Заключенных в РФ вербуют на фронт больше двух лет — даже обманом и угрозами. Как работает этот конвейер, рассказывают практикующие адвокаты На войну пытаются послать и тех, кого судят за поджог военкоматов
Заключенных в РФ вербуют на фронт больше двух лет — даже обманом и угрозами. Как работает этот конвейер, рассказывают практикующие адвокаты На войну пытаются послать и тех, кого судят за поджог военкоматов
You can read a summary of this story in English here.
Аудиоверсию этого текста слушайте на «Радио Медуза»
- «Осужденный за взятки бывший вице-губернатор Белгородской области уехал на войну с Украиной»
- «В Челябинск с СВО вернулся осужденный за убийство девушки-школьницы»
- «Численность заключенных одной из крупнейших колоний России сократилась более чем в три раза за время войны»
Уже около года подобные заголовки регулярно появляются на страницах российских независимых медиа. Широкое использование заключенных в боях как Россией, так и — с этого года — Украиной стало одной из особенностей нынешней войны. При этом многим адвокатам, мнение которых вы прочитаете в этом тексте, кажется, что в РФ процесс привлечения фигурантов уголовных дел набирает обороты. Недавние поправки в российском законодательстве этому способствуют: заключать контракт можно не только подследственным и уже услышавшим свой приговор, но и тем, чье дело пока находится в суде. Таким образом, уйти на фронт теперь можно, находясь на любом этапе уголовного преследования.
Точно оценить, сколько человек российским властям удалось завербовать в колониях и СИЗО, сейчас невозможно. Однако «Медуза» побеседовала с адвокатами, чтобы выяснить, каким образом администрация агитирует заключенных отправиться на войну. Мы попытались понять, почему люди соглашаются подписывать контракт и какой срок в российской тюрьме может мотивировать человека идти на фронт.
Гастролеры к нам еще приедут
Краткое содержание: здесь мы рассказываем, как российские власти начали вербовку заключенных после нападения на Украину — и что изменилось после смерти идейного вдохновителя этого процесса, Евгения Пригожина. Если вам кажется, что вы уже знаете этот контекст, — можно сразу перейти ко второй главе.
«У вас есть кто-нибудь, кто вас может с десяткой срока отсюда, с зоны, вытащить? Как вы думаете? Есть двое, кто вытаскивает. Это Аллах и Бог — в деревянном ящике. А я вас живыми забираю. Но не всегда живыми возвращаю» — так звучало выступление основателя ЧВК Вагнера Евгения Пригожина в одной из российских колоний — осенью 2022 года оно облетело российские и западные медиа. Тогда осужденным обещали помилование в обмен на полгода службы.
В июне 2024-го издания «Медиазона» и «Русская служба Би-би-си» опубликовали совместное расследование «Цена Бахмута», в котором сделали вывод, что структуры Евгения Пригожина смогли привлечь на фронт «не менее 48 тысяч человек» (для 43,8 тысячи заключенных журналисты смогли установить колонии, откуда те были призваны). Аналогичные цифры называл и сам Евгений Пригожин — в мае 2023 года в интервью медиатехнологу Константину Долгову основатель частной военной компании заявлял, что «выбрал 50 тысяч заключенных». Согласно документам ЧВК Вагнера, которые получили независимые журналисты, первые смерти заключенных на фронте датируются июлем 2022 года.
В феврале 2023-го «Медиазона» сообщила, что вербовщики ЧВК объезжали колонии «по второму кругу», но на этот раз добровольцев среди заключенных оказалось гораздо меньше. Через три дня после выхода этого материала Пригожин официально объявил, что его частная военная компания завершает вербовку в исправительных учреждениях. «Есть силы, которые „подсушивают“ ЧВК „Вагнер“, поскольку ЧВК „Вагнер“ становится более активной и продуктивной, чем многие другие воинские формирования», — заявил тогда бизнесмен. В августе того же года основатель ЧВК погиб в авиакатастрофе после устроенного им военного мятежа.
Однако к тому моменту в процесс вербовки заключенных активно включилось Министерство обороны. Уже в октябре 2022 года стало известно о формировании спецподразделений из бывших осужденных. С тех пор российские власти наладили набор рекрутов среди фигурантов уголовных дел и придали ему официальный статус.
«После ликвидации Пригожина и окончательного перехода вербовки осужденных к Министерству обороны идет волна привлечения заключенных на фронт, — рассказывает „Медузе“ московский адвокат Александр. — В колонии, где я бывал, с 2023 года у входа постоянно дежурили машины военкоматов — на их бортах размещали призывы идти на контрактную службу. Приехавшие на них сотрудники Министерства обороны занимались вербовкой заключенных».
Как сообщали журналисты «Важных историй» и «Русской службы Би-би-си», первоначально Министерство обороны использовало для привлечения заключенных ту же самую схему, что и ЧВК Вагнера. Их вербовали в специализированные отряды под названием «Шторм Z». После шести месяцев на фронте они получали помилование от президента и могли вернуться домой.
А насколько это было законно?
Как писали в большом расследовании журналисты «Русской службы Би-би-си», военные действовали на основании поручения Владимира Путина от 5 февраля 2023 года. При этом, отмечало издание, «эта схема [освобождения из колонии] не прописана ни в одном законе или президентском указе, а условия службы „спецконтингента“ в штурмовых отрядах регулировались исключительно секретными приказами военного ведомства».
Более того, в приказе Министерства обороны от 15 февраля 2023 года прямо говорилось, что заявление на поступление в добровольческие формирования ВС РФ подлежит возврату в случае, если в отношении «кандидата» начиналось новое дознание, предварительное следствие — или если на него заводили еще одно уголовное дело.
В итоге, писали журналисты, осужденные не заключали официальных контрактов с МО РФ — и им, как правило, не выдавали военные билеты и удостоверения ветеранов боевых действий. Также они не получали выплаты за ранение и гибель, за исключением тех случаев, когда их родственникам удавалось добиться этого через суд. Короткий пересказ материала «Русской службы Би-би-си» можно прочитать на сайте «Медузы».
Летом 2023 года был принят закон, который позволил официально освобождать заключенных от уголовной ответственности за подписание контракта с Министерством обороны. Эта процедура с осени 2023-го заменила систему тайных указов о помиловании осужденных (тогда же, писала «Русская служба Би-би-си», заключенных стали распределять в подразделения с новыми названиями «Шторм»). Более того, эти же поправки в законодательстве разрешили вербовать не только тех, кто уже отбывает наказание, но и тех, кто только находился под следствием.
Как это работает по закону?
Как писала после принятия поправок «Медуза», законопроект «Об особенностях уголовной ответственности лиц, привлекаемых к участию в специальной военной операции» создал новый механизм вербовки осужденных во время мобилизации, военного положения или военного времени.
Сначала, чтобы осужденные могли стать военнослужащими, их освобождают от наказания условно. Полностью преступления им могут простить в двух случаях:
- после получения любой государственной награды в период прохождения военной службы;
- после увольнения с военной службы.
Все осужденные должны быть уволены с военной службы и отпущены на свободу, как только будет принято решение об окончании мобилизации, военного положения или военного времени. Это было предусмотрено другим законопроектом, регулирующим поступление заключенных на военную службу (президент РФ подписал его в июне 2023 года).
Некоторых заключенных должны увольнять и освобождать раньше. Например, по состоянию здоровья (в связи с ранением) или по достижении предельного возраста пребывания на военной службе (кстати, для большинства контрактников в период мобилизации, военного положения или военного времени его подняли с 50 до 65 лет с помощью того же законопроекта. Это касается только тех, кто заключит контракт после вступления закона в силу).
В тюрьму вернутся лишь те, кто:
- был уволен в связи с лишением воинского звания;
- совершил новое преступление во время службы (в тюрьму их отправят после того, как приговор вступит в законную силу);
- вышел из гражданства РФ или приобрел иностранное гражданство либо вид на жительство.
Принятые поправки позволили заключать контракт также подозреваемым и обвиняемым в совершении преступлений. Их уголовные дела могут приостановить по просьбе командования воинской части. Государство авансом простит им якобы совершенные (и еще не доказанные в суде) преступления в случае получения госнаграды или увольнения с военной службы.
Вот только, в отличие от уже осужденных, подозреваемым и обвиняемым простят лишь преступления небольшой и средней тяжести:
- то есть умышленные преступления, за совершение которых максимальное наказание не превышает пяти лет лишения свободы;
- и неосторожные деяния, за которые Уголовный кодекс предусматривает не более 10 лет лишения свободы.
Как рассказывает «Медузе» адвокат Светлана, практикующая в одном из регионов СЗФО, после появления этого нововведения постепенно стала выстраиваться существующая сейчас система вербовки фигурантов уголовных дел на фронт:
Первый этап работает уже на стадии обвинения, когда следователь стращает фигуранта уголовного дела. Далее в дело вступают «гастролеры», которые ездят по следственным изоляторам и предлагают находящимся там людям заключить контракт.
По словам Светланы, именно с этим столкнулся один из ее доверителей:
Это был среднестатистический для фигуранта уголовного дела гражданин — не самый благополучный, у него не первая судимость. Его обвиняли в насильственном преступлении, связанном с причинением вреда здоровью. Соответственно, к нему в СИЗО приходят люди, которые не называют своих должностей — и не уверена, что они называют свои настоящие имена, — и говорят: смотри, мол, какая интересная возможность.
Как объясняют опрошенные «Медузой» адвокаты, такие беседы могут вести как в индивидуальном порядке, когда заключенного вызывают в администрацию СИЗО или колонии, так и коллективно, когда заключенных собирают в одном месте. «Про питерские и московские СИЗО я слышала, что представитель администрации и „сотрудник военкомата“ ходят прямо по камерам», — рассказывает «Медузе» петербургская адвокатесса Ольга. Она добавляет, что подобные визиты происходят сравнительно регулярно.
«У меня был подзащитный, который сидел в „Крестах“, — продолжает Ольга, — он говорил, что у него один сокамерник в ходе такого визита сначала отказался, а потом стал сомневаться. Он сетовал, мол, зря, может, отказался, а то ведь получит срок. Тогда еще один из заключенных, который сидел в СИЗО подольше, ему сказал: „Да они еще придут“. И действительно, через некоторое время пришли снова, и сокамерник согласился подписать контракт».
Как рассказывает Ольга, еще на стадии следствия контракт могут предложить заключить несколько раз, к примеру, если дело человека переходило от одного правоохранительного органа к другому:
Помню, следователь на следствии разъяснял обвиняемому право заключить контракт. После того как квалификация поменялась на менее тяжкую статью Уголовного кодекса, дело передали в дознание — и уже дознаватель разъяснял и спрашивал: «А может, вы хотите заключить контракт?»
Как объясняет редакции адвокат, практикующий за Уралом, в восточной части страны, сейчас типовой бланк с информацией о праве заключить контракт вкладывают в материалы любого уголовного дела. «Сейчас они сделали стандартные протоколы разъяснения, что ваше дело может быть приостановлено в случае заключения контракта», — говорит он.
Как рассказывает Ольга, как минимум в условиях СИЗО обвиняемые подписывают контракт не сразу после беседы с представителями администрации и вербовщиками от Министерства обороны:
Сначала такой человек подписывает согласие на заключение контракта и приостановку своего уголовного дела — и потом через какое-то время ему уже дают подписать контракт.
Один мой подзащитный рассказывал, что, если он оказывается в камере с теми, кто уже подписал согласие, но еще не подписал контракт, он их старается отговаривать. Он говорит: «Может, ты лучше после отсидки вернешься домой целым, а не через полгода по частям?» Вроде этот аргумент действует — бывает такое, что сначала люди подписывают согласие, а потом отказываются подписать контракт, и их вроде бы не привлекают ни к какой [дополнительной] ответственности [за отказ], потому что там и нет формального основания для возбуждения уголовного дела.
При этом, добавляет адвокатесса, она слышала о человеке, который отказался отправляться на войну, даже подписав контракт:
Другой мой подзащитный сказал, что долго находился в одной камере СИЗО с человеком, который подписал именно контракт, и его долго не забирали. Потом этот человек передумал и, когда за ним приехали, якобы сказал, что не хочет на войну. По его словам, сотрудники потоптались и сказали «ну и ладно» — и ушли. Поскольку это недавние события, мы не знаем, будут ли возбуждать уголовное дело.
Сначала пришли за рецидивистами, потом — даже за теми, кто поджег военкомат
Краткое содержание: здесь мы рассказываем, каких заключенных вербовали «на СВО» в начале войны — и что изменилось после 2023 года.
«В первую очередь отбирают безжалостных: убийц, осужденных за совершение тяжких телесных повреждений, рецидивистов» — так в сентябре 2022 года правозащитница Ольга Романова описывала осужденных, которые, по ее данным, прежде всего интересовали рекрутеров ЧВК Вагнера.
Насколько этому можно верить?
Мы можем судить только по косвенным данным. Как писали в своем расследовании журналисты «Русской службы Би-би-си» и «Медиазоны», большинство исправительных учреждений, в которых побывали рекрутеры ЧВК Вагнера, относятся к колониям строгого режима (они посетили как минимум 227 таких учреждений из 251 в стране). Там, согласно Уголовному кодексу, отбывают наказание преступники, совершившие особо тяжкие преступления, в том числе убийства.
На втором месте оказались колонии общего режима — представители частной военной компании посетили 75 таких учреждений (в них по закону содержатся люди, совершившие тяжкие преступления вроде причинения тяжкого вреда здоровью или приобретения наркотиков в крупном размере) и 28 колоний особого режима (в них в том числе содержатся осужденные к пожизненному лишению свободы). Впрочем, вербовка велась в наиболее мягких по условиям содержания колониях-поселениях.
С тех пор, отмечают собеседники «Медузы», социальный портрет людей, отправляющихся из СИЗО и колоний на войну, заметно изменился. Принятые в 2023 году поправки позволяли «искупить кровью» преступления небольшой и средней тяжести после заключения контракта еще на стадии следствия. И практически любые нарушения закона стали «прощать», если человек уходил на войну из колонии после вынесения приговора.
Впрочем, как рассказывала каналу «Настоящее время» правозащитница из Сибири, предложения заключить контракт на стадии следствия по-прежнему поступают, в том числе обвиняемым по тяжким и особо тяжким статьям (хоть это и незаконно):
У меня сейчас в работе несколько дел по тяжким статьям, фигурантам которых настоятельно (я бы даже сказала, настойчиво) советуют уйти «на СВО», чтобы расследование в их отношении прекратили. И чем более «грязная» статья, тем настойчивее эти советы. Особенно часто такие предложения делают арестованным по «наркотическим» статьям. Или тем, кто проходит по «стыдным» статьям — по подозрению в педофилии, например.
Московский адвокат Александр в разговоре с «Медузой» утверждает, что сегодня заключить контракт предлагают «абсолютно всем без разбора». «Нет никаких критериев отбора, идет тотальная беседа со всеми лицами, содержащимися в заключении в СИЗО и отбывающими наказание», — говорит он.
Впрочем, собеседники «Медузы» по-разному описывают активность в привлечении рекрутов (особенно когда речь идет о следователях, а не об администрациях СИЗО и колоний). «У коллеги было уголовное дело, и ее подзащитному очень настойчиво, несколько раз разъясняли право заключить контракт с Министерством обороны, — вспоминает петербургский адвокат Ольга. — Возможно, это было связано с тем, что дело было сложновато и шло со скрипом, но следователь несколько раз разъяснял право заключить контракт — впрочем, результата он так и не добился».
Другие адвокаты, опрошенные «Медузой», говорят, что в случае с их подзащитными предложения уйти на войну следователи делают «для галочки». «Один мой подзащитный описывал мне попытку вербовки со стороны следователя, — вспоминает Тимофей, адвокат, много работавший в Южном федеральном округе, — мол, их обязали предлагать — они и предлагали. Ну никто и не настаивал: „Мы предложили, а ты не хочешь, ну… как хочешь“».
Изначально закон предполагал, что на заключение контракта не могут претендовать фигуранты дел о терроризме, госизмене, преступлениях против половой неприкосновенности несовершеннолетних.
- любые преступления против половой неприкосновенности несовершеннолетних
- Статья 205. Террористический акт
- Статья 205.1. Содействие террористической деятельности
- Статья 205.2. Публичные призывы к осуществлению террористической деятельности, публичное оправдание терроризма или пропаганда терроризма
- Статья 205.3. Прохождение обучения в целях осуществления террористической деятельности
- Статья 205.4. Организация террористического сообщества и участие в нем
- Статья 205.5. Организация деятельности террористической организации и участие в деятельности такой организации
- Статья 206. Захват заложника
- Статья 208. Организация незаконного вооруженного формирования или участие в нем, а равно участие в вооруженном конфликте или военных действиях в целях, противоречащих интересам Российской Федерации
- Статья 211. Угон судна воздушного или водного транспорта либо железнодорожного подвижного состава
- Статья 220. Незаконное обращение с ядерными материалами или радиоактивными веществами
- Статья 221. Хищение либо вымогательство ядерных материалов или радиоактивных веществ
- Статья 275. Государственная измена
- Статья 275.1. Сотрудничество на конфиденциальной основе с иностранным государством, международной либо иностранной организацией
- Статья 276. Шпионаж
- Статья 277. Посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля
- Статья 278. Насильственный захват власти или насильственное удержание власти
- Статья 279. Вооруженный мятеж
- Статья 280. Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности
- Статья 281. Диверсия
- Статья 281.1. Содействие диверсионной деятельности
- Статья 281.2. Прохождение обучения в целях осуществления диверсионной деятельности
- Статья 281.3. Организация диверсионного сообщества и участие в нем
- Статья 282.1. Организация экстремистского сообщества
- Статья 282.2. Организация деятельности экстремистской организации
- Статья 282.3. Финансирование экстремистской деятельности
- Статья 360. Нападение на лиц или учреждения, которые пользуются международной защитой, либо угроза его совершения
- Статья 361. Акт международного терроризма
Однако адвокат, работающий в восточной части страны, рассказал «Медузе», что одному из осужденных (еще до 2022 года) по террористической статье предлагали отправиться на войну:
Представители администрации колонии спрашивают его: «Хочешь заключить контракт?» Он отвечает, что не попадает под закон, так как у него статья террористическая. А они не унимаются: «Ты сначала ответь — хочешь ты или не хочешь. Если хочешь, то мы решим вопрос».
Этот случай не единственный. Тимофей, много практиковавший в регионах ЮФО, рассказал, что предложение заключить контракт поступало и его доверителю, которого обвиняли в теракте за участие в поджоге военкомата:
Сам мой доверитель посмеялся с этого: его посадили в СИЗО за военкомат и ему же предлагают идти на войну. Он удивлялся: «Господи боже, вы не усматриваете в этом некоторое противоречие?!» Но следователям по херу — есть приказ, они его выполняют.
Московский адвокат Александр рассказывает «Медузе», что на протяжении долгого времени один из его бывших доверителей, напротив, не мог добиться заключения контракта:
Он был осужден за участие в убийстве в составе группы лиц с особой жестокостью. Но у него была одна особенность — дело в том, что он был покрыт татуировками с нацистской символикой. Ему постоянно отказывали, он даже писал мне, спрашивал, можно ли сделать что-то, чтобы помочь ему призваться на СВО. Однако в какой-то момент, видимо, резерв желающих уже был выбран — и ему, несмотря на такую особенность, все же позволили заключить контракт, он ушел на войну.
У многих нет понимания, что контракты бессрочные
Краткое содержание: здесь мы рассказываем, что заставляет заключенных и обвиняемых идти на войну, — в частности, угроза какого срока может подтолкнуть к подобному решению. А еще объясняем, на какие уловки идут агитаторы, чтобы убедить человека подписать контракт.
«У меня было дело о даче взятки, — вспоминает в разговоре с „Медузой“ столичный адвокат, попросивший об анонимности. — Человек, проходивший соучастником моего доверителя, был осужден на длительный срок, приговор вступил в силу. Насколько я слышал, буквально через несколько недель после заключения контракта он погиб. Чем он руководствовался при принятии решения, я сказать не могу. Со мной он этого не согласовывал. Это был человек с высшим образованием, живущий в Московском регионе и ведущий нормальный с экономической точки зрения образ жизни».
В октябре 2024 года канал «Настоящее время» сообщил, что осужденные в России уроженцы стран Центральной Азии сталкиваются с давлением за отказ подписать контракт с российским Минобороны. «Если не подпишешься — помещают в штрафной изолятор», — цитирует издание заключенного по имени Джовид.
Однако адвокаты, согласившиеся поговорить с «Медузой», не так часто говорят о том, что их доверители столкнулись с давлением — и уже тем более с прямым принуждением к заключению контракта. «Я слышал, что в зонах пугают, создают невыносимые условия, но я это только слышал», — признается адвокат, практикующий в восточной части страны.
Светлана, практикующая в одном из регионов СЗФО, приводит в пример своего доверителя, который считался «неудобным» для администрации колонии заключенным:
Он может спросить, насколько законно вот такое-то обращение с ним, не нарушены ли его права в таком-то случае. В общем… такой додельный, как говорится.
Как-то его вызывали на беседу — и не то чтобы как-то кошмарили, просто спрашивали, мол, зачем тебе все это нужно. Раз ты такой правильный, говорят ему, такой крутой, не хочешь ли ты поехать на фронт? А то на тебя жалуются сотрудники, не хотелось бы тебя наказывать, ты ведь ответственный парень, сразу видно. Все это вроде бы по-доброму, но я все равно вижу в этом угрозу. Мол, «не хотелось бы тебя наказывать, а хотелось бы тебя отправить на войну». Немного из серии «не хотелось бы тебе делать больно, но ты не оставляешь мне выбора».
По другому ее делу, вспоминает Светлана, государственный обвинитель ставил ее подзащитному в вину тот факт, что за время следствия он не выразил желания отправиться на фронт:
Прямо в прениях ему «вменяли» это, пытались пристыдить, и выставляли это едва ли не отягчающим обстоятельством. Хотя с точки зрения закона этот аргумент, конечно, никакой силы иметь не должен. Тем не менее прокурор преподнес это как нечто, негативно характеризующее моего подзащитного.
Впрочем, подобные случаи — скорее исключение. Большинство собеседников «Медузы» не упоминают давления на своих подзащитных, их подельников или сокамерников. Александр рассказывает, что среди его доверителей почти не было желающих заключить контракт — но такие люди были среди тех, кто сидел с его клиентами:
Их стремление выйти из заключения досрочно и отправиться на СВО я объяснить себе не могу. Особенно удивительно это тем, что срока небольшие, перспектива выхода достаточно отчетлива была видна — и никакому давлению они не подвергались.
Как говорят адвокаты, основная мотивация — возможность максимально быстрого, как кажется обвиняемым и осужденным, освобождения и возвращения домой. Так, журналисты «Русской службы Би-би-си» в своем январском тексте приводили слова жительницы Забайкалья, чей муж отправился на фронт. «В феврале этого года было бы 15 лет, как он сидит, оставалось еще четыре года. В колонии условия были нормальные, можно было бы сидеть и дальше, но это [отправка на фронт] был наш с ним выбор. У нас других вариантов не было, чтобы быстрее вернуться домой», — цитировало женщину издание.
Как отмечает защитница Ольга из Петербурга, по ее ощущениям, готовность заключить контракт проявляется у многих «начиная с любой перспективы реального срока».
«Здесь важно понимать, что это не мой опыт — у меня давно не было „простых“ 158-х и 228-х, — говорит Ольга, — но, по словам коллег, среди заключающих контракт много обвиняемых по статьям типа 171.3 — „Незаконные производство или оборот алкогольной продукции“. Там даже при крупном размере наказание максимум до пяти лет, но люди охотно заключают контракты».
Как предполагают собеседники «Медузы», это связано с тем, что при вербовке осужденных и фигурантов уголовных дел им говорят о том, что контракт предполагает службу в течение года. При этом заключенным отдельно не объясняют, что он будет автоматически продлеваться в условиях действия так и не отмененного президентского указа о «частичной мобилизации».
«Я абсолютно точно знаю, как это происходит, — говорит в беседе с „Медузой“ Светлана, — человек находится в колонии или следственном изоляторе, у него ограниченное количество информации. Он не может залезть в Google и проверить положения закона. И это не говоря о том, что в большинстве своем люди в колониях и СИЗО не являются профессиональными юристами. Нет ничего удивительного в том, что обвиняемые и осужденные не могут оценить свои риски и сопоставить свой контракт с законом, который к тому же, условно говоря, меняется каждую неделю».
А как это работает в случае с «добровольцами»?
Точно так же — формально они заключают контракт на год, но он автоматически продлевается до отмены указа Путина о мобилизации. Издание «Верстка» писало о том, что некоторые люди, желающие заключить контракт, тоже не знают о подобных правилах.
«Некоторые „тепленькие“ вообще не в курсе об автоматическом продлении. У таких вообще иллюзия, что они заключат контракт на год, там в учебке отсидятся и вернутся домой с деньгами», — рассказывал изданию один из опрошенных юристов. Полностью репортаж «Верстки» можно прочитать по ссылке.
При этом спросить совета у адвоката получается далеко не всегда. Во-первых, как отмечают собеседники редакции, даже следователи и дознаватели предлагали их доверителям заключить контракт в отсутствие защитников (хотя в теории общение правоохранителя, ведущего расследование, и обвиняемого должно проходить в присутствии адвоката).
«Предложение поступило во время следственных действий, которые почему-то проходили без меня», — вспоминает Тимофей.
Аналогичный эпизод вспоминает и другой адвокат, практикующий в восточной части страны:
У меня было дело по ДТП, подзащитный «ногами ходил», его без меня обрабатывали, чтобы он подписал контракт. Я даже не помню, почему так получилось, но он почему-то пришел в полицию без меня.
Получить консультацию юриста, находясь в СИЗО, еще сложнее, объясняют собеседники «Медузы». Далеко не всех подзащитных в следственных изоляторах регулярно навещают защитники (особенно это актуально для тех, кто не может себе позволить адвоката по соглашению и вынужден пользоваться услугами защитника по назначению). Но даже если адвокат старается регулярно посещать своего доверителя, это не всегда так просто сделать. Так, на протяжении последних месяцев защитники регулярно жаловались на проблемы с доступом в следственные изоляторы Москвы.
«Я могу заключить из рассказов своих подзащитных, что беседа с вербовщиками в СИЗО очень недолгая, — поясняет Ольга. — Тебе дают почитать какие-то буклеты, бумаги (но в бумаги у нас никто традиционно не вчитывается), а на словах говорят, что, мол, на войну поедешь, полгода послужишь, потом вернешься, сидеть будет больше не надо. Я видела буклет, который в Москве дают, — там просто прописана большими буквами общая сумма выплат, и только мелким шрифтом написано, что это за 12 месяцев. Конечно, тебе потом дадут почитать контракт, но, зная порядки в СИЗО, уверена, что неделю на правовую экспертизу этого договора тебе никто не даст».
В итоге, отмечает адвокат, практикующий в восточной части страны, многие заключенные по-прежнему считают, что условия вербовки остались неизменными с 2022 года. Все зависит от того, успевают ли конкретные фигуранты уголовных дел встретиться со своим защитником до подписания контракта или предупреждает ли он их заранее, еще до того, как поступает подобное предложение. «Некоторые ошибочно думают, что все как раньше, как было у Вагнера, — сетует он. — Когда они узнают от меня, что повального помилования больше нет и служить не полгода, а до конца СВО, то отказываются».
Вербовщики, объясняет Светлана, умалчивают о том, что контракт будет длиться до окончания войны, но красочно описывают его положительные стороны:
Они говорят людям в СИЗО: «Тебе дадут суровый приговор, у тебя есть дети и жена, ты не сможешь им помогать. Ты испортил себе биографию и уже не сможешь зарабатывать нормальные деньги. Мы тебе предлагаем быстро послужить, получить денег на семью, прощение всех грехов, славу героя. Ты вернешься красавчиком и начнешь жизнь с чистого листа с бабками».
Как отмечает петербургская адвокатесса Ольга, в результате ее коллеги чаще стали сталкиваться с делами о самовольном оставлении части (статья 337 УК РФ) бывшими заключенными и фигурантами уголовных дел:
Мне рассказывали, что если такой человек после нескольких месяцев «в зоне СВО» получает ранение и отправляется в госпиталь, то после шести месяцев с момента подписания контракта он зачастую просто отправляется домой, полагая, что контракт уже истек. На него возбуждают 337-ю — просто на основании того, что следователи читают контракт внимательнее, чем те, кто его подписывают.
Об этом же на условиях анонимности рассказал «Медузе» и юрист, сотрудничающий с правозащитной организацией «Призыв совести»:
Да, до сих пор у многих нет понимания, что контракты бессрочные, а при награждении предусмотрено только освобождение от ответственности, но не расторжение контракта.
Автобус с новобранцами отходит от СИЗО каждую пятницу
Краткое содержание: здесь мы пытаемся предположить, какое будущее ждет систему вербовки заключенных и обвиняемых — и как правосудие стало вспомогательной функцией на пути к заключению контракта.
«Как правило, подписать контракт соглашаются люди, которые не первый раз садятся в тюрьму, — объясняет Светлана. — Также люди уходят на войну из неблагополучного сегмента общества, из-за тяжелых жизненных обстоятельств. Как правило, это люди, которые, вернувшись с фронта, в ближайшее время окажутся там, откуда начали… Потому что реализоваться им сложно. Ведь ты возвращаешься из горячих точек с немного другой психологией мышления, тем более что здесь ты не встречаешь обещанного тебе вербовщиками уважения. На улице тебе никто не аплодирует, и на хорошую работу брать не спешат».
Действительно, российские журналисты описали уже не один случай, когда ветераны боевых действий на территории Украины (в том числе из рядов бойцов ЧВК Вагнера) сталкивались с неприятием общества после возвращения с войны — а также с отказами в получении льгот, выплат и других обещанных государством благ.
Так, в апреле 2024-го года «Русская служба Би-би-си» опубликовала материал о жительнице города Сосновоборск в Красноярском крае Ольге Антипиной, которая попыталась позаботиться о бойце ЧВК Вагнера Валерии Молокове. Тот, вернувшись с фронта, столкнулся с «полной дезориентацией» в мирной жизни, его родственники не пустили его к себе, в результате какое-то время Валерий жил на берегу реки Есауловки под открытом небом.
В марте 2024 года издание «Блокнот» опубликовало материал о том, что бывшие бойцы ЧВК Вагнер не могут оформить региональные пособия в Ставропольском крае, а инвалидность, полученную на войне, им «оформляют как бытовую травму».
Светлана приводит в пример дело, по которому она давала консультацию еще на стадии следствия:
Там была история жесткая и, с моей точки зрения как адвоката, неверно квалифицированная. Это был дядька, совершенно задавленный матерью, которая систематически ходила за ним и говорила гадости. Последние года полтора он стал жить с женщиной, которая родила от него ребенка. Как-то они с матерью пересеклись на даче, и та начала за ним ходить и говорить, что это не его ребенок, что женщина его нерусская и живет с ним только ради прописки. В какой-то момент он схватил газовый баллон и нанес ей 30 ударов по голове. На мой взгляд, это очень похоже на состояние аффекта, но ему дали полноценную 105-ю статью («Убийство») — и дали большой срок, а-ля 12 лет.
Так как это был знакомый человек, мы следили за этим и недавно увидели его в мессенджерах с вопросом, а куда бы устроиться на работу. Мы думали, что номер «угнали», но нет — он сходил «на СВО», вернулся с ранением — и выяснилось, что работать особо негде. Он остался бывшим уголовником, да еще и с опытом боевых действий, что на самом деле не считается положительной характеристикой в большинстве потенциальных мест работы. И вот он как будто и «искупивший вину», и вроде бы сходил на войну, «отдал долг родине», но как себя дальше применить в этой жизни? У него не так много шансов.
На ситуацию также повлияли поправки в законодательстве, которые позволили заключать контракт подсудимым — ранее такую возможность имели только подследственные и уже осужденные. Петербургская адвокатесса Ольга рассказывает «Медузе», что «теперь все хотят заключать контракт сразу, не дожидаясь приговора»:
Те, кто до суда еще не дошел, хотят сделать это еще до передачи дела на рассмотрение. Так можно закончить с делом быстро и просто, не сталкиваясь лишний раз с российским уголовным судопроизводством.
По ее словам, в Петербурге обвиняемые и подсудимые отправляются в войска каждую неделю:
Как-то я приехала в «Кресты», и к окошечку, куда я отдаю документы, подошла женщина — мать или жена кого-то из заключенных. Она сказала, что ее родственник заключил контракт, — и хотела узнать, сможет ли она его увидеть. Сотрудница ответила, что автобус с новобранцами отходит от СИЗО каждую пятницу. Там дают 15 минут попрощаться. Соответственно, можно приехать в пятницу и увидеть своего родственника перед отправкой на войну.
Как рассказывает Светлана, адвокаты могут лишь предупреждать своих доверителей о потенциальных рисках и разъяснять отдельные положения в законодательстве. Отговаривать своих подзащитных от заключения контракта сложно, а иногда даже опасно — из-за возможного административного протокола за «дискредитацию армии»:
Здесь еще протокол безопасности своей личной, потому что доверие — это прекрасно, но наши подзащитные нам не друзья. Мы не можем быть уверены, что они никогда не скажут что-то против нас. Человека можно запугать, чтобы он дал какие-то показания. Поэтому навязывать свою точку зрения может быть небезопасно для самого адвоката.
В свою очередь Тимофей отмечает, что часть защитников, напротив, считает подписание контракта неплохим вариантом для своих доверителей:
В профессиональных чатах некоторые адвокаты прямо с гордостью писали, особенно поначалу, что, мол, видите, как получилось избавить от уголовной ответственности — и не одного человека! И народ вместо того, чтобы написать «ты что, дурак?», говорит «ой, какой интересный опыт, пожалуйста, поделитесь».
Впрочем, по мнению Александра, сейчас вербовщики «выгребают остатки тех, кто раньше не подписал контракты». С ним согласен и адвокат, практикующий в восточной части страны:
Мне кажется, в последнее время этого стало меньше чем раньше, до народа доходит, что контракт — это пожизненная тема, а масштабное помилование, которое когда-то получали бойцы ЧВК Вагнера, отменилось.
Однако Светлана, напротив, уверена, что «объемы вербовки еще можно увеличить»:
Во-первых, запас потенциальных рекрутов в колониях и СИЗО пополняется бесконечно. Во-вторых, очевидно, что эта система работает, поэтому я думаю, что она еще будет увеличиваться в масштабах.
Схожее мнение выражает в беседе с «Медузой» и Ольга из Петербурга.
Я буквально на днях слышала, как коллеги в СИЗО обсуждали, что, кажется, теперь правосудие выполняет вспомогательную функцию на пути к заключению контракта. Даже не вспомогательную — скорее, даже просто мешает быстренько уйти на войну из-за всяких там юридических проволочек и бумажек. Или же служит катализатором для тех, кто сомневался — ехать или нет, — но тут возникает уголовное дело, и человек решается. Однако в этом правосудия как такового уже в общем-то не осталось.
Кирилл Ольгин при участии Петра Сапожникова