Они с ухмылкой ответили: «Чтобы не ходил на митинги всякие» Избитые на московских протестах — о жестокости полиции и Росгвардии

3 августа в Москве прошла очередная акция протеста из-за отказа избирательной комиссии допустить на выборы в Мосгордуму независимых кандидатов. Горожане требуют конкурентного голосования с середины июля. Как и во время массового шествия за неделю до акции на бульварах, сотрудники полиции и Росгвардии блокировали протестующих в центре столицы и задерживали их — причем действовали жестко и нередко с нарушением закона. 3 августа задержали больше тысячи человек, многие протестующие получили травмы. «Медуза» поговорила с несколькими пострадавшими о том, что произошло с ними на акции, и готовы ли они выходить на мирные протесты дальше.

Андрей Статов

35 лет, IT-специалист, был избит при задержании

3 августа я пришел на акцию в поддержку независимых кандидатов. Я стоял у метро на Трубной площади, когда ко мне подошли полицейские в масках и сказали, чтобы я отошел. Я спросил, почему я не могу просто стоять, если мы в демократической стране, у нас свобода перемещения и я ничего не нарушаю. Полицейские моментально повели меня в сторону автозака. У автозака меня начали бить по ногам, я упал на асфальт, но меня подняли и продолжили бить. Я спрашивал, почему они это делают — они с ухмылкой ответили: «Чтобы не ходил на митинги всякие».

У Трубной было очень плотное оцепление, рядов пять-шесть полицейских, так что камеры [журналистов] не могли снять то, что происходит внизу, у земли, видно было только верхнюю часть. Полицейские, скорее всего, это прекрасно понимали и, думаю, поэтому они в том числе себя так вольно там вели.

Потом меня просто взяли и бросили на ступеньки автозака. Я сам не заметил, но остальные задержанные сказали, что при этом раздался грохот. Потом я уже заметил, что у меня на ногах еще и ссадины от ступенек [а не только следы от ударов] остались. До этого я был на адреналине, так что в тот момент ничего не почувствовал.

В автозаке я провел около часа, считая время доставки до ОВД. В отделении я ничего особо дискриминационного не увидел. Единственное — когда с моих слов описывали произошедшее, то полицейские не хотели добавлять факт того, что меня били по ногам. Я отказался подписывать протокол, пока эту информацию не внесут, в итоге ее вписали. Протокол выписали по части 5 статьи 20.2 — как и всем, завтра будет суд.

В ОВД я вызвал скорую, пришла [доктор], сделал укол обезболивающий и ушла. На вопрос, почему меня не госпитализируют, мне ответили, что не тот случай. В отделении мы были ровно три часа. Я уже готовился писать жалобу о том, что нас держат больше трех часов, но тут полицейские выдали паспорта и отпустили. Припугнули еще, сказав, что Следственный комитет едет — мол, не задерживайтесь.

После отделения я еще раз вызвал скорую. Она приехала, сотрудники были уже другие, но они поругались, почему я второй раз скорую вызываю. В скорой оказался интересный водитель, он прямо активно интересовался, действительно ли все так жестко происходило. Видно было, что ему интересно: одно дело, когда ты где-то что-то услышал, другое — когда потерпевший перед тобой. Меня доставили в травмпункт, там выписали справку с диагнозом ушиб мягких тканей правой голени. Про левую ногу, по которой меня тоже били, ничего не написали. Врач сказал, что ничего там не видит.

До этого я бывал на протестных акциях. Кричалок я не выкрикивал, никого не бил, противоправных действий не совершал, совершенно мирно себя вел. Я всегда веду себя на них одинаково, никогда не проявляю агрессии. Моя задача — просто появиться на акции, чтобы была общая масса людей, которые хотят, чтобы их услышали. Я буду продолжать выходить на протестные акции и дальше, но, признаюсь, чувство страха [после задержания и избиения 3 августа] увеличилось.

Виктория Костюк

Мама 17-летнего школьника Александра Костюка — у него обнаружено сотрясение мозга

В субботу Саша сказал, что поедет в центр, он не заявлял прямо, что едет на акцию. В любом случае он знает, что родители его поддерживают, ничего предосудительного в участии в мирной акции нет. Я знаю, что мой сын ничего нарушать не будет.

По словам сына, они вместе с другом вышли у метро «Пушкинская» и пошли по Тверской. Около памятника Пушкину Саша встал, раскрыл Конституцию на 31-й статье и начал ее читать. Скоро к нему сзади подошли полицейские, захватили локтем шею и повалили на землю, ударили по голове в висок. Чем именно били, Саша не видел. Потом четыре человека схватили его за руки и за ноги и понесли в автозак. И пока несли, его продолжали бить, пиная в бок коленками. Друга Саши задерживать не стали, его просто отодвинули.

Из автозака Саша мне позвонил и по первому же слову «мама», я поняла, что произошло — даже не надо было рассказывать. Всего в автозаке сидел 21 человек, из них трое были подростки — мой сын, девочка и мальчик 15 лет. Им до последнего не говорили, куда их везут. Саша присылал мне геопозиции: их сначала возили по Красной площади, потом повезли в сторону конца Ленинского проспекта, затем они развернулись и оказались у метро «Калужская». Я все это время ездила на такси и отслеживала геопозицию, думала, где они в итоге остановятся. Младший сын параллельно скинул мне контакт Павла Чикова из «Агоры», тот связал меня с адвокатом, который сейчас с нами работает — Федором Сирошем.

Когда я приехала в отделение, Саша и другие два подростка уже какое-то время сидели у инспектора по делам несовершеннолетних и ждали родителей. Периодически к инспектору заходил какой-то криминалист, который бросал фразы типа: «Я работу свою люблю, единственное, что в ней меня пугает, — это детские трупы». Не знаю, как расценивать такие беседы.

Примерно через час в отделение приехал наш адвокат, его не сразу пустили. Уже в его присутствии начали заполнять протокол. И в это время Саша почувствовал себя плохо — ему и так было не очень хорошо, а тут стало хуже: он сказал, что кружится голова, перед глазами все плывет, он не понимает, как сейчас будет что-то подписывать. Федор настоял, чтобы в отделение немедленно вызвали скорую помощь — врачи сказали, что Сашу нужно госпитализировать.

Мы заполнили документы и подписали протокол. Протокол, насколько я могу судить, был типовой: там было написано, что мой сын стоял на улице, держал в руках плакат и матерными словами оскорблял власть. Другие подростки из нашего отделения сказали, что им записали то же самое. Когда протокол оформляли, Саша настоял, чтобы в него записали слова о том, что акция, в которой он участвовал, была мирная. Он у меня победитель олимпиад по праву и немного знаком с формулировками. Инспектор сказала: «Ну вы же понимаете, что это административное правонарушение?» Я ответила: «Вы считаете, что это правонарушение, мы считаем, что никакого закона мой сын не нарушил».

Инспектора удивило, когда сын сказал, что он был именно на акции и приехал туда с конкретной целью — почитать Конституцию. Потому что многие говорят: «Я просто гулял, мимо шел». Мальчик пятнадцати лет, который был с нами в отделении, — не москвич, приехал впервые город посмотреть, он вообще только вышел из метро, когда его задержали.

В больнице, где сын с субботы, ему поставили диагноз сотрясение головного мозга, ушиб мягких тканей шеи, плеча, также была ссадина на брови. Сейчас у него сохраняются головные боли, первую ночь после задержания его рвало, но в целом состояние более-менее удовлетворительное. Единственное — он сказал, что помнит все как в тумане. Как говорит врач, если симптомы не будут нарастать, то, возможно, завтра Сашу выпишут. Сейчас мы ждем выписку, нам нужна медицинская документация.

Дальше, конечно, мы не будем это все оставлять просто так, будем отстаивать позицию в суде. Насчет того, будет ли Саша участвовать в подобных акциях в дальнейшем — я, конечно, могу возражать, могу не возражать. Но это же подросток, я не могу его дома закрыть. И если он почувствовал, что с ним несправедливо обошлись, то в любом случае будет отстаивать свои права.

Андрей Кургин

Задержан на велосипеде на Пушкинской площади, полицейские били его дубинками

Я — обычный московский раздолбай. Официально уже лет десять нигде не работаю и не планирую. Перебиваюсь случайными заработками. Ходил на разные протестные акции еще в 2011-2012 годах, но ни в каких движениях не состою. Следил за кампанией в Мосгордуму, оставил подпись за [Дмитрия] Гудкова. Пошел и на эту акцию.

Я и раньше приезжал на акции на велосипеде — это быстро и удобно. Да и полицаям проблема с винтиловом — раньше меня уже задерживали и молотили дубинкой, но когда я был без велосипеда. Ничего более серьезного, вроде уголовного дела [в отношении меня], не было.

На акцию [3 августа] я приехал еще до 14 часов. Катался по бульварам, а потом задержался надолго на Пушкинской площади. Там около 16 часов попал под разгон. В это время там задерживали просто случайных людей. Шла компания полицаев и я тоже попал под раздачу.

Сначала они приняли меня за журналиста. Думаю, из-за жилетки [со светоотражающими элементами] на моем рюкзаке. Я постоянно езжу с ней на велосипеде — это просто вопрос безопасности. Кто-то из полицаев спросил у меня редакционное удостоверение, я не очень вежливо ответил, что я обычный гражданин. Они сказали: «Ах, ты — гражданин!» — и накинулись.

Если бы ко мне подошли и нормально сказали: «Гражданин, пройдемте», — я бы прошел с ними — я не собираюсь драться с ментами. Но они сами создали себе проблему, которую в итоге не смогли решить: меня завалили вместе с велосипедом и начали от него отрывать. Естественно, я вцепился в него, потому что четко понимал — если оторвут, то я и велосипеда не увижу, и в автозак попаду. А велосипед засунуть в автозак все-таки тяжело.

Меня били по каске на голове, по рюкзаку, по ноге, по рукам. Было ощущение, что у полицаев что-то в голове набок съехало — раньше так жестко не задерживали. Было больно, но я не отпускал велосипед. В итоге они подняли его и понесли вверх колесами. Я висел на велосипеде. Наверное, красиво смотрелось, как толпа ментов несет велосипед с человеком на нем.

Возле автозака меня опустили на землю, дали подняться. Внутрь затаскивать не стали, а осмотрели рюкзак и сказали: «Пошел на *** [хрен] отсюда».

После этого я пообщался с еще одним из почти задержанных на акции. Это был выпивший человек, у которого не было правой ноги выше колена. Он никаким боком к протесту не относился, но его схватили, сломали протез во время винтилова и отнесли к автозаку. Во время задержания у него потерялся телефон, я попытался помочь найти его. И потом оставался на Пушкинской, менты в мою сторону рычали пару раз, но задержать больше не пытались.

Я уже зафиксировал повреждения в травмпункте. У меня на ноге здоровая гематома, на руках кожа содрана, другие незначительные травмы. Сейчас вместе с адвокатом из [правозащитной организации] «Зона права» планируем подать заявление в СК.

Думаю, что в России ничего не добиться, но если дойти до ЕСПЧ, то, наверняка, суд будет в мою сторону. Но если мне что и присудят, я отдам это «Зоне права». Мне важны не деньги, а моральная сторона. Чтобы этих придурков хоть как-то наказали. Чтобы признали, что они нарушали закон.

Из-за всего этого я не собираюсь отказываться от акции. Но по поводу 10 августа [когда назначена следующая акция протеста] еще посмотрим — что за акция будет, где, какая погода в конце концов будет. Не могу пока сказать ни да, ни нет. В целом же и дальше буду ходить.