«Должен быть главный человек за весь „колумбайн“» В России выдумали террористическое движение скулшутеров и уже два года преследуют подростков за его «пропаганду». В чем логика власти — и сколько жизней она сломала?
20 апреля 1999 года, ровно 25 лет назад, два старшеклассника — Эрик Харрис и Дилан Клиболд — устроили стрельбу в школе «Колумбайн» в штате Колорадо. Меньше чем за час они убили 13 человек и успели ранить еще 24, после чего покончили с собой. Это был далеко не первый шутинг в истории США, но он стал самым известным. Настолько, что название школы стало нарицательным.
В 2010-х годах подобные нападения в школах начались и в России. В какой-то момент государство решило, что стрельба в колледжах и гимназиях происходит не из-за буллинга, неспособности некоторых подростков справиться с агрессией, психических проблем школьников и даже не из-за действий убийц-одиночек. Власти объявили, что трагедии — это работа некоей организованной злой силы. Так экспертами из государственных вузов, чиновниками и судьями была выдумана (а затем запрещена) организация «Колумбайн», о которой за пределами РФ никогда не слышали. «Медуза» рассказывает о том, как российские силовики постепенно перевели сложную тему подросткового насилия на понятный им язык «борьбы с терроризмом» — и о том, к чему это привело. Спойлер: вероятно, все это сломало куда больше жизней, чем спасло.
Пять с половиной лет колонии — такой приговор услышала 19 марта 2024 года 18-летняя Карина Гарипова из города Стерлитамака. Ее признали виновной в пропаганде движения «Колумбайн». В переводе на язык уголовного кодекса это означало для девушки две статьи: оправдание терроризма и организация деятельности террористической организации.
Это последний на сегодня и, возможно, один из самых громких примеров охоты силовиков на последователей «международного террористического движения», о котором нигде за пределами России не слышали. Новости о приговоре публиковали федеральные издания от Baza до РБК. Дело Гариповой показательно, ведь столь большой срок (а также место в списке террористов и экстремистов) 18-летняя Карина получила не за планирование шутинга, а именно за «пропаганду „Колумбайна“».
«Сама девушка во время допроса заявляла, что не планировала напасть на школу, что подтвердило следствие, — писало издание Ufa1.ru со ссылкой на башкирский СК. — Как установили правоохранители, обвиняемая занималась исключительно распространением и одобрением подобных идей».
Как писала Baza, Карина — «тихая и спокойная» девушка, писавшая и выкладывавшая в соцсетях свои рисунки, музыку и даже роман. В апреле 2023 года правоохранители пришли к ней с обыском, в ходе которого изъяли личные дневники и технику. «В них, по данным экспертизы, содержатся записи, в которых девушка „придерживается и одобряет деятельность колумбайнеров“», — утверждало издание.
«В частности с неким Экстра Репером она делилась своими взглядами и симпатиями относительно тех, кто совершал нападения на школы. Потом, когда следователям попадет на глаза их переписка, они оценят ее сообщения как пропаганду деятельности террористической организации „Колумбайн“», — говорилось в статье Baza.
Этот пример далеко не единственный. Только за последний год в российских медиа можно найти многочисленные упоминания о задержаниях, возбуждениях уголовных дел и приговорах «последователям „Колумбайна“». Причем в официальных релизах и публикациях СМИ прямо говорится: поводом для интереса силовиков может стать далеко не только подозрение в подготовке собственно атаки на школу. Преследование может спровоцировать даже рисунок на классной доске, как это было в случае со школьником из Якутии, о котором в апреле 2023 года писало издание «Вечерний Якутск».
По информации журналистов, фигурант уголовного дела сначала разместил в своем телеграм-канале менее чем на 60 человек видео о расстреле в школе «Колумбайн» с подписью «можем повторить», а также нарисовал в классе мелом выдуманный им же самим символ «Колумбайна».
«Это был крест в виде прицела, серп и молот, — говорится в статье. — Крест в виде прицела означал, по его мнению, события в школе „Колумбайн“, серп и молот — как равенство и борьба простых людей против эксплуататоров государства. К этому придуманному символу он также добавил знаки „1299“ и „NSWP“. „1299“ школьник считает кодовым лозунгом коммунистов, а „NSWP“ переводится как „белая сила“, лозунг националистов. Нарисовав рисунок, он сфотографировал его для своего телеграм-чата, опубликовал и вновь написал: „Можем повторить“». В итоге подростка приговорили к штрафу, пишут журналисты.
В свою очередь якобы заметную «активность пропаганды» несуществующего движения в лояльных Кремлю СМИ пытаются объяснить, разумеется, влиянием Украины (к примеру тут, тут, и тут).
2014–2018. От «Доки 2» до «колумбайн-сообществ»
«Надо воспитывать новое поколение зрителей с хорошим художественным вкусом, умеющих понимать и ценить театральное, драматическое, музыкальное искусство. И если бы у нас делалось это должным образом, то, может быть, и трагедии, подобной сегодняшней московской, не было бы», — такую речь Владимир Путин произнес 3 февраля 2014 года на заседании президентского совета по культуре. За несколько часов до этого десятиклассник Сергей Гордеев устроил стрельбу в московской школе № 263 — в результате погибло два человека, сам нападавший был задержан. Это был первый случай классического школьного шутинга в новейшей истории России.
«Тексты Путину готовит референтура, думаю, первый фрагмент был как раз „заготовлен“, — предполагает политический обозреватель „Медузы“ Андрей Перцев. — А второе ситуативно присоединили к первому, хотя иногда Путин импровизирует, тут точно сказать нельзя». Так или иначе, слова президента вполне укладывались в уже ставшую привычной для него логику «заботы о подрастающем поколении».
В этой же логике была выдержана реакция и других российских официальных лиц: были объявлены прокурорские проверки соблюдения требований безопасности в школах, депутаты предложили запретить показ сцен насилия с участием детей по ТВ, а занимавший тогда должность помощника премьера Геннадий Онищенко выразил беспокойство в связи с распространением «игр-стрелялок».
Хотя некоторые зарубежные СМИ упоминали слово «Колумбайн» в связи с московской трагедией, в российских медиа такие параллели встречались редко. А если Сергея Гордеева и сравнивали с американскими скулшутерами, то скорее чтобы показать его отличие от них.
Рассмотрение дела Гордеева началось в сентябре 2014 года в Бутырском районном суде Москвы — школьника обвиняли в убийстве двух и более лиц, а также в захвате заложников. Во время процесса, который проходил в закрытом режиме, десятиклассник частично признал вину. Спустя почти полгода, в феврале 2015 года, суд вынес решение о принудительном лечении Гордеева.
Представители потерпевших с этим не согласились и обжаловали решение суда. В итоге постановление Бутырского суда было отменено, а дело направлено на новое рассмотрение уже в Московский окружной военный суд, который, впрочем, вновь отправил Гордеева в психиатрический стационар. В 2020 году адвокат потерпевших Игорь Трунов заявил, что Гордеев еще в 2017 году был переведен на амбулаторное лечение и вернулся в Москву, а также получил инвалидность.
Фигурантом уголовного дела стал и отец школьника Виктор Гордеев, ему вменяли небрежное хранение огнестрельного оружия — того самого, с которым и было совершено нападение. В итоге в 2015 году подсудимый был амнистирован.
Однако события 2017–2018 годов радикально изменили отношение российского общества к слову «Колумбайн». Все началось 5 сентября 2017 года — в тот день девятиклассник Михаил Пивнев, вооружившись секачом, пневматической винтовкой и самодельным взрывным устройством, совершил нападение на школу в подмосковной Ивантеевке, в результате чего пострадало четыре человека. В тот же день СМИ, в том числе государственные, сообщили о том, что школьник в соцсетях писал о стрельбе в «Колумбайне» и использовал ник Mike Klebold в честь одного из колумбайновских стрелков Дилана Клиболда. В результате Пивнева назвали «стрелком-подражателем».
В последующие 14 месяцев российские образовательные учреждения подверглись еще нескольким атакам: учащиеся напали на школы в Перми, Улан-Удэ, Стерлитамаке. Во всех этих случаях появлялись сообщения о том, что ученики могли вдохновляться примером стрелков из американской школы Эрика Харриса и Дилана Клиболда. В случае с пермским инцидентом двое знакомых участников нападения подтверждали «Медузе» факт того, что школьники интересовались темой школьных шутингов.
Но самая серьезная трагедия произошла 17 октября 2018 года в Керченском политехническом колледже, где 18-летний Владислав Росляков убил 20 человек, после чего застрелился. Общее же число пострадавших составило 88 человек. Освещение этой трагедии было неоднозначным: с одной стороны, некоторые лояльные Кремлю СМИ прямо называли расстрел в аннексированной Керчи «точной копией „Колумбайна“» или «крымским „Колумбайном“». С другой, некоторые издания воздержались от таких сравнений. Более того, издание «Агентство» писало, что государственные телеканалы и информагентства получили команду не проводить параллели между керченской и американской трагедиями, чтобы «не нагнетать».
Можно предположить, что власти, государственные СМИ и приближенные эксперты тогда еще не выработали единой официальной позиции. Во всяком случае, в то время в медиа транслировались разные мнения относительно причин трагедии. Например, в РПЦ говорили о кризисе ценностей, а некоторые эксперты продолжали винить в нападениях компьютерные игры — эксперт радиостанции «Вести FM» даже умудрился связать нападение в Керчи с популярностью несуществующей игры «Дока 2».
При этом агентство ТАСС выпустило большое интервью с психологом, лауреатом премии президента РФ в области образования Людмилой Петрановской, которая критиковала идеи о том, что нападения могут быть вызваны подражанием известным стрелкам, и указывала на то, что школа «и вообще вся сфера детства и юности отравлена [в России] насилием».
В то же время все чаще стали звучать голоса тех, кто связывал нападения с «деструктивной информацией» в сети. Так, по следам нападения в Бурятии на тот момент сенатор Елена Мизулина предложила ввести ответственность для соцсетей за распространяемый на их площадках контент. А администрация «ВКонтакте» отчиталась о блокировке групп, призывавших к насилию.
В 2018 же году в «Вестнике казанского юридического института МВД» вышла научная статья с показательным названием «Культ Колумбайна: основные детерминанты массовых убийств в школах» (сегодня она имеет более 130 цитирований, по данным базы Google Scholar, что немало для русскоязычной статьи). Один из основных ее выводов — зафиксированное автором «возникновение направлений, групп, пропагандирующих насилие, суицидологические направления среди несовершеннолетних».
Работающий в США специалист по российскому правоприменению Иван Марков в разговоре с «Медузой» объясняет, что такое видение общественных проблем вполне типично для чиновников и правоохранителей в РФ:
Это очень характерная логика немолодого постсоветского чиновника, который предполагает, что у любого явления есть некий глобальный общий начальник. Как был Михаил Суслов, который отвечал за весь коммунизм, так же должен быть главный человек за весь «колумбайн».
Такие нарративы еще 10 лет назад я слышал от вполне адекватных людей в правоохранительной системе. Когда в остальном очень приятная сотрудница из инспекции по делам несовершеннолетних вопрошала: «Ну почему, почему же они не найдут главного наркоторговца мира?! Этим же кто-то управляет!» В целом она была разумной и заботящейся о тех, о ком ей надлежало заботиться. Но в голове у нее был главный наркоторговец мира — теперь, вполне возможно, есть и главный колумбайнер.
В итоге именно такое понимание проблемы скулшутингов постепенно становилось официальным. Так, в мае 2018 года, через месяц после нападения в Стерлитамаке, депутат Ирина Яровая выступила с инициативой о внесудебной блокировке «колумбайн-сообществ». «Таким образом будет прекращен информационный доступ преступника к общению с детьми и преступному влиянию на них. Кроме того, это позволит сформировать общую универсальную норму и меру профилактики», — заявляла тогда депутат. В декабре 2018 года, то есть через два месяца после стрельбы в Керчи, соответствующий закон был подписан президентом.
Что случилось с участниками нападений 2017–2018 годов?
Михаил Пивнев, участник нападения на школу в Ивантеевке, был задержан на месте событий. Ему предъявили обвинение в покушении на убийство двух и более лиц. Прокурор запросил для него 9,5 года. В итоге нападавший получил семь лет и три месяца колонии.
Участники атаки на школу в Перми сразу попытались покончить с собой, однако были спасены. Один из нападавших, Лев Биджаков, в суде попросил прощения у пострадавших в ходе нападения. В итоге он был приговорен к девяти годам и восьми месяцам колонии. Его соучастник, Александр Буслидзе, вначале был признан невменяемым, однако затем повторная экспертиза пришла к выводу, что он все же может отвечать за свои поступки — в итоге он получил семь лет.
Девятиклассник Антон Бичивин, напавший на школу в Улан-Удэ, также попытался покончить с собой, но его удалось спасти. Впоследствии он был признан невменяемым, и в декабре 2018 года суд направил его на принудительное лечение. Также вскоре после нападения были задержаны двое знакомых Бичивина — по версии следствия, они помогали ему готовить бутылку с зажигательной смесью, которую тот использовал во время атаки. В итоге мальчики получили четыре и шесть лет лишения свободы.
Наконец, Артем Тагиров, который также неудачно попытался покончить с собой после нападения в Стерлитамаке, был признан невменяемым и апреле 2019 года был отправлен на принудительное лечение. В 2021 году стало известно, что мальчик был переведен на амбулаторное лечение.
Владислав Росляков, расстрелявший 20 человек в Керченском политехническом колледже, покончил с собой. Уголовные дела по факту случившегося возбудили как в России, так и в Украине. Как сообщалось в статье «Комсомольской правды», российское расследование по состоянию на 2022 год так и не было завершено. Информацию о судьбе дела, возбужденного украинской стороной, «Медузе» найти не удалось.
2019–2020. Идеология массовых убийств
«Примерно в 7:30 [утра] позвонили в дверь. Я пошел открыть, в квартиру ворвались два силовика в масках, внесли меня и ткнули в стену лицом. Подняли сына с дивана (он еще спал), надели на него наручники, тоже ткнули лицом в стену и сказали не шевелиться», — такую историю в 2020 году рассказывал «Новой газете» Андрей Пудовкин из сахалинского Углегорска.
Его сын Максим стал одним из двух фигурантов дела о подготовке нападения на местный горный техникум и школу. На момент задержания в марте 2020 года мальчику еще не исполнилось 18 лет. По версии силовиков, Максим вместе со знакомым, Ильей Грунисом, написал некий манифест и выложил его в «Одноклассниках». При обыске у подростков нашли самодельные бомбы и ружья с патронами — родители настаивали, что оружие их детям подбросили.
Операция на Сахалине стала частью большой кампании силовиков по борьбе с шутингами. Одним из первых известных ее эпизодов стало задержание школьника Рустама Исмаилова в Дмитровском районе Московской области осенью 2019 года. Как рассказывалось в фильме YouTube-канала «Редакция», мальчик подвергался буллингу, на фоне чего заинтересовался группами о «колумбайнах» в соцсети «ВКонтакте».
Затем, в январе 2020 года, новости о задержаниях школьников пришли из Костромы. По версии силовиков, один из подростков обиделся на оценку и подбил друзей устроить расстрел одноклассников. «Идейный вдохновитель акции не скрывал своих намерений, — писало местное издание KOSTROMA.TODAY со ссылкой на информацию пресс-службы регионального УМВД. — Полицейские и сотрудники ФСБ заподозрили неладное, когда мониторили соцсети. Подросток выкладывал на страничке запрещенные материалы, связанные с движением „Колумбайна“».
Похожие по содержанию сообщения стали поступать из других городов: на протяжении 2020 года задержания подростков происходили в Снежинске (Челябинская область) и Тюмени, в аннексированной Керчи и Красноярске. Всего за год силовики отчитались о предотвращении по меньшей мере десятка «колумбайнов», что даже больше числа шутингов, которые в реальности произошли в России с 2014 года.
Такие успехи в деле выявления потенциальных шутеров могут объясняться двояко, объясняет специалист по российскому правоприменению Иван Марков. Эксперт допускает, что правоохранители действительно могли эффективно выявлять детей, которые только делали какие-то приготовления к атаке, но при этом Марков настаивает, что далеко не все шаги, которые можно счесть подготовкой, действительно в реальности выливаются в шутинг:
С этой точки зрения, если правоохранители способны вычислить ситуации, в которой, размышляя на эту тему, подросток начинает покупать патроны или перепиливать газовый пистолет под боевой, — это хорошо.
Но вторая интерпретация — это натягивание совы на глобус и приписывание задержанным совершенно отсутствующих интенций. Тут нет однозначного ответа, но для меня было бы самым сильным аргументом — какое подразделение записало на себя эти операции. Если это центр «Э» или ФСБ, то это с большой степенью вероятности фальсификация.
Как минимум в шести сообщениях о предотвращении атак (в Костроме, Саратове, Тюмени, Красноярске, Волгограде и на Сахалине) сообщалось об участии в деле Федеральной службы безопасности.
В текстах СМИ, ссылавшихся на пресс-релизы правоохранителей, зачастую говорилось о том, что задержанные подростки состояли в сообществах, пропагандирующих суициды и самоубийства. Школьные шутинги все чаще подавались не просто как акты агрессии, а как часть отдельного движения или субкультуры. Так, в феврале 2020 года издание «ЧП-Саратов» опубликовало видео допроса очередных задержанных — семиклассников Игоря Шустова и Евгения Милешина. На нем следователь спрашивает одного из них, давно ли тот заинтересовался «идеологией массовых убийств в школах» и получает ответ: «Около года назад». Благодаря активной позиции родителей мальчиков это дело вызвало большой резонанс, и часть материалов стала известна широкой публике.
Как настаивает в разговоре с «Медузой» знакомый семьи Игоря Шустова, упомянутый в ходе допроса интерес Игоря изначально был связан со школьным докладом о том, почему происходят школьные шутинги и как их предотвращать, за который ученик получил отличную отметку. Однако в ходе подготовки работы мальчик заинтересовался «колумбайн-сообществами», в одном из которых познакомился с девушкой под ником Лиза Аувинен (от имени Пекка-Эрика Аувинена, устроившего школьный шутинг в Финляндии в 2008 году). Родственники Шустова в разговорах с журналистами настаивали, что девушка была провокатором.
«Она инициировала встречи, звонки или переписки, — рассказывает друг семьи Игоря Шустова, знакомый с обстоятельствами дела. — Он ей про птичек и природу, она ему про шутинг и убийства. Она постоянно жаловалась, что ее обижают, говорила, что надо обидчиков наказать, попросила его найти информацию о том, как сделать коктейль Молотова, чтобы сжечь одному из них машину. Потом эти запросы появились в деле».
К выводу о том, что девушка строила общение с Игорем таким образом, чтобы тот говорил на нужные ей темы, пришли и эксперты Приволжского регионального центра судебной экспертизы Минюста, которые изучили материалы дела.
В итоге новая знакомая Шустова (по одним данным, ей было 17, по другим — 19 лет) пригласила Игоря и его приятеля Евгения Милешина в старое бомбоубежище, где молодые люди нашли обрез. Во время одной из таких прогулок семиклассников и задержали правоохранители, а девушка стала основным свидетелем обвинения, утверждает собеседник «Медузы». В свою очередь семиклассники сначала оказались в СИЗО, а затем были переведены под домашний арест. В конечном итоге оба фигуранта дела получили условный срок.
Задержания, обыски и возбуждения уголовных дел продолжались в разных регионах почти до осени 2020 года — именно тогда произошел самый известный эпизод. В августе, накануне начала учебного года, силовики пришли с обысками сразу к 10 подросткам в Красноярском крае, которые якобы состояли в сообществах, посвященных школьным шутингам. Громче всего прозвучало тогда дело 14-летней девочки Алены Прокудиной, которая незадолго до этого снимала ролик для детской киносекции об опасности «колумбайнов».
В итоге Алена и другие дети подверглись недобровольной госпитализации, покинуть лечебное учреждение Прокудиной удалось спустя неделю. ФСБ же отчиталась о предотвращении серии терактов на школьной линейке 1 сентября. Один из задержанных, 15-летний мальчик из Красноярского края, признался в подготовке атаки, в декабре того же года он был переведен в психиатрический стационар. По нескольким другим подросткам, в том числе по Алене, следователи отказали в возбуждении уголовного дела.
Однако для многих подростков, привлекших в 2020 году интерес силовиков, история закончилась обвинительным приговором. Так, Рустама Исмаилова из Подмосковья, с чьего ареста, по всей видимости, и началась кампания силовиков против «колумбайнеров», приговорили к 22 месяцам лишения свободы. Максим Пудовкин и Илья Грунис с Сахалина получили 6,5 года и семь лет соответственно (впоследствии наказание было смягчено до пяти и шести лет). Саратовские подростки Игорь Шустов и Евгений Милешин получили по три года условно. Впрочем, рассказывает друг семьи Игоря Шустова, последствия преследования мальчик, даже находясь на свободе, испытывает до сих пор — он столкнулся с давлением в техникуме, после чего вынужден был забрать документы, сейчас же с трудом может найти себе работу из-за судимости.
«С момента, когда наших детей задержали, я уже не помню прошлого нашей семьи, — рассказывает в разговоре с „Медузой“ мать одного из осужденных по „колумбайновским“ делам 2020 года. — Я даже не смотрю фотографии, которые были до этого, я не помню тех людей, которыми мы были. Вся наша жизнь изменилась, и она теперь наполнена флешбеками, связанными с уголовным делом, и так я живу каждый день. Вот сейчас наступила весна, я открываю окно, смотрю на погоду, и у меня первая ассоциация — вот точно так же было, когда мы поехали навещать ребенка или когда везли его на допрос».
Еще одному фигуранту «колумбайновских» дел 2020 года, Ярославу Иноземцеву, и вовсе пришлось покинуть Россию. Он был задержан в июне в родном Волгограде, после чего его несколько раз перемещали между следственными изоляторами и психиатрическими стационарами, причем в какой-то момент его перевели в медучреждение в Ростове-на-Дону, поближе к Южному окружному военному суду, в котором слушалось его дело. В итоге школьника было решено отправить на принудительное лечение.
«До вступления приговора в законную силу судья отправил Ярослава домой, в Волгоград, под электронный браслет, — рассказывает „Медузе“ мать школьника Юлия Иноземцева. — Ярослав за это время успел закончить лицей Ростова-на-Дону, получить аттестат и в Волгограде поступить в колледж. Апелляция прошла 11 января 2023 года, она оставила приговор в силе, но из зала суда никто никуда не забрал Ярослава, и мы поехали домой. В это время сломался электронный браслет, и сын ходил без него. Ночью мы собрали сумку и уехали из России».
Сейчас Ярослав с матерью живет в Армении. «Живем здесь, без перспектив и без надежды на будущее, — продолжает Юлия Иноземцева. — День прожили — и хорошо, никаких планов у нас нет, мы застряли в промежуточной эмиграции. Я хожу на вечер писем в поддержку политзаключенных, занимаюсь клинингом, иногда работа есть, иногда нет, беру с собой Ярослава на заказы. Иногда гуляем, ну а больше здесь заниматься нечем. Очень скучаем по дому, по Волгограду, мечтаем, что если в России будут изменения, вернемся, но надежды особой нет».
После того как была развернута кампания по поимке потенциальных «колумбайновцев», шутинги в России действительно на время прекратились. Правда, стоит учитывать, что значительная ее часть пришлась на время коронавирусных ограничений, когда школы работали на дистанте. Однако уже в конце учебного года 2020/2021 произошла новая трагедия — массовое убийство в казанской гимназии № 175, тогда погибло девять человек. А еще через несколько месяцев, в сентябре 2021 года, произошел расстрел в Пермском государственном университете, когда погибло шесть человек.
2021–2024. Угроза национальной безопасности
«Сегодня мы наблюдаем зарождение нового молодежного вида террористической деятельности, который не имеет под собой религиозных аспектов и политических мотивов. Здесь на первый план выдвигается идеология, распространение которой является реальной и очень серьезной угрозой национальной безопасности», — такими словами завершается научная статья «Анализ деятельности адептов радикального идейного движения „Колумбайн“».
Этот текст в 2021 году опубликовали Маргарита и Александр Пучнины — преподаватели Воронежского института МВД. За тот год они опубликовали минимум три статьи на тему шутингов (1, 2 и 3). В этих работах они предлагали цензурировать СМИ, создавать «кибербригады» для борьбы с деструктивными сообществами в интернете. Но главной, по их мнению, мерой должно было стать признание самого движения «Колумбайн» террористическим.
«Полагаем, что применение такого варианта уголовно-правового противодействия существенно снизит интерес молодого поколения к идеологии „Колумбайн“, как произошло с деструктивным молодежным движением АУЕ, деятельность которого Верховным судом РФ была признана экстремистской», — писали они в другой статье. Такая мера, по их мнению, необходима, чтобы привлекать по террористическим статьям в том числе организаторов «колумбайн-сообществ» и их администраторов.
При этом экспертов института МВД не смущало, что зарубежные специалисты по шутингам никогда не слышали о террористической организации, пропагандирующей школьные расстрелы на глобальном уровне. «Я не видел никаких доказательств того, что школьные стрелки являются частью организованной группы, которая поощряет нападения на школы, — поясняет в комментарии для „Медузы“ психолог Питер Лангман, изучающий шутинги больше 20 лет. — Лица, совершающие насилие в школе, могут изучать предыдущих нападавших или стремиться подражать им, но это не означает, что они ведут какую-либо организованную деятельность».
Неизвестно, читали ли статьи сотрудников малоизвестного регионального вуза в Москве, однако уже в начале 2022 года стало известно, что «движение „Колумбайн“» с беспокойством обсуждали в Совбезе, а в январе 2022 года Генпрокуратура обратилась в Верховный суд с просьбой признать неизвестную нигде в мире организацию террористической, что ВС РФ и сделал 2 февраля 2022 года.
Как поясняет Иван Марков, сторонним наблюдателям никогда не удастся узнать, была ли связь между активностью преподавателей института МВД и проведением их идей в жизнь. Однако он полагает, что полностью исключать такую вероятность нельзя:
В большинстве российских министерств на относительно ответственных постах не держат полных идиотов, поэтому человеку, который отвечает за «создание» экстремистских сообществ, вполне логично позвонить в родной университет любимому профессору, бывшему однокурснику или научному руководителю и спросить, кого сейчас можно назвать экстремистами. Возможен и обратный процесс, когда он звонит и рассказывает, что такое-то движение скоро станет экстремистским. Тогда любимый профессор, однокурсник или научный руководитель понимает, что это станет хайповой темой — и срочно надо писать тексты. Это может быть двунаправленный процесс. Какое-то взаимоотношение по этому поводу, я думаю, могло быть.
Как бы то ни было, решение Верховного суда дало правоохранителям возможности активизировать борьбу с «террористическим движением». Уже через полтора месяца, 18 марта, появилось сообщение о том, что в Челябинске ФСБ выявило 22 члена «колумбайн-сообщества». А уже в сентябре силовики отчитались об обысках у 187 сторонников «Колумбайна» и «националистической группировки „Маньяки; культ убийств“» в 46 регионах страны.
Предсказуемо, что после начала полномасштабной войны с Украиной силовики нашли в деле «украинский след». В частности говорилось, что у задержанных была найдена переписка «с украинскими идеологами массовых убийств и участниками националистических вооруженных формирований», фото и видео «акций прямого действия» и инструкции по их проведению с применением самодельных взрывных и зажигательных устройств «на объектах органов власти, образования и транспортной инфраструктуры РФ».
Уже сами масштабы выявления «сторонников „Колумбайна“», насчитывающие сотни людей за год, заставляют сомневаться в том, что они реально могли иметь хоть какие-то планы относительно нападения на школы, считает Иван Марков. По его мнению, сама идея того, что подписчики «колумбайн-сообществ» представляют бóльшую опасность, чем их сверстники, которые в таких группах не состоят, — «типичный логический сбой». «[Это рассуждение в духе] Гитлер принимал душ каждый день, соответственно, давайте проверять тех, кто принимает душ каждый день, на предмет приверженности к национал-социалистической идеологии», — констатирует эксперт.
«Давайте вспомним самих себя в школах, — продолжает Марков. — Вот кто в сердцах не говорил: „Всех бы поубивал!“ Вопрос в том, что у нас изменилась коммуникативная культура, и то, что раньше ты бубнил себе под нос, идя из школы после какого-то конфликта с учителями или одноклассниками, теперь ты прямо из школы, или выйдя из нее, пишешь в соцсетях».
К такому же мнению в разговоре с «Медузой» приходит и Питер Лангман. «Хотя в интернете существуют сообщества людей, увлеченных нападением на среднюю школу „Колумбайн“, этот интерес очень редко совпадает с намерением совершить нападение», — поясняет он.
Сказать, сколько подростков стали таким образом фигурантами уголовных дел после 8 февраля 2022-го, невозможно. В известных случаях в отношении обвиняемых применялись разные террористические статьи уголовного кодекса (в том числе статьи об оправдании терроризма и участии в террористическом сообществе), по которым также судят последователей исламского движения Хизб ут-Тахрир или людей, отправляющих деньги украинским военным. Также большая часть информации об уголовных делах в отношении несовершеннолетних на сайтах судов скрывается. Поэтому о масштабе преследований можно судить в основном по сообщениям ФСБ.
«Пропаганда — она [в уголовных делах] всегда одинаковая вне зависимости от того, что именно ты пропагандируешь, — поясняет „Медузе“ российский юрист, который анализировал практику борьбы со скулшутингами в России, — фашистскую свастику, ЛГБТК или запрещенную организацию „Колумбайн“. Это публичное упоминание без указания того, что это является запрещенным, нежелательным, террористическим и так далее. Это упоминание в каком-то политическом контексте. Строго говоря, вообще упоминания может быть достаточно».
Расчет криминологов из института МВД, что появление ответственности по террористической статье «существенно снизит интерес молодого поколения к идеологии „Колумбайн“», судя по всему, не оправдался. Уже после решения ВС РФ произошли массовое убийство в детском саду в Ульяновской области, расстрел школы № 88 в Ижевске и шутинг в гимназии № 5 в Брянске.
Тот факт, что, несмотря на резкий рост репрессивности законодательства, шутинги продолжаются, говорит лишь о том, «насколько трудно предотвращать насилие», констатирует психолог Питер Лангман.
«Преступления этого типа практически невозможно предупреждать, — соглашается Иван Марков. — То есть это задача важная, но нерешаемая. Она предупреждается на системном уровне через мягкие школы с низким уровнем буллинга, через хорошую психиатрическую профилактику, через высококвалифицированных и высокооплачиваемых педагогов — но даже все это не делает [угрозу шутинга] нулевой».
Есть основания полагать, что продолжающиеся в Украине боевые действия не способствуют снижению опасности подобных событий, ведь толерантность общества к насилию растет. «Хотя я не знаю доказательств, связывающих войны и перестрелки в школах, это не значит, что связи нет. Все, что усиливает стресс в жизни человека или в обществе в целом, может способствовать росту насилия», — заключает Питер Лангман.
Кирилл Ольгин