«Они запугивают всех перед массовыми акциями протеста» Директор ФБК Иван Жданов — об обысках у независимых кандидатов и ночном допросе

Вечером 24 июля у нескольких оппозиционных политиков, которым отказали в регистрации на выборах в Мосгордуму, прошли обыски — в том числе у Дмитрия Гудкова и Ивана Жданова. Кандидатов вызвали на допрос в Следственный комитет. Накануне СК возбудил уголовное дело о воспрепятствовании деятельности избиркомов. Там считают, что именно с этой целью в Москве были организованы митинги у здания Мосгоризбиркома и на Трубной площади. О том, что грозит политикам и как действия силовиков скажутся на уличных акциях, специальный корреспондент «Медузы» Кристина Сафонова поговорила с директором Фонда борьбы с коррупцией и кандидатом в Мосгордуму Иваном Ждановым.

— Расскажите о вчерашнем обыске. Сколько человек к вам пришло? Как они себя вели?

— Около 11 [вечера] пришли порядка десяти человек — сложно запомнить, сколько точно, но около десяти. Я недолго сопротивлялся, более-менее быстро дверь открыл. Вели себя более-менее нормально, насколько это возможно в этой ситуации. Главным условием для меня было, чтобы обыск не проходил в помещениях, где находится моя несовершеннолетняя дочка — два года ей. Они пошли на эту уступку. Все остальное как обычно. Искали понятно [что] — технику, документы, телефон. 

— Они объяснили, почему пришли?

— В связи с невозможностью отложить следственные действия. Там [в постановлении об обыске] пояснения нет, почему их нельзя отложить. Но слушайте, мы же все понимаем. 

— А сказали хотя бы, в связи с каким делом у вас обыск проходит?

— В связи с делом о воспрепятствовании осуществлению работы избирательной комиссии, часть 2 статьи 141 [УК РФ]. [На допросе] они спрашивали все: как вы решили пойти на выборы, когда, с кем принимали решение. В общем, все вопросы, связанные с выборами. 

— Вы понимаете, почему вас сразу повезли на допрос, а других независимых кандидатов — нет?

— Это же для устрашения [делается]. Не знаю, может, жребий бросали. Допрос проходил где-то полтора часа. Ночные допросы бывают в исключительных случаях, редко. В отношении оппозиционеров я давно не припомню, чтобы [кого-то] вывезли ночью в СК, в пустых помещениях допрашивали. 

— Насколько я понимаю, вам дали возможность вызвать адвоката. 

— Я его вызвал сразу, как только у меня начался обыск. Приехал он уже на допрос. 

— Вы не стали ничего говорить на допросе?

— Да, все верно. Я считаю, что 51-я статья Конституции — то, чем должны пользоваться в подавляющем большинстве случаев те, кто оказался в подобной ситуации. 

— Понятно уже, кто в этом деле проходит как свидетель, а кто как фигурант?

— Независимые кандидаты пока проходят как свидетели. Пока это дело [возбуждено] по фактам. 

— Как думаете, по какому принципу выбирали, к кому прийти с обыском?

— По принципу — если ты независимый кандидат, к тебе приходят. А из независимых [как выбирали] — не знаю. Мне кажется, нужно быть готовым, что придут еще. Вряд ли они обойдутся только мной, Гудковым и [кандидатом Александром] Соловьевым. 

— Почему обыски и допросы происходят именно сейчас? 

— Потому что они запугивают всех перед массовыми акциями протеста, на которые выходят москвичи. Москвичей разозлили, они вышли на самую большую акцию протеста с 2012 года [то есть волны протестов после выборов в Госдуму в 2011 году] на площадь Сахарова. Понятно, что им [властям] нужно как-то на это реагировать. Реагировать они могут либо силой, либо уступками. Они пошли силой. 

— Думаете, они не ожидали, что на Сахарова 20 июля выйдет столько людей?

— Никто не ожидал, что выйдет столько людей, порядка 30 тысяч (по данным организации «Белый счетчик», на митинг пришли 22,5 тысячи человек — прим. «Медузы»). Думаю, никто не ожидал, ни вы, ни я. 

— У вас есть предположения, почему такая борьба развернулась против независимых кандидатов во время регистрации кандидатов в Мосгордуму? Почему власти не поступили как на мэрских выборах, когда выдвигался Навальный?

— Тогда то же самое было. Сначала было уголовное преследование Навального, было СИЗО Навального. Тогда они поняли, что это еще больше всех раздражает. Люди вышли защищать Навального [на Манежную площадь], когда он в СИЗО был. Его отпустили. Та же самая история: сначала запугивают. А если людей выйдет еще больше, они скажут: «Хорошо, давайте пойдем на уступки», — и будут фальсифицировать [результаты выборов]. 

— Все-таки мэр и депутат Мосгордумы — очень разные должности. И у последнего полномочий в разы меньше. Почему столько усилий предпринимается, чтобы не допустить независимых кандидатов на выборы? 

— Они боятся, чем это еще объяснить?

— А что в этом страшного? Мосгордума, как считается, практически ничего не решает. 

— Боятся, что придут независимые кандидаты. Начнут инициировать правильные законопроекты. Начнут говорить правильные вещи с большой трибуны перед [мэром Москвы Сергеем] Собяниным и еще кем-нибудь. Причем с легитимной трибуны, позади которой стоят люди, которые избрали нормальных кандидатов. Их же [действующую власть] не избирают: они подписи, выборы фальсифицируют. За ними никто не стоит. А тут появятся депутаты, за которыми люди стоят и [которые] вещи правильные говорят. Их это очень беспокоит. 

— Вы наверняка проводили социологические опросы. Насколько конкретно вы опасны для московских властей?

— Конкретно я абсолютно точно могу рассчитывать на победу, если меня допустят в качестве кандидата [на выборы в Мосгордуму]. У меня тяжелые соперники — не такой округ, как у [Любови] Соболь, где нет даже нормальных соперников (Иван Жданов идет от восьмого округа, а Любовь Соболь — от 43-го — прим. «Медузы»). Но если меня допустят, у меня есть хорошие шансы победить. 

— В чем разница между независимыми кандидатами, которых не допустили на выборы, и теми несколькими независимыми кандидатами, которые все-таки прошли?

— Я считаю, они [власти] допускают тех, у кого нет шансов на победу. В смысле у кого не было шансов на победу — сейчас они появились в связи с тем, что [зарегистрированные независимые] кандидаты стали активно поддерживать других независимых кандидатов. Шансы повысились у тех, кто выходил на Трубную, на Сахарова. А до этого власти думали, что это такие кандидаты, которые точно проиграют их сильным [кандидатам]. Их это устраивало. 

— Вернусь к уголовному делу. Как думаете, что дальше будет? Какие перспективы у кандидатов, к которым уже пришли с обыском или вызвали на допрос?

— Сложно сказать. Это не уголовное дело, которое можно юридически расписать и спрогнозировать. В любом понятном уголовном деле есть этапы: обыски, допрос, следственные действия. А это ведь чисто политическое дело. Оно никак не связано со следственными процессуальными действиями. Задача этого дела — запугивать людей. В связи с этим все такое ночное, агрессивное. Какие дальше будут следственные действия, зависит от политического решения где-нибудь в администрации президента — продолжать давить кандидатов или дать им возможность говорить. Это же вопиющий факт.

Сегодня встреча в Совете по правам человека при президенте — это важное формальное действие. Сегодня заседание Мосгоризбиркома — опять же важная формальная вещь. Дальше — ЦИК, обжалование у Памфиловой (глава Центризбиркома Элла Памфилова заявила, что кандидаты в Мосгордуму могут обжаловать решения избирательных комиссий об их недопуске на выборы — прим. «Медузы»). Прямо в этом процессе они вламываются с обысками и допросами. Идет легальный юридический процесс, а они еще добавили в этот процесс силовиков.

Неважно, что будет с этим делом. Важно, что мы делаем то, что считаем правильным по закону, как настоящие независимые кандидаты: идем избираться на выборы, идем на мирные митинги. Как-то даже глупо обращать внимание на то, что они пытаются нас запугивать и на нас давить. 

— Алексея Навального вчера арестовали, на этот раз — на 30 суток. Сам он говорит, что из-за призыва снова выйти на улицу и поддержать кандидатов. Он при этом только недавно вышел. Как вам кажется, сколько практика таких арестов будет продолжаться?

— Пока продолжается. Сколько еще — зависит от людей. Когда их это все настолько достанет, что на улицу выйдет не 30 тысяч человек, а 100 тысяч человек, полмиллиона. В какой-то момент они [власти] добьются того, что это произойдет. И так уже ходишь, агитируешь по округу своему избирательному, «Ненавижу „Единую Россию“» — самый привлекательный лозунг. Когда на улицу выйдет полмиллиона, даже сто тысяч, сотрудники полиции, Росгвардии развернутся и будут на нашей стороне. Они живут в такой же стране, как и мы. Они все прекрасно понимают. Они в какой-то момент почувствуют, что достало всех, и перестанут сажать Алексея и проводить ерунду с ночными обысками. 

— Вы призываете людей выходить 27 июля на акцию и сами планируете в ней участвовать? 

— Конечно. Это абсолютно мирная встреча. Я не вижу ни одной причины, почему я не должен быть в субботу — встречаться с другими кандидатами, быть со своими избирателями.

— Если предположить, что никому из кандидатов не дадут участвовать в субботней акции — судя по ночным обыскам и допросам, возможны и задержания, — выйдут ли на улицу люди?

— Конечно. Людей же это злит. Это главная вещь, которую не понимают власти. Обысками, задержаниями они каждый раз злят людей. Выйдет ядро активистов, но это ядро активистов [становится] все больше и больше. И людей, которых задевает эта ситуация, все больше и больше. Выйдут и без наших призывов. Наши призывы не нужны, люди сами все понимают.