Перейти к материалам
истории

Сталин умирает, когда умирает страх О чем фильм «Смерть Сталина», который сняли с проката в России? Рассказывает Антон Долин

Источник: Meduza
«Вольга»

25 января в российский прокат должен был выйти фильм Армандо Ианнуччи «Смерть Сталина» — комедия о смерти генсека и борьбе за власть. Однако за два дня до премьеры Минкульт отозвал у картины прокатное удостоверение; министр Владимир Мединский заявил, что фильм в России могут воспринять как насмешку «над всем советским прошлым», в том числе над жертвами сталинизма. О чем на самом деле картина Ианнуччи, которую российские зрители не увидят, рассказывает кинокритик Антон Долин.

Комедия «Смерть Сталина». Все самое важное заключено уже в этих трех словах. Остальное, не исключая собственно фильма, — лишь развернутые комментарии. 

Смерть — то, с чем не принято шутить. Сталин — сакральная для России фигура, приходится признать. Ее сакральность лишь таинственно укрепляется от попыток либерального меньшинства объявить Сталина злодеем, тираном, нелюдем. Он похоронен в Кремлевской стене, куда постоянно несут цветы поклонники; в дни рождения и смерти их поток превращается в гротескную очередь, будто из сорокинской повести. Если о выносе Ленина из Мавзолея речь ведется не первое десятилетие, то место Сталина в иерархии важнейших людей российской истории (это место признал недавний всенародный опрос) остается незыблемым и не обсуждается. 

Что может быть торжественней и монументальней, чем сочетание двух этих слов — «Смерть» и «Сталин»? Ничего. Поэтому, вероятно, только иностранцы смогли себе позволить этот безответственный — и освобождающий, для нас в том числе, — жест: сначала нарисовать о смерти Сталина комикс (это сделали французы), а потом снять по его мотивам фарс (это сделал шотландский режиссер Армандо Ианнуччи). 

«Смерть Сталина», разумеется, не великое и даже не выдающееся кино. Просто хорошее. Ианнуччи остроумный человек, пусть не гений. Такой фильм: в нем превосходные актеры разыгрывают увлекательный исторический сюжет, но «Оскара» картина не получит, в фестивалях толком не участвовала (внеконкурсные программы не в счет), хитом проката не станет. Хотя смысла и толка в ней, пожалуй, больше, чем в дежурных «Темных временах» о современнике Сталина Черчилле. Из простого человеческого желания рассказать вечную и всегда увлекательную историю о смерти диктатора родилась притча о том, как страшное рано или поздно становится жалким и смешным. 

Собственно, оно выглядит таким с самого начала, когда Сталин (Эдриен Маклафлин) за ужином подкалывает своих трепещущих клевретов Хрущева (Стив Бушеми), Молотова (экс-«Монти Пайтон» Майкл Пэйлин) и Берию (Саймон Рассел Бил), и те послушно взвизгивают, испуганно и восторженно одновременно. И уже вовсе не забавно смотреть, как тут же (в той же ненавязчивой условной манере, но уже без смешка) синие околыши хватают без разбора народ из квартир и тащат в застенки, а то и сразу к стенке. Эта неуютная двойственность сохраняется до конца фильма — тоже весьма двусмысленного и отнюдь не напоминающего хэппи-энд, невзирая на обещанное Хрущевым разоблачение «культа личности». 

Сталин умирает не тогда, когда умирает Сталин, и уж точно не 5 марта 1953 года. Сталин умирает, когда умирает страх. Этот тезис фильм Ианнуччи проговаривает настолько отчетливо, что снимает тем самым все возможные претензии к художественной состоятельности и рискованному выбору жанра. 

ВОЛЬГА

«Смерть Сталина» начинается с тишины, за которой следуют звуки Адажио из 23-го концерта Моцарта для фортепиано с оркестром — вероятно, самой прекрасной музыки на земле. По сюжету, ее играет Мария Юдина (Ольга Куриленко), любимая пианистка Сталина и яростная противница его политики, особо не скрывавшая своей позиции. Сталин слышит трансляцию и, очарованный, просит достать ему запись. Вместе с пластинкой Юдина передает записку с проклятиями тирану. Тот ставит пластинку, открывает записку, читает — и его пробирает судорожный смех. А потом он падает на ковер, где его и найдут поутру. 

Сталина (то есть страх) убивают искусство и смех. Куда уж прозрачней. 

Анекдотически поверхностный в одних деталях и досконально точный в других, фильм Ианнуччи позволяет взять необходимую дистанцию. Она избавляет и от магии власти, и от ее страха, а еще дает неожиданную зоркость в самых важных вопросах. Смерть диктатора не знаменует конца системы подавления: лишь ее своевременный камуфляж. Борьба за власть — смешная муравьиная возня, — все равно закончится кровью, которой будут повязаны все ее участники. И то, что это кровь злодея, никак не меняет факта. Вместо катарсиса финал картины — когда уже завершились помпезные похороны, ставшие братской могилой для многих, пришедших поклониться гробу, и на престол взошел новый король, — дает ощущение опустошения. 

Возможно, в конечном счете, не так это все и смешно. Зато хотя бы уже не страшно. 

Антон Долин