Можно ли победить путинскую пропаганду контрпропагандой? А «троллей» — с помощью «эльфов»? Мы сомневаемся. Ведь пропаганда больше не похожа ни на классические образцы XX века, ни на эхокамеры 2010-х
Российское государство не прекращает искать новые методы воздействия на общественное мнение и повестку дня. Давно в ходу цензура, массированная пропаганда в традиционных СМИ, создание «фабрик троллей», обрабатывающих пользователей социальных медиа, идеологизация образования. Одновременно с этими привычными алгоритмами идет строительство централизованной цифровой экосистемы, которая позволит государству постоянно удерживать поведение граждан в поле зрения. Редактор рубрики «Идеи» Максим Трудолюбов задается вопросом о том, возможно ли противостоять этому давлению и есть ли шанс победить армию «злых троллей» армией «добрых», а пропаганду — контрпропагандой.
Проект «Легион эльфов», созданный фондом «Свободная Россия» (Free Russia Foundation, FRF) для массового распространения антикремлевских и антивоенных сообщений, вызвал множество споров. О подобных способах организованного воздействия на пользователей российских социальных медиа со стороны оппозиции раньше слышно не было.
Активные попытки переубеждать граждан уже давно предпринимали сторонники Алексея Навального. Еще в 2012 году Навальный создал проект «Добрая машина правды» (под первоначальным названием «Добрая машина пропаганды» — в противовес тому, что Навальный тогда назвал «Злой машиной пропаганды»), активисты которого распространяли новости о коррупции и злоупотреблениях властью. Сейчас команда Навального занята проектом «Агитмашина Навального»: волонтеры-агитаторы звонят людям в России, пытаясь вывести их на разговор о войне, власти и состоянии общества.
Противодействием пропаганде журналистскими методами занимаются свободные российские СМИ, создавая проекты по проверке фактов, проводя разборы содержания пропагандистских каналов, изучая настроения в провоенной среде. Часть из этих проектов могут быть более или менее эффективными. Но насколько хорошо их создатели понимают, кому и чему сейчас противостоят?
«Я», «мы» — и другие
Во многих странах сегодня политическая арена перестала быть полем идейных сражений. Идеологии были знаменем пропаганды в ХХ веке. В наше время люди вступают в конфликты не столько потому, что хотят оспорить чьи-то «неправильные» убеждения, сколько потому, что, судя по всему, острее чувствуют свою идентичность — принадлежность чему-то большему, чем «я», к какому-то «мы». К народу, к религиозному сообществу, к гендерной, к возрастной или к любой другой социальной группе.
Такое обычно происходит, когда затягиваются или заканчиваются большие войны, распадаются империи и прекращают жизнь большие общегосударственные проекты (вроде «строительства социализма в одной отдельно взятой стране»). Россию так или иначе коснулось все из перечисленного. В такие периоды целые сообщества могут чувствовать себя обиженными, оскорбленными, обманутыми. От политика или пропагандиста — а в такое время это почти одно и то же — требуется подтвердить человеку его принадлежность к группе и дать ему новые причины держаться за своих. «Для закрепления этой импровизированной идентичности необходим враг: „не-люди“», — пишет Питер Померанцев в книге «Это не пропаганда» (см. описание в конце текста). Ссылаясь на собеседника в политтехнологической среде, Померанцев отмечает, что, назвав врага, можно получить дополнительные 20% голосов на выборах.
Томас Карозерс, руководитель исследовательских программ Фонда Карнеги за международный мир, так описывает политическое поведение в странах, где распространена логика «свой — чужой»: «Я не просто не согласен c тобой, я не такой, как ты, я — „другой“, а это, к сожалению, часто означает „я тебя ненавижу“».
Для укрепления идентичности можно, например, рассказать, что у «них» нарушаются традиции, разрушается семья, люди перестают быть «просто» мужчинами и женщинами, что «они» строят вокруг «нас» биолаборатории, запускают против «нас» боевых комаров. Что воюем вовсе не «мы», а, наоборот, «они» идут на «нас» войной, чтобы отнять у России доставшиеся ей природные богатства. Николай Патрушев в своих многочисленных интервью, российские представители при ООН и другие чиновники продолжают воспроизводить эти мифы, ссылаясь на «разведданные» и «цитаты», давно опровергнутые независимыми журналистами и исследователями.
Правда непопулярна
Не российские политтехнологи придумали этот подход. Антисемитизм, антиамериканизм и прочие «антидвижения» всегда подпитывались мифами о злонамеренных «правителях мира», как правило, тайных. В центре таких мифов часто стояли евреи, которых обвиняли в заговорах авторы бесчисленных конспирологических сочинений: от «Протоколов сионских мудрецов» до «Письма Америке», как считается, написанного Осамой бин Ладеном после терактов сентября 2001 года в США.
Качество подобных текстов не так важно, они и не должны быть столь же стройными и последовательными, как «настоящие» идеологические памфлеты. Главное, чтобы они были достаточно захватывающими и у неосведомленного или предубежденного читателя (слушателя, зрителя) возникло ощущение, что ему наконец-то открылась «вся правда» — или хотя бы что «нет дыма без огня».
С каким трудом эти «откровения» поддаются развенчанию, показала недавняя история с вирусными отсылками к «Письму Америке» в TikTok. Те же «Протоколы» были опровергнуты фактчекерами своего времени множество раз. И тем не менее за столетнюю историю своего бытования этот текст был опубликован на десятках языков миллионными тиражами. Более того, продолжает всплывать в интернете и переиздаваться снова и снова.
В современном мире эта проблема не разрешилась, а только усугубилась: публичная сфера устроена так, что ложные сообщения распространяются гораздо быстрее и достигают гораздо большей аудитории, чем правдивые. Как показало опубликованное в 2018-м в журнале Science исследование, ложные новости привлекают внимание именно в силу своей новизны, а опровержения, этим свойством не обладая, проигрывают уже в силу самого этого факта. Правда может огорчать или успокаивать людей, но по сравнению с изначальной ложью она в любом случае способна заинтересовать немногих. Изучив более 120 тысяч слухов, распространявшихся в твиттере с 2006 по 2017 год, исследователи пришли к выводу, что самые популярные из тех, которые в итоге оказались правдой, редко вызывали интерес более чем у тысячи человек. В свою очередь, самые расхожие из ложных слухов стабильно набирали аудиторию от тысячи до ста тысяч пользователей.
В мире, где все «разбежались по комнатам», люди могут утратить не только общий язык, но и общую реальность — это и есть состояние поляризации. Люди могут жить бок о бок друг с другом, но не иметь общих фактов, общих терминов, иногда даже общих топонимов (как на сегодняшнем Ближнем Востоке).
Такое состояние само по себе не ново, но в XXI веке оно стало едва ли не повсеместным, привело к обострению популизма и распространению экстремистских движений. Причин у этой перемены много, но две из них особенно важны. С одной стороны, массовое государство ХХ века с его общенациональными, сплачивающими лозунгами ушло в прошлое. С другой — медийная среда оказалась раздроблена из-за взлета популярности социальных медиа, которые разводят людей по эхокамерам и усиливают звучание резких, поляризующих высказываний.
Чем плох антитроллинг
Нанимать сотни и тысячи людей, которые будут писать нужные комментарии, создавать нужные сообщества и формировать нужные группы, — подъем этого метода пришелся на 2010-е годы, когда сами социальные медиа переживали расцвет. Это попытка «взломать» их алгоритмы, симулировать естественность распространения в них сообщений и в конечном счете использовать социальные медиа для разобщения пользователей. Название упомянутого выше проекта «легиона эльфов» отсылает к «фабрике троллей», которую около десяти лет назад построил погибший в августе в авиакатастрофе бизнесмен Евгений Пригожин. Явление это не уникально российское. О похожих проектах в Венесуэле, Мексике, Турции, на Филиппинах и в других странах писал Питер Померанцев и многие другие исследователи. Существует исследование «государственного троллинга» (state-sponsored trolling), проведенное в середине 2010-х в США, Турции, на Филиппинах и в странах Ближнего Востока.
Оценить действенность этих усилий сложно. Одно из исследований показало, что активность, предположительно российских, троллей могла влиять на рынок ставок, которые делали на результаты президентских выборов в США в 2016 году. Многие считают, что россияне помогли тогда избраться Дональду Трампу, раскручивая негативные высказывания в адрес Хиллари Клинтон. С другой стороны, известно, что созданные россиянами фальшивые сообщества и аккаунты в западных социальных медиа занимались не только распространением негативной информации о Клинтон, но и привлечением внимания к действительно значимым проблемам жизни в США. А менеджеры предвыборной кампании самого Трампа потратили десятки миллионов долларов на таргетированную рекламу в Facebook, нацеленную на конкретную цель — удержать традиционно продемократически настроенных избирателей от голосования за Клинтон.
В свою очередь, классический троллинг призван скорее дезориентировать пользователей социальных медиа, чем убедить их в чем-то. Эта тактика превращает информацию в оружие не в том прямолинейном смысле, в каком это делала традиционная пропаганда, служившая рупором власти и транслировавшая одобренные властями лозунги. Армии троллей заняты повышением уровня информационного шума и, таким образом, подрывом доверия к информации и фактам как таковым. Исследователь медиа Тим Ву называет это тактикой «наводнения» (flooding), цель которой — исказить или заглушить высказывания тех, против кого направлена.
Это означает, что добавление нового шума к уже имеющемуся — сомнительный способ изменить чье-либо мнение. Троллинг сбивает людей с толку, мешает воспринимать факты, усиливает раздражение и провоцирует конфликты. «Антитроллинг» будет только усугублять эти эффекты. А эти эффекты, в принципе, порождаются социальными медиа, разбрасывающими людей по эхокамерам и поощряющими конфликты.
И наконец, армии троллей создавались для влияния на избирателей в демократических странах или таких, где процедура выборов может хоть как-то влиять на политиков. Россия-2023 к ним явно не относится.
Быть несогласным неудобно
То, с чем имеет дело российские общество сегодня, — это больше чем пропаганда. Российское государство давно уже идет дальше цензуры и распространения нужных властям фактов и мнений. Одно дело ставить алгоритмы имеющихся социальных медиа себе на службу, раскручивая нужные месседжи, другое — создавать собственные социальные медиа, построенные на собственных алгоритмах. Это инструменты контроля над обществом следующего уровня. Вдохновляясь примером китайских властей, российские политтехнологи стремятся построить централизованную цифровую среду, которая будет иметь доступ к персональным данным большинства россиян. Эта среда будет лучше обслуживать повседневные запросы граждан, но в то же самое время знать о них больше и контролировать их мнения и поведение лучше. По крайней мере, по замыслу.
Эта экосистема строится вокруг крупнейшего в России социального медиа — «ВКонтакте», созданного в середине нулевых Павлом Дуровым. Сегодня «ВКонтакте» — часть конгломерата цифровых сервисов VK (бывшая Mail.ru), фактически находящегося в собственности близких Кремлю компаний. В эту структуру входят сеть «Одноклассники», платежные сервисы, компании, занимающиеся электронной коммерцией и созданием образовательных продуктов. Управляет компанией бывший менеджер «Ростелекома» Владимир Кириенко, сын заведующего российской внутренней политикой Сергея Кириенко.
Исследователь цифровой среды Филипп Дитрих в недавнем докладе (см. описание в конце текста) для Германского общества внешней политики (DGAP) показывает, как экосистема VK выиграла благодаря фактическому запрету на функционирование сервисов Meta (Facebook, Instagram) в России — и в количестве пользователей, и в доходах.
Сейчас VK достраивает «суперприложение» VK Messenger, интегрированное с государственным сервисом «Госуслуги», которое своей многофункциональностью — по задумке — должно напоминать общераспространенный в Китае WeChat. Тут вам возможность и заплатить за покупки, и почитать новости — и шанс получить повестку из военкомата.
Стратегия российского государства в отношении цифровых платформ очень эффективна, пишет Дитрих. Делая сервис удобным, власти фактически вынуждают людей пользоваться им. Пропаганда в этом случае становится услугой в ряду других сервисов. Это не вбивание лозунгов в головы граждан, не генерация шума, а создание комфортной среды, в которой прогосударственные месседжи — одна из ее составляющих. Все альтернативные политические месседжи в таком случае станут в буквальном смысле «неудобными».
Больше чем контрпропаганда
Долгое время общество в целом и оппозиция в частности шли впереди российского государства в медийной и цифровой сферах. Сегодня это уже не так. Независимые медиа вытеснены из страны, а цифровую сферу государство изо всех сил стремится поставить под контроль. Союзниками общества пока остаются медлительность, коррупция и низкое качество работы структур и компаний, находящихся под контролем государства. Несмотря на все попытки, менеджерам российской цифровой среды пока не удалось создать настоящий аналог сервису YouTube, принадлежащему Google и общераспространенному в России. Поэтому доступ к независимым новостям, расследованиям и комментариям по-прежнему не требует от россиян дополнительных усилий в виде, например, установки VPN. В России широко распространен и мессенджер Telegram, на основе которого его основатель Павел Дуров стремится построить собственную цифровую среду (до осуществления проекта, впрочем, еще далеко).
Закон об обязательной предустановке нужных государству приложений на смартфоны, продающиеся в России, фактически не работает, поскольку техника на фоне санкций ввозится в страну по серым схемам. Совсем недавно Военная прокуратура объявила, что обнаружила признаки мошенничества в работах, которые «Ростех» проводил по модернизации комплекса «Безопасный город», управляющего работой видеокамер в Москве. Ущерб оценивается практически во всю сумму, выделенную на проект, — 620 миллионов рублей.
Контроль государства над персональными данными граждан далек от абсолютного еще и потому, что сами же представители государства, то есть силовики, торгуют данными, что позволяет кому угодно сливать их в интернет. Множество других пробелов в системе контроля позволяют обществу дышать свободнее, чем если бы российское государство действительно стало бы тем, кем мечтает, — всевидящим, всемогущим и безраздельным властителем.
И тем не менее та часть российского общества, которая свободна от преследования и давления, уже сейчас стоит перед гораздо более сложной задачей, чем одно только противодействие пропаганде. Пока усилия тех, кто проверяет факты и выводит пропагандистов на чистую воду, в чем-то напоминают успокоительные лекарственные средства: дополнительно убеждают тех, кто и так не верит российской власти, в том, что они правы в своем неверии.
Между тем противостоять цифровому контролю — задача иного порядка. Мы не живем в мире, в котором большинство людей пребывает в неведении относительно важнейших фактов или авторитетных мнений, как в прежние эпохи. Мы живем в мире, где факты общеизвестны, а оценки общедоступны, но люди вольно или невольно отбирают для себя те из них, с которыми им комфортнее жить, потому что им важно принадлежать к той или иной социальной группе (например, «законопослушных граждан»). И конечно, государство стремится подтолкнуть людей к выгодному для себя отбору фактов и мнений, используя формально «неполитические» средства.
Возможно, задача состоит в том, чтобы учить людей выходить за пределы своих замкнутых сообществ. Литература, искусство и медиа могут помочь решить эту задачу, давая альтернативу официальной трактовке событий, но только сам человек, индивидуально, может решить, что его в принципе интересуют альтернативные интерпретации. Это больше чем контрпропаганда — это воспитание интереса к «другому».
Что еще об этом почитать (и посмотреть)
Померанцев П. Это не пропаганда. Хроники мировой войны с реальностью. М.: Individuum, 2020
«Мы живем в мире взбесившихся систем массового убеждения, в котором плодятся и множатся средства манипуляции, в мире скрытой рекламы, психологических операций, хакеров, ботов, субъективных фактов, дипфейков», — пишет Померанцев. В своей книге он разбирает деятельность сетевых политтехнологов эпохи социальных медиа (конца нулевых и десятых годов), которой отделяет «нас» от «них».
Dietrich Ph. The Key Player in Russiaʼs Cybersphere. What the West Needs to Know about VK Company
Филипп Дитрих провел детальное исследование деятельности VK. Дитрих заключает, что россияне будут с готовностью обменивать свои данные на пользовательские удобства — явление, характерное не только для России, но и для западных обществ. Однако на Западе возможность злоупотребления компаниями своим положением сдерживается институтами, контролирующими неправомерные действия. Проблемы есть и на Западе, но полный контроль государства над данными дает властям эффективные инструменты управления поведением граждан.
Желнов А., Наринская А., Юдин И. Камень. Ножницы. Бумага. Документальный фильм. США, 2023.
Это документальный фильм об американском издательстве «Ардис». Основатели издательства, американские слависты Карл и Эллендея Проффер, на протяжении последних двух десятилетий существования СССР публиковали тексты, запрещенные в Советском Союзе. Профферы не ставили перед собой контрпропагандистских задач. Они давали жизнь текстам, которые не могли бы иначе добраться до читателей, и тем самым создавали альтернативу подконтрольной советскому государству литературной экосистеме. Обратиться к этим текстам было личным выбором каждого читателя. Этот выбор сыграл роль в дальнейших исторических событиях.
Максим Трудолюбов