«Любая женщина, выжившая в XX веке, — чертова героиня» Интервью писателя Дэна Китроссера, который почти 10 лет изучал биографию дочери Сталина — а теперь с восторгом рассказывает о ней в своем подкасте
Американская студия iHeartRadio в январе запустила документальный подкаст о Светлане Аллилуевой — дочери Иосифа Сталина. Шоу Svetlana! Svetlana! рассказывает о ее жизни в США после отъезда из СССР в 1967 году. В центре сюжета — период в жизни Аллилуевой, когда она находилась в «странной творческой коммуне» легендарного архитектора Фрэнка Ллойда Райта в Аризоне. Svetlana! Svetlana! отличается от многих других серьезных документальных проектов эмоциональной подачей: автор шоу, писатель и драматург Дэн Китроссер называет Светлану своей музой, восторженно кричит в микрофон, удивляясь очередному внезапному повороту в ее жизни, и шутит о своей сексуальной и национальной идентичности. Шеф-продюсер студии подкастов «Медузы» Александр Садиков поговорил с Китроссером о его непривычном подходе к нарративному подкасту, противоречивой биографии Светланы Аллилуевой и интересе американских слушателей к советской и российской истории.
— Ваш подкаст называется «Светлана! Светлана!» — имя повторяется дважды, да еще с двумя восклицательными знаками. Вы написали пьесу с таким названием пару лет назад. Но почему вы решили назвать так же и документальный подкаст, а не выбрали что-то более привычное и более серьезное для нарративного формата — из серии «Взлет и падение Светланы Аллилуевой»?
— Первым делом хочу сказать, что я влюбился в имя Светлана. Мне нравится его уже просто произносить: Светлана. Неловко рассказывать, но это имя у меня даже на очках написано. У меня много разных очков, я люблю странные, необычные оправы. И есть у меня одни очки, вот они, смотрите — такие оранжево-черные. Стоили где-то пять долларов. В лавке, где я их покупал, можно было что-нибудь выгравировать на очках. Я попросил на дужке написать Svetlana.
Что касается собственно подкаста, то имена там имеют невероятно большое значение. На самом деле, пусть это будет небольшим спойлером, в истории там две Светланы. Поэтому, когда вы погружаетесь глубже в эту историю, название «Светлана! Светлана!» играет новыми красками. А зачем восклицательные знаки при этом? Чтобы вы сразу поняли, что с этим подкастом вы хорошо проведете время!
— Почему вы решили не упоминать фамилию героини ни в названии, ни в описании подкаста? Когда американская аудитория видит имя и фамилию Светлана Аллилуева, это ей о чем-то говорит?
— Я бы сказал, что сама фамилия [без контекста] ничего не значит для американского слушателя. Она же изначально была Сталиной, а только потом, после смерти отца, в пятидесятых, взяла фамилию матери — Аллилуева. Затем, когда она вышла замуж в США, сменила фамилию на Питерс.
Есть потрясающая книга Розмари Салливан под названием «Дочь Сталина. Необыкновенная и бурная жизнь Светланы Аллилуевой». Это не единственная книга о Светлане, но, готов поспорить, это единственная биография, где подробно описана вся ее насыщенная жизнь.
Она была как Зелиг. Она была большой личностью, героической личностью: она прошагала по истории столькими разными путями! Аллилуева, Питерс — это были лишь разные ее грани. Поэтому фамилия здесь не главное.
Что действительно имеет значение, так это имя Светлана, потому что Светланой она была всю жизнь. Я вынес ее на первый план, потому что самого Сталина в подкасте очень мало. Его тень присутствует, но уже в первом эпизоде мы все вопросы со Сталиным закрыли. Секунд за тридцать, наверное. Мы очень хотели, чтобы это была именно история Светланы. Может быть, люди послушают подкаст, даже если не будут изначально знать, что речь о дочери Сталина.
Вместе с тем это еще и моя собственная история — рассказ о том, как я сам изучаю свою героиню и все больше и больше о ней узнаю. Эта часть шоу для меня особенно ценна, хотя я слышал, что некоторые именно за это подкаст и критикуют: якобы меня там слишком много.
— А матрешки на обложке не кажутся вам слишком стереотипным образом? Или для слушателей в США это по-прежнему хорошо работает?
— Конечно, это стереотип, но в этом-то и суть! Мы таким образом подмигиваем аудитории. Мы даем понять, что перед ней этакая стилизация под русскую сказку, потому что жизнь Светланы вполне можно назвать русской сказкой. В то же время это очень американская история, потому что она про иммиграцию, а нет ничего более американского, чем история иммигранта.
Наша обложка мне нравится тем, что на ней известный образ, который потом открывается с другой стороны. То есть ты приходишь с привычными ассоциациями и ожиданиями (бабушка в платочке, длинные очереди), а когда погружаешься в содержание, смотришь на обложку уже совершенно по-новому. Сама история Светланы раскрывается, как матрешка: ты как бы разбираешь ее и находишь внутри новые и новые смыслы.
Кроме того, для меня самого это не просто узнаваемая картинка. Я вырос с матрешками. Я с ними играл в детстве, они и сейчас у меня по всему дому.
Но в целом вы правы, это заезженный образ, на который американцы ведутся (я и сам ведусь). А мы с ним заигрываем. Наверное, россияне могут подумать: «О, эти американцы никак не расстанутся со старыми стереотипами». Вот вы сами о чем подумали, когда обложку увидели?
— В первый момент я решил, что передо мной очередная «клюква», что-то в духе голливудских боевиков категории Б с карикатурными русскими. Сразу захотелось кликнуть и проверить ожидания. Но, когда я включил первый эпизод, стало понятно, что никакой «клюквы» нет и в помине.
— Значит, мы все сделали правильно — обложка сработала. Я думаю, что матрешка хорошо подходит этому подкасту, потому что это метафора множества личностей внутри нас. У нас много разных «я», и мы всю жизнь узнаем их и учимся примиряться с ними.
— Когда я стал смотреть, что пишут русскоязычные источники о жизни Аллилуевой в Америке, я обнаружил, что информации крайне мало. В основном все публикации посвящены ее отношениям с отцом, мужьями и жизни в СССР. Кажется, что в России эта часть биографии Светланы Аллилуевой почти не рассказана. А как в США? Насколько сейчас велик интерес к дочери Сталина?
— Интерес есть. Я уверен, что его подстегнула именно невероятная книга Розмари Салливан, которая вышла восемь лет назад. С тех пор появились и другие произведения. Например, вышел роман «Красная дочь» (The Red Daughter) Джона Бернэма Шварца, сына адвоката Алана Шварца, который работал со Светланой. Но это художественная версия ее жизни в Америке, не документальная. Я ее, правда, не читал — вот разберусь со своей Светланой и потом посмотрю. А на днях мне пришел имейл от человека, который говорит, что он драматург, что ему понравился мой подкаст и что у него есть пьеса, где одна из героинь — дочь Сталина.
В общем, я не единственный, кто роется в этой сокровищнице. Но мой подкаст действительно вызвал много откликов. Мне каждый день пишут люди, которые были знакомы со Светланой, которые о ней писали. Людям просто полюбилась эта история. Надеюсь, что этот подкаст и то, в каком стиле он сделан, — в таком доступном, веселом и странноватом ключе — пробудит в людях интерес.
— Ваша собственная история — тоже важная часть шоу. То, как вы ведете подкаст, сразу привлекает внимание. Я бы описал ваш стиль как очень личный и при этом суперэмоциональный. Ничего не подозревая, включаешь документальный подкаст — и внезапно оказываешься в водовороте страстей, на тебя обрушивается фонтан образов, мелькают воспоминания из жизни ведущего. Я буквально слышу, как вы машете руками у микрофона. Можно ли сказать, что вы одержимы своей героиней — и от этого так эмоционально рассказываете? Как вы открыли для себя Светлану Аллилуеву и почему теперь называете ее своей музой?
— Прежде чем я расскажу про знакомство с историей Светланы, замечу, что я в свое время начинал как детский аниматор и развлекал трехлеток. Я стоял на Таймс-сквер в Нью-Йорке в костюме лягушки и рассказывал детям сказки. Веселая была работа. Но при этом — к разговору о нескольких личностях в одной — мне нравилось не только выступать перед детьми, но и писать. И я отчаянно хотел добиться признания как «интеллектуальный» драматург.
Но у этого второго, серьезного «я» в тот момент ничего не получалось. Я забуксовал. Сейчас смешно, конечно, вспоминать, потому что теперь все наоборот — мне только и хочется, что читать детские книжки племяннице. Но тогда, восемь-девять лет назад, я как будто застрял на месте.
И тут я наткнулся на статью Николаса Томпсона в журнале The New Yorker, которая называлась «Моя подруга, дочь Сталина». Томпсон писал книгу про дипломата Джорджа Кеннана, которого считают «архитектором холодной войны». А Кеннан, в свою очередь, очень помог Светлане, он был для нее фактически крестным отцом, когда она сбежала в США. Ну и поскольку Томпсон писал про Кеннана, он стал переписываться со Светланой. Их переписка, такие откровенные и искренние разговоры, совершенно завораживают!
Я не мог поверить, что история, которую описал Томпсон в статье, правда — настолько она выглядела безумной. Дочь Сталина сбегает [в 1967 году] из Советского Союза, приземляется в США. У нее контракт на книгу на полтора миллиона долларов. Она издает одну книгу, а вскоре и вторую. Она мгновенно становится знаменитостью в Штатах. Как мы говорим во время Седер Песах, нам и этого было бы достаточно! Но это еще не все. Потом ее заманивает во вселенную американского архитектора Фрэнка Ллойда Райта вдова Райта, которую все зовут Ольгиванна. Она убеждена, что Светлана Аллилуева — реинкарнация ее дочери, которую тоже звали Светлана и которая погибла в автокатастрофе за 20 лет до этого. Ольгиванна вводит Светлану в коммуну архитекторов и художников, вдохновленную Райтом, в их доме «Талиесин Вест» в Аризоне.
Вот они, две исторические реки двух влиятельнейших фигур. С одной стороны Иосиф Сталин, с другой — Фрэнк Ллойд Райт. Оба к тому моменту уже давно умерли, но они повлияли на двух выдающихся, умных женщин — Светлану и Ольгиванну. Перед нами две женщины, которые пытаются управлять наследием этих мужчин или бегут от него. И они сталкиваются. Если описывать, что происходит дальше, будет казаться, что я сочиняю фантастический рассказ и все выдумываю.
У Светланы большим тиражом на широкую аудиторию вышло две книги — «20 писем к другу» и «Только один год» (а всего она написала в Америке четыре книги). Когда я их читал, я никак не мог понять, что меня в итоге привело к такой одержимости: как такая всеобъемлющая личность, как Светлана, могла втянуться в авантюру и оказаться в странной коммуне Фрэнка Ллойд Райта?
Чем глубже я в это закапывался, тем больше мне хотелось всем про это рассказывать, тем больше мне хотелось писать об этом. Поэтому я говорю, что Светлана — моя муза. Я несколько лет горел этой историей, в ней есть все! Я даже сейчас, вы видите, размахиваю руками и восторженно об этом говорю.
— Про такие сюжеты обычно говорят «как в кино». Хотя в данном случае жизнь еще насыщеннее и безумнее, чем можно было бы представить на экране.
— Да. Весь наш подкаст — это попытка уйти с макроуровня, когда ты просто перечисляешь «она сделала то, потом это, у нее был такой-то роман, такой-то муж, она оставила детей, потом родила еще», там столько событий, что они в жизнь едва умещаются. Поэтому мы хотели навести фокус на то, что можно охватить взглядом. Почему она принимала те или иные решения в жизни? Когда ты так ставишь вопрос, это оказывается близко нам самим. Конечно, даже сквозь разговор о ее частных решениях и жизненных обстоятельствах просвечивает экстраординарность всей истории.
Это же просто безумие! Мне, наверное, пора перестать разбрасываться этим словом. Но вы можете тем не менее понять, каково было Светлане, потому что у вас могут возникать личные ассоциации. Например, ей пришлось много переезжать — из страны в страну, из города в город. Я вот по пальцам могу пересчитать, сколько раз мне надо было переезжать, да и то только между штатами. А вы? Вы же не в Латвии родились?
— Я всю жизнь жил в России, но нам пришлось уехать, после того как Россия начала полномасштабное вторжение в Украину, потому что независимым медиа стало невозможно работать внутри страны.
— Да это же безумие! Вам пришлось эмигрировать. Не могу себе представить, я ведь через такое не проходил. Это вы у меня берете интервью, но все равно: как вы там?
— Привыкаю к новой жизни.
— Понятно. Это примерно то же состояние, в котором Светлана была во втором эпизоде нашего подкаста. А я переезжал из Портленда, Орегон, в родную Филадельфию, откуда я сейчас с вами и разговариваю. Мы с мужем купили наш первый дом в двух милях от моих родителей, я последний раз здесь жил 20 лет назад. Все отлично, но даже для меня первые месяцы после переезда были тяжелыми. А ведь это мне к другой языковой среде не надо приспосабливаться!
— О чем была ваша пьеса «Светлана! Светлана!» и как она связана с подкастом?
— Когда я заинтересовался историей Светланы, то решил рассказать ее в виде пьесы. Я же в первую очередь драматург, а не подкастер. Изначально я назвал ее «Ты испортила пьесу, или Светлана, Светлана». Действующие лица — писательница и режиссер, ее экс-бойфренд. В самом начале пьесы мы узнаем, что писательницу только что насмерть сбил велосипед. Она застревает в чистилище, в этом театре «черного ящика» — и не может попасть на небеса, пока режиссер не поставит ее пьесу и не сделает это правильно. Они как раз ругались друг с другом о том, как же именно надо ставить эту пьесу, в тот самый момент, когда ее сбил велосипед. Ей казалось, что режиссер испортил ее произведение. А текст, который они пытаются поставить, и называется «Светлана! Светлана!» — о жизни Светланы Аллилуевой.
В спектакле два актера исполняют сразу 20 ролей, мы перемещаемся во времени то в прошлое, то в настоящее. Это история про авторство, про то, как я пытаюсь управлять своей жизнью. Точно так же, как Светлана пыталась быть хозяйкой своей жизни. Пьеса получилась очень длинной, я все писал и писал, не мог остановиться.
В итоге первая читка растянулась на три с половиной часа. Мы арендовали театр в Портленде, пригласили зрителей. Начали где-то в семь вечера и спустя два с половиной часа подошли только к середине текста. Тут владелец зала заявил, что ровно в 10 закроет помещение и всех нас выгонит. Я начал судорожно выкидывать сцены, перекраивать текст: это оставляем, это вырезаем — чтобы закончить вовремя. И мы успели! Мы играли вдвоем — я и моя подруга, актриса Алисса Джессап, а мой муж Джордан читал авторские ремарки. Зрители вообще не понимали: что, черт возьми, происходит на сцене? Потому что мы одновременно исполняли миллион ролей и ничего не поясняли. В общем, это был невероятный вечер!
Тогда — а это был, кажется, 2018 год — все свои представления о Светлане я основывал на двух ее изданных книгах. Но еще у нее были мемуары «Далекая музыка» (The Faraway Music), которые широко не издавались. Выходил, кажется, тираж в Индии, но его было не достать. Зато я нашел рукопись этой книги, она оказалась восхитительной.
Дело в том, что «20 писем к другу» и «Только один год» были для меня как большой русский роман с кучей сюжетных линий и миллионом персонажей. А «Далекая музыка» совсем другая — она как классические американские мемуары. Очень сжатая и четкая история, я ее особенно люблю. И я нашел рукопись в Амхерст-колледже, штат Массачусетс. Как раз накануне пандемии я туда поехал, познакомился в местном Центре русской культуры с администратором Надей, эмигранткой из России. Она мне дала коробку с письмами Светланы, там же оказалась и рукопись. Я три дня подряд читал ее по несколько часов, не мог оторваться.
Вскоре после этого мы с мужем встречались с друзьями, один из них — режиссер-документалист. Я принялся ему рассказывать, что нашел рукопись с мемуарами Светланы, что эта история не дает мне покоя. Он предложил снять фильм о том, как я исследую жизнь своей героини и пишу об этом пьесу. А его проницательная жена сказала: «Нет, это должен быть подкаст!» В итоге он свел меня с продюсерами, которые и помогли превратить эту историю в подкаст.
Вот так все и завертелось. Я хотел доделывать пьесу, но взялся за подкаст. Так что пьеса еще ждет своего часа, я ее не забросил. Кстати, если вы знаете какой-нибудь театр в Латвии, который мог бы нас принять, мы с радостью приедем!
«Медуза» в России теперь не только «иноагент», но еще и «нежелательная» организация. Этот статус — гораздо хуже прежнего. Тем не менее мы продолжаем работать. Нас по-прежнему можно читать. Это безопасно. Здесь — все ответы на тревожные вопросы.
— На момент нашего разговора вышло четыре эпизода из десяти — и уже очевидно (да и вы сами дали понять), что больше всего вас интересует американский период жизни Светланы сразу после ее эмиграции из СССР. Планируете ли вы рассказывать о других событиях, которые с ней происходили позднее: об отъезде в Великобританию, возвращении в Союз и потом вновь в Америку?
— Да, подкаст охватывает всю жизнь Светланы. Но основная часть шоу посвящена периоду с 1968 по 1972 год. Мы потом, конечно, перенесемся и в Советский Союз, и обратно в Америку, чтобы показать, сколько жизненных циклов прошла Светлана и с каким трудом ей давался каждый новый этап, с какими вызовами она сталкивалась и как ей приходилось идти заново по одному и тому же пути. Но в первую очередь меня интересует ее пребывание в коммуне Райта.
— В рецензии The New York Times на книгу Розмари Салливан я встретил такое утверждение: «Есть много примеров того, как Аллилуева, обычно терпеливая, любезная и добрая, становилась параноиком, мстительным и властным человеком, который отталкивает друзей, набрасывается на членов семьи, сжигает мосты, которые многие на ее месте старались бы сохранить». Какое у вас сложилось впечатление, каким человеком она была? Можно ли сказать, что у нее были признаки проблем с ментальным здоровьем, или она просто была сломленной женщиной, которая всю жизнь пыталась уйти от собственного прошлого?
— Я бы сказал, что ни то и ни другое. Она — писательница. Даже если она сама говорила, что не считает себя писателем, она все равно им на самом деле была. Она все время писала. Когда она приехала в Штаты и вот-вот должна была выйти ее первая книга, Светлана жила на ферме у дипломата Джорджа Кеннана. И чем она занималась большую часть времени? Она сидела на чердаке без кондиционера и писала. Писала письма, рассказы, мемуары, работала над переводами.
Забавно узнать, сколько разных известных людей к ней обращались: авторы, политики, президенты. Она вращалась в таких кругах, в которых я никогда в жизни не оказался бы. Она сидела за одним столом с Иосифом, мать его, Сталиным! Когда Светлане было шесть лет, ее мать совершила самоубийство. Думаю, не будет преувеличением сказать, что это была для нее травма, с которой ей пришлось справляться всю жизнь. Возможно, именно из-за этой травмы она была иногда злой и разъяренной, это чувствуется в ее письмах.
Я вспомнил сейчас одну встречу. Я как-то ездил в Аризону, у меня там был тур, который организовала одна театральная компания, ставившая мою пьесу. Вместе с художественным руководителем этой компании мы заодно заехали посмотреть «Талиесин». Нас везла женщина по имени Брэнди. Когда я рассказывал ей про Светлану, она сказала: «Любая женщина, которая выжила в XX веке, — чертова героиня».
И я с этим согласен. Она была жестким человеком. Но когда задумаешься над тем, сколько всего ей пришлось пройти и сколько всего сделать, — да, тут придется быть жестким. Когда я думаю о Светлане, я думаю о сильной женщине, которая билась за возможность иметь свой голос и быть услышанной.
Вы знаете, во многих некрологах Ланы Питерс (под этим именем Аллилуева была известна в США, — прим. «Медузы») говорится, что ее жизнь оказалась трагичной: она была знаменитостью, а закончила жизнь в безвестности. Но на это можно смотреть по-другому. Я встречался с Николасом Томпсоном, который написал ту самую статью [об Аллилуевой], с которой для меня все и началось, а сейчас работает гендиректором журнала The Atlantic. И он мне сказал, что ее жизнь совсем не кажется ему трагичной. Она прожила насыщенную, славную жизнь, большую жизнь американского иммигранта, в которой было множество потрясающих глав. Если оценивать жизнь по тому, какие истории вы о ней можете рассказать, то жизнь Светланы — просто триумф.
Я надеюсь, что история Светланы привлечет внимание издателей и читателей, особенно на фоне противоречивой политики США в отношении мигрантов. И я бы очень хотел, чтобы издатели выпустили наконец для широкого круга «Далекую музыку» о ее пребывании в «Талиесине» и «Книгу для внучек» о возвращении в Россию, которую она написала в 1980-е.
— Давайте еще поговорим про стиль подкаста. Меня зацепило то, как вы о себе рассказываете. Вы фактически еще один главный персонаж наряду с самой Светланой. Уже в начале первого эпизода вы цитируете ее некролог и начинаете шутить о том, что бы написали после вашей смерти. Главное, о чем пишут в комментариях к шоу в Apple Podcasts, — это личность ведущего. Вы изначально задумывали двойную историю — вас и вашей героини? Как бы вы описали свою роль?
— Я в роли Дэна, который одержим Светланой. Вы знаете, я младший сын в семье, мой старший брат тоже очень артистичный — и мне всегда приходилось быть громче него. Мне всегда нравилось выступать, я чувствую, что в этом моя задача, в том числе в этом подкасте. Как я раньше развлекал детей, так сейчас я развлекаю взрослых. Я как бы этим говорю: откиньтесь в кресле и наслаждайтесь поездкой.
Если высчитывать, сколько в подкасте Дэна и сколько Светланы, то меня там, конечно, очень много, потому что это моя личная история. Я почти 10 лет этим занимаюсь. При этом я не авторитетный историк, не специалист по России. Я просто человек, просто еврей и гей, который страстно увлечен этой темой, — я честно говорю об этом слушателям, мое отношение отражается в подкасте. Как только я втянулся в этот проект, я понял, что это будет не сухая документалка про Светлану, а история, рассказанная именно мной.
Кажется, многим людям это зашло, при этом забавно видеть негативные отклики. Кто-то пишет «классная тема, только ведущий очень раздражает своими шутками, так что лучше уж я „Википедию“ почитаю». А я скажу — вперед! Читайте «Википедию», читайте книгу Розмари Салливан, читайте «Братство» Роджера Фридланда и Харольда Зеллмана о «Талиесине», там восхитительная глава о Светлане. Но если вы хотите услышать о ее жизни из уст манерного, громкого еврея, гея, то этот подкаст, эта идеальная шоколадная колбаса — для вас!
На самом деле это мой первый проект, где я на первом плане, раньше я себя так не выпячивал. Ни в сценарии к фильму We The Animals, ни в пьесе Tar Baby, где я был соавтором. С этим подкастом я учусь принимать критику. Не думал, что то, как я веду подкаст, станет поводом для таких жарких споров в комментариях.
— Чувствуете ли вы всплеск интереса в Америке ко всему советскому или российскому на фоне вторжения России в Украину? Задумывались ли вы над тем, как ваш подкаст будет воспринят во время войны?
— Я думаю, то, что подкаст вышел в такое время, просто совпадение. Я ведь начинал изучать биографию Светланы еще в период первого вторжения. Тогда это все никак не было связано с Украиной, хотя я жил в Нью-Йорке, в районе Ист-Виллидж, где исторически очень много украинцев. Но в тот момент я совсем не интересовался Украиной и путинской Россией.
Я вообще мало знал о современной России, у меня были представления обычного американца в духе «США хорошие, Россия плохая». Возможно, именно недостаток знаний и подогрел мой интерес к этой истории, она сама меня нашла, а я погрузился в нее с любопытством дилетанта. Благодаря этой работе я немного лучше стал представлять, что происходит сегодня. Хотя, признаюсь, все равно знаю только малую часть — по сравнению с вами, вы вообще в этом живете… Но я подписался на рассылку «Медузы»! Видите, какой путь? Я заинтересовался Светланой, вы заинтересовались мной, и теперь я читаю ваше издание.
— В эпизодах вы неоднократно подчеркиваете, что вы не профессиональный подкастер, что вам хочется записать какое-нибудь сенсационное интервью или раскопать новые неожиданные факты, как это делают другие, «настоящие» подкастеры. Это такая ирония над подкастингом, над серьезными расследованиями, которые иногда выглядят чересчур серьезными?
— Ну я действительно раньше не занимался подкастами, для меня все в новинку. Я не знал, как правильно действовать. Звонил людям и спрашивал: вы были знакомы со Светланой? А можно я вас запишу для подкаста? Я до сих пор очень нервничаю, когда приходится расспрашивать кого-то о личном, да еще и под запись. Мне страшно, что мои собеседники возьмут трубку и скажут, что я недостоин с ними говорить. Я боюсь, что они будут недовольны тем, как я рассказываю эту историю. Я к такому не привык, ведь я прежде всего писатель, я живу в выдуманных мирах.
Да, я объясняю в этом шоу, что я не подкастер, не журналист. Но это не специальная фишка. Я просто стараюсь быть честным с аудиторией.
— А сейчас вы считаете себя подкастером? Будете продолжать что-то делать в этом формате?
— Да, пожалуй, теперь можно сказать, что я подкастер. Раньше, правда, я боялся себя и писателем-то называть. Если у меня нет ни одной опубликованной книги или постановки на Бродвее, я писатель или нет? А что касается подкастов, то да, я выпустил целый подкаст, так что все честно: я подкастер. Я бы очень хотел продолжить, мы как раз обсуждаем второй сезон. Но пока не знаю, это будет про Светлану или кого-то еще.
Беседовал Александр Садиков