеша» в Ленинском районе Ижевска Илья Викторов в разговоре с «Медузой» рассказал, что после гибели Разина говорил с Ишматовой. Он спросил ее, почему пропадают цветы с места гибели активиста. Та, по словам Викторова, ответила, что не знает, но добавила: «Это ведь не кладбище».

10 сентября, в тот же день, когда Альберт Разин совершил самосожжение, глава Удмуртии Александр Бречалов призвал журналистов «не спекулировать на теме национальности». Он напомнил, что в детских садах и школах республики изучать удмуртский язык может любой желающий, а национальные СМИ и общественные организации получают поддержку от властей. Глава региона заявил, что, на его взгляд, не стоит напрямую связывать произошедшее с политикой властей региона в области сохранения удмуртского языка и культуры.

В отличие от представителей исполнительной власти, члены республиканского парламента, которых Разин перед своей смертью в последний раз призвал срочно принять законы, которые изменили бы статус удмуртского языка, случившееся не комментируют. Начальник управления по связям с общественностью Госсовета Удмуртии Федор Миннигараев заявил «Медузе», что «наши [то есть депутаты] воздерживаются от комментариев до завершения следствия». Тем не менее обращение, которое Альберт Разин написал парламентариям перед самосожжением, многие из них видели. Есть у текста и официальный статус в законодательном органе. «У нас обращение зарегистрировано, пока ответ не подготовлен», — сказал Миннигараев.

Министр национальной политики Лариса Буранова, говоря о смерти Альберта Разина с «Медузой», назвала случившееся «шоковой ситуацией для этноса». Она сказала, что после произошедшего необходимо «собрать районные отделения „Удмурт Кенеша“ и поговорить хорошо и серьезно» с его представителями о настроениях в удмуртском сообществе. 

17 сентября, по словам Ильи Викторова, в «Удмурт Кенеше» прошло внеочередное заседание. На нем говорили, что Альберта Разина к самоубийству «кто-то направил». А также что нужна «согласованная позиция» по поводу случившегося и что «не надо делать больно Ишматовой». Викторов рассказывает, что он со сказанным не согласился, но большинство собравшихся его мнение не поддержали. Не досидев до конца, он ушел с собрания.