Что ощущали эмигранты первой волны сто лет назад? Сегодня песни на их стихи спели Монеточка, Noize MC, Tequilajazzz, «Порнофильмы» и другие покинувшие Россию музыканты. Премьера на «Медузе»

Если бы сто лет назад вы оказались в Европе, Турции, на Балканах, в Китае или даже Северной Африке — вас поразило бы количество людей, говорящих по-русски. Одни были вынуждены покинуть Россию из-за революций и Гражданской войны, другие — из несогласия с диктатурой большевиков. Отъезд чаще всего был настоящей эвакуацией — в наиболее драматическом смысле этого слова. 

Таксисты, грузчики, мойщики окон, выводчики насекомых, полотеры, секретарши, курьеры, шахтеры, сборщики автомобилей, официанты, разносчики газет, проститутки, наркоторговцы, нищие, бывшие участники Добровольческой армии — а еще профессора, издатели, редакторы, даже политики… Точной статистики не существует до сих пор, но очевидно, что в эмиграции оказались несколько миллионов человек. 

Тем, кто профессионально состоялся до отъезда, было немного легче — вместе с ними уехала большая часть их аудитории, и можно было давать концерты, читать лекции, печататься и издаваться. Из состоявшихся литераторов Россию покинули Иван Бунин, Алексей Ремизов, Марина Цветаева, Дмитрий Мережковский, Зинаида Гиппиус, Марк Алданов, Борис Зайцев, Алексей Толстой, Александр Куприн, Надежда Тэффи, Иван Шмелев.

Младшему поколению, начавшему свой творческий путь в эмиграции и не имевшему заслуг на оставленной родине, довелось писать по-русски в городах рассеяния: Константинополе (Стамбуле), Белграде, Париже, Берлине, Праге, Харбине, Шанхае, Риге, Ревеле (Таллине). 

Им выпали многие испытания и часто трагическая судьба. Нищета, несостоятельность, соблазн возвращением домой или само возвращение, Вторая мировая война, наконец — невстреча с читателем на родине. 

Единственным из них, добившимся мирового признания, стал Владимир Сирин (Набоков). К широкой известности прорвался Гайто Газданов. Многие слышали о поэте Борисе Поплавском. Остальные — все еще ждут встречи с нами, читателями. 

Прозаик и публицист Владимир Варшавский определил свой эмигрантский круг так — «незамеченное поколение». Доводилось ли вам слышать о Юрии Иваске, Вадиме Андрееве, Николае Туроверове, Михаиле Горлине, Раисе Блох, Юрии Мандельштаме, Алексее Эйснере, Довиде Кнуте, Георгии Раевском, Юрии Одарченко, Владимире Смоленском, Лидии Червинской или Сергее Бонгарте? 

Их фарватерами в литературном потоке стали первые поэты эмиграции и непримиримые оппоненты Владислав Ходасевич и Георгий Иванов. Их авторитетом и мерой вкуса — Георгий Адамович. 

Я перечислил только тех поэтов, на стихотворения которых мы сочинили музыкальный альбом «После России». Сотни имен «незамеченного поколения» не вошли в эту работу. 

Надеюсь, нам удалось передать рифму времен через век, а с ней перекличку испытаний, страхов и — надежду! Этим альбомом нам хочется обратиться к опыту вынужденной эмиграции столетней давности — чтоб учесть его сегодня. 

Спасибо, что слушаете!

Я очень внимательно отношусь к тексту: у меня есть внутренние представления о том, как может быть, а как нет, из-за этого мои друзья часто говорят, что я придираюсь. Поэтому для меня работать с хорошим чужим текстом — облегчение. Когда я открыл сборник, я почувствовал себя как в антикварной лавке или в хорошем винтажном магазине где-нибудь в Париже: все хочется взять себе. Я сделал наброски на примерно десять стихотворений — эти строчки, эти авторы идеально ложатся на музыку, даже удивительно, что никто не сделал такой проект раньше. Сейчас я думаю, что, может, самому надо бы сделать целый альбом: когда кладешь эти стихи на музыку, возникает мое любимое ощущение — как будто эта песня была всегда, а ты просто нашел ее, вспомнил.

Мы живем во время оживших воспоминаний и героев прошлого. Все те авторы, которых мы читали, слушали, но могли только абстрактно представить их опыт, теперь живые и вот здесь — от Цветаевой и Пастернака до Довлатова. Мы сегодня можем прочувствовать их опыт сами: боль, разлука, родина, эмиграция, доносы, аресты — мы теперь живем в этой реальности, и отсюда эта литература, эта поэтика выглядит мощнейше, у меня постоянно ощущение гигантов, вздымающихся предо мной во весь рост.

Мы намеренно взяли любовную историю Михаила Горлина и Раисы Блох, чтобы получился дуэт: разговор через расстояния. Мы и записывали нашу композицию в разных городах и странах. А наша дружба с Васей тоже очень давняя и близкая — получилась такая переписка. Куплет — это текст Михаила Горлина «Над синей лунной ночью», а припев — текст Раисы Блох «О, тишина, тишина». Они оба погибли в концлагерях, вдали друг от друга. Сначала он, через год она. Их дочь умерла в шестилетнем возрасте от болезни, когда они с матерью бежали в Швейцарию. Все, что осталось от этих людей и их любви, — немногие сохранившиеся стихи.

Эта песня о тех связях, которые остаются несмотря на войну, время, расстояния и даже смерть. О любви, которая не становится меньше, а даже наоборот. За эти страшные месяцы только это и держало на плаву.

Больше всего в жизни хотел всегда писать песни на чьи-либо стихотворения, но, к сожалению, всю карьеру только и занимаюсь тем, что пишу себе все сам. Так что тут я обрел счастье в этом замечательном дуэте с неизвестным и почившим гражданином печальной судьбы.

Самым ценным для меня в этом стихотворении стало ощущение, будто одновременно тепло и холодно, это самый мягкий гвоздь в крышку гроба. Буду очень доволен, если ничего после этого не напишу, не запишу. Не расстроюсь, если исчезну.

Если и случалось петь стихи, написанные другим автором, то, как правило, я находил способ соединить слова с мелодией — то же чудесным образом случилось с «Песней».

В какой период времени ты бы ни шептал себе эти строчки — в нашем случае я их пропевал, — они всегда будут соответствовать моменту, твоему состоянию «здесь и сейчас». Большего не требуется.

Я думаю, что «Песня» — прекрасный пример того, как каждый по-своему может интерпретировать произведение в зависимости даже от времени суток. Лично я пою о Пустоте, об отсутствии самобытия у всех явлений, но это не точно.

Честно скажу, мне никогда не удавалось написать песню на кем-то когда-то уже написанные стихи. Как правило, они уже имеют какую-то свою внутреннюю музыку и любое вмешательство извне не терпят совершенно. По крайней мере, мне никогда не удавалось найти текст, который попадал бы в мою мелодию, музыкальную фразировку, развитие гармонии и прочие штуки, характерные для какого-то нашего уже привычного почерка. В общем, я этого никогда не умел и с интересом смотрел на удачи других авторов — на мой взгляд, достаточно редкие. 

И вот я с грустью листал сборники поэтов, которым посвящается наш проект, наслаждался текстами, но каждый раз понимал — нет, не мое. Пока вдруг не дошел до «Флагов» Бориса Поплавского. Они просто сами по себе стали «петься» у меня в голове. Плюс система образов и основная эмоция, даже их гамма — это все как будто продолжало то, что мы пытались делать раньше, со всеми тремя моими группами — все говорило на том же языке. Примерно за пять минут появилась и песня.

Я специально не стал читать никаких исследовательских работ и комментариев относительно этого текста, чтобы остаться в неведении и выразить свою личную идею, может, и ошибочную. Для меня эта песня — реквием по России как стране, которая всякий раз в истории норовит самоубиться, празднуя какую-то свою умозрительную метафизическую вечность. В раскаленном и, казалось бы, радостном — как на картинах Дейнеки — киношном «пересвете», «завернуться в флаг и умереть» ©.

Этот, если можно так сказать, лозунг «воскреснуть, вернуться в Россию — стихами» — в этой строчке моя личная вера пересекается с контекстом происходящего. Я хочу верить, что у меня еще будет шанс свободно петь в процветающей стране, которая стремится к свету, а не кладет жизни своих граждан в угоду бессмысленным и жестоким целям.

У Велимира Хлебникова в его «Воззвании председателей Земного шара» есть такие строчки:

А пока, матери, 

Уносите своих детей, 

Если покажется где-нибудь государство. 

Юноши, скачите и прячьтесь в пещеры 

И в глубь моря, 

Если увидите где-нибудь государство. 

Девушки и те, кто не выносит запаха мертвых, 

Падайте в обморок при слове «границы»:

Они пахнут трупами.

И для меня моя страна никогда не ассоциировалась и не будет ассоциироваться с «государством». Страна — это люди, это вот этот самый «соловей» бесконечно поющий за окном, это запах куличей на всю улицу, это первый поцелуй где-то за гаражами тайком от родителей и всего остального мира. 

Для меня эта песня — про любовь и заботу о своей родине. О месте, с которым ты связан на молекулярном уровне. Режиссер Дмитрий Крымов в интервью Кате Гордеевой сказал прекрасную фразу: все, что создавали эмигранты (на примере Бродского и Довлатова), всегда невидимой стрелой возвращается в Россию и становится частью культурного кода. Даже после смерти этих людей все, что они создали, возвращается домой и становится неотъемлемой частью культуры. Поэтому, находясь в сегодняшнем контексте, я очень хорошо понимаю эти чувства. И я хочу продолжать творить для людей из России, потому что я знаю, какие там прекрасные люди. Я вижу их глаза на концертах. И «моя» Россия всегда будет про любовь, а не про смерть. И я буду бороться за ее образ со своей стороны так, как могу.