В стримингах вышел «Нюрнберг» — шпионский триллер Николая Лебедева Создатели фильма о преступлениях нацистов ни разу не упоминают холокост. А главные враги после немцев здесь — американцы
В цифровой прокат вышел фильм Николая Лебедева «Нюрнберг»; премьера картины в российских кинотеатрах состоялась в начале марта. Сюжет разворачивается в 1945 году, во время Международного военного трибунала в Нюрнберге. Главный герой, разведчик Игорь Волгин, работает переводчиком в составе советской делегации. Впрочем, двигатель сюжета в этой картине — не сам суд над военными преступниками, а любовная линия Волгина и девушки Лены (тоже разведчицы). Кинокритик Антон Долин рассказывает о картине, созданной на основе романа Александра Звягинцева, бывшего заместителя генпрокурора. В ней стараются не упоминать евреев, а вторым врагом Советского Союза после нацистов оказываются американцы.
Примечание. В тексте есть спойлеры к фильму «Нюрнберг».
Российское кино (и культура в целом) все больше напоминает то ли барокамеру, откуда методично выкачивают воздух, то ли камеру тюремную: вход посторонним воспрещен, выход тем более. Эта специфическая герметичность приводит к парадоксальным явлениям вроде фильма Николая Лебедева «Нюрнберг».
Вне России его смотреть негде, внутри России никак не написать о нем честно и без цензуры. В результате, кажется, даже авторы не догадываются, насколько невероятно выглядит блокбастер о суде над военными преступниками, показанный на экранах страны, руководство которой прямо в этот самый момент совершает военные преступления, причем на той же самой территории. Пока немалая часть мира вне России мечтает о Нюрнберге или Гааге для руководства РФ, население внутри России смотрит полуфантастический фильм о том, как все обстояло «на самом деле» в Нюрнберге 1945–1946 годов. Это было бы комично, если бы не было настолько ужасным.
Давняя и яростная борьба российских властей с так называемыми фальсификациями истории (то есть с теми фактами, которые не соответствуют их собственным представлениям) привела к появлению целой параллельной вселенной — как минимум в кино. Но, как бы активно ни работала фантазия сценаристов, смешивая на манер Дюма-отца вымышленных персонажей с историческими, еще более сильное впечатление производит краткая биография Александра Звягинцева — автора романа-первоисточника «На веки вечные», удостоенного премии ФСБ.
С начала 1970-х и до самого 2016-го, когда вышел на пенсию, он работал в органах прокуратуры — сперва в СССР, потом в РФ (последняя должность — заместитель генпрокурора). Звягинцев — не только вице-президент Международной ассоциации прокуроров, но также первый заместитель президента Академии российской словесности, секретарь Союза писателей РФ, автор 40 книг и кинематографист со стажем, удостоенный премии «Золотой орел» с формулировкой «за беспристрастное изложение исторической правды языком кино». А еще заместитель руководителя Национального исследовательского центра правового наследия Нюрнбергского процесса (Академия Нюрнбергских принципов) ИГП РАН.
Критики любят замечать, как реальность современной России похожа на антиутопическую прозу совсем другого писателя — Владимира Сорокина. К этому можно добавить, что российская жизнь и вообще все чаще смахивает на произведение концептуального искусства, где текст обретает смысл исключительно в симбиозе с контекстом. Судите сами: одно дело — добрый фильм для всей семьи «Чебурашка», совсем другое — семейная сказка о тотальной доброте на фоне бомбардировок жилых кварталов. Одно дело — первый фильм, снятый в космосе, и несколько другое — сопровождение громкой премьеры, благословленной самим президентом, «вызовом» всего мужского населения страны в военкомат, а затем на фронт; причем через те же самые «Госуслуги», которые рекламируют фильм Клима Шипенко.
Пару лет назад мы бы сказали: подумаешь, очередной дежурный псевдоисторический фильм о победах русского народа во Второй мировой. Но когда смотришь отчетливо антиамериканский конспирологический триллер, поставленный по роману высокопоставленного работника прокуратуры и выпущенный в 2023 году, мороз идет по коже.
Подходили к делу с должным размахом. На «Мосфильме» выстроили точную копию зала заседаний из Нюрнберга. Пытались — без особого успеха — завлечь известных заграничных звезд. В постановщики прочили Константина Хабенского и Никиту Михалкова, но счастливая карта выпала Лебедеву. Наверное, потому, что у него есть богатый опыт съемок фильмов о «настоящих мужчинах» («Экипаж»), он умеет препарировать историческую реальность («Легенда № 17»), но и с мифологией обращается вдохновенно («Волкодав из рода Серых Псов»). Также режиссер, по сути, родоначальник новой традиции «патриотического боевика о Великой Отечественной» — пафосный тон набиравшего обороты жанра задала лебедевская «Звезда». Самое главное — его блокбастеры, в отличие от картин конкурентов, нередко окупались в прокате. Впрочем, к «Нюрнбергу» это не относится.
Замысел явно был в том, чтобы избавить зрителя от скучной говорильни в зале суда, сделав ее своеобразным задником для напряженного экшена. В центре интриги — роман двух молодых и привлекательных советских разведчиков, капитана Игоря Волгина (Сергей Кемпо) и Лены (Любовь Аксенова), которой фамилию решили не давать. Он провел три года на передовой, освобождал Берлин, а теперь прибыл в Нюрнберг ассистировать полковнику Мигачеву (Евгений Миронов) как переводчик — но это, конечно, прикрытие для борьбы с диверсантами. Лену угнали из СССР на принудительные работы — теперь она искупает вину, внедрившись в нацистское подполье по заданию того же Мигачева.
Игорь и Лена подозревают друг друга, но все равно влюбляются, он даже дарит ей варежки, на которых мать вышила его инициалы. Впереди у красивой пары множество приключений: доставить на суд невредимым фельдмаршала Паулюса, одолеть фанатичного террориста-диверсанта по прозвищу Молот (Вольфганг Черни шокирующе напоминает Данилу Козловского — звезду предыдущих картин того же Лебедева) и раскрыть двойного агента, внедрившегося в руководство советских войск.
«Нюрнберг» не дает усомниться в том, кто в этой нескончаемой, даже после мая 1945 года, войне «наши», а кто «чужие», то есть враги. Наши значит советские. В первых же кадрах они спасают немецких женщин и детей на руинах Берлина, отдавая за них свои жизни. Впоследствии они единственные бескорыстно радеют за осуждение и казнь нацистских преступников. Чтобы в виновности немцев у самых наивных зрителей не возникло никаких сомнений, осужденных представили карикатурами, как в журнале «Крокодил» (особенно хорош Геринг Карстена Норгаарда — его хочется удавить за одно самодовольное выражение лица).
Однако настоящие оппоненты советских борцов за правду — двуличные союзники. Как предупреждает героя водитель при первой же встрече, «работает гитлеровское подполье… и американцы тут как тут». Мало того, вокруг бродит «немчура» (так в фильме и говорят). Так что большую часть картины капитан Волгин фактически один на один с неприятелем.
«На трибунале перешли в наступление и теперь во всем обвиняют нас!» — в этой реплике слышится удивительно современная обида на несправедливый к России мир. Почему разнообразные негодяи так хотят оправдать фашистов и обвинить во всех смертных грехах советское руководство, ясно не вполне. Но капитану Волгину и не полагается рассуждать: ему надо действовать. Злодеев нейтрализовать, далекую родину спасти от недостойных подозрений в чем бы то ни было. Миссия обречена на успех.
Всерьез разбирать художественные достоинства и недостатки «Нюрнберга» довольно сложно. Вроде бы актеры играют скверно, но виноваты ли они в этом? Трудно судить о Кемпо с его неизменно безупречной укладкой, но Аксенова — точно блестящая актриса (вспомним недавнюю «Почку»). При этом с ее лица не уходит напряженное выражение даже во время любовной сцены — выходит, и разведчица из нее никудышная: сразу видно, что-то скрывает.
При виде траурно-серьезного Сергея Безрукова, зачитывающего с театральным апломбом обвинительные речи прокурора Руденко, почему-то хочется смеяться. Евгений Миронов после выступления в разрушенном Мариуполе вызывает еще более сложную гамму чувств. Музыку написал великий Эдуард Артемьев, чьей памяти посвящен фильм, но звучит она так, будто создана нейросетью. Только при звуках органа вдруг вспоминается «Солярис» — и снова становится смешно.
Снять неудачный фильм — не преступление и даже не беда. Куда важнее, что его центральная идея — воинствующий изоляционизм, горделивое «только мы выиграли войну», подозрительность и презрение по отношению к союзникам. Двух разведчиков «Нюрнберг» выводит на авансцену отнюдь не для отвлечения внимания. Важно показать решительную роль спецслужб, для которых война не заканчивается с победой, а длится вечно. По большому счету «Нюрнберг» снят о том, что объективного правосудия не существует, есть лишь геополитические интересы, и отстаивать надо свои.
Важность беспрецедентного Нюрнбергского процесса именно в том, что человечество хотя бы на его время определило моральные ориентиры, и они сформировали путь развития цивилизации как минимум на несколько десятилетий вперед. Фильм даже не намекает на это; сценарист и режиссер явно не верят в честность суда. На трибунале разворачивается сущий фарс — нацисты и советские юристы на сей счет вполне солидарны. Только разведка поможет победить тем, кто прав, и никакие юридические аргументы для этого триумфа не нужны.
По сюжету Волгин добывает в качестве доказательства вины подсудимых уникальные кинопленки — документальный материал их преступлений, знаменитые и неизменно шокирующие кадры, прокрученные на экране в убыстренном ритме. Идея ясна: кино может быть доказательством более убедительным, чем факты, если надавит на эмоции судей. Однако совершенно в духе советских военных фильмов, с их сложной системой табу, с экрана ни разу не говорится, чьи братские могилы мы видим перед собой, чьи истощенные тела сваливают в ямы. Слово «еврей» в фильме стараются не произносить. О геноциде или холокосте не упоминается ни разу. Нам предъявят абажуры и перчатки из человеческой кожи, но из кожи каких именно людей они сшиты, стыдливо умолчат. Зато поведают о плане по уничтожению 30 миллионов славян и заговоре против Советской России. Финальные титры фильма — перечисление статистики погибших во время Второй мировой народов. Евреев среди них попросту нет. Только «советские граждане».
Впрочем, предупреждает нас фильм, даже советские граждане бывают разные. Двойным агентом — русским, работающим на нацистское подполье, — оказывается невинного вида молодой штабной офицер. О причинах он сам услужливо расскажет вам перед расстрелом: «У меня всю семью в 37-м убили». Понятно теперь, кто сплел антирусский заговор? Немцы, американцы и предатели родины — недобитые враги народа.
У капитана Волгина был брат Коля — живописец, эдакий кустарный советский Андрей Рублев, чья фреска недвусмысленно отсылает к иконе Спаса. Коля сгинул без вести во время побега из нацистского концлагеря (чтобы никто не усомнился в профессии беглеца, режиссер веером вложил ему в руку кисти). Налицо доходчивая метафора: люди художественных профессий, конечно, важны, но слабоваты, работу за них должны доделать их братья-разведчики.
