Мы не даем Левиафану съесть невиновных Юристы из «Команды 29» годами воевали с ФСБ в судах, а сейчас защищают Ивана Сафронова и ФБК. Теперь силовики пришли к их лидеру Ивану Павлову — но, кажется, ничего не добились
Обвинение в госизмене журналиста Ивана Сафронова, дело ФБК и десятки других дел, которые заведомо считаются очень сложными — и почти обреченными на обвинительное решение суда. Именно на них специализируются юристы и адвокаты «Команды 29». Из-за этого российские власти фактически открыто объявили их врагами — в конце апреля главу «Команды 29» Ивана Павлова обвинили в нарушении тайны предварительного следствия. С того момента Павлову запретили пользоваться интернетом и мобильной связью. Спецкор «Медузы» Александра Сивцова рассказывает, как работает «Команда 29» в таких условиях и почему продолжает вести самые сложные судебные процессы.
— Зачем ты закрыл окна?
— Окна? Сейчас солнце будет сюда, да и привычка жить за закрытыми дверями, — отвечает адвокат Иван Павлов своей жене Екатерине. И сразу добавляет: — Катя открывает окна, и я их закрываю. С 2001 года привычка закрывать занавески.
Весь 2001 год Павлов прожил во Владивостоке, где работал по делу Григория Пасько — журналиста, которого судили по обвинению в госизмене. Там адвокат заметил, что по городу за ним ходят «топтуны» — сотрудники органов, отвечающие за наружное наблюдение. И начал задергивать занавески, чтобы скрыться от их глаз хотя бы дома. С тех пор прошло 20 лет, Павлов давно вернулся из Владивостока в Санкт-Петербург — но привычка осталась.
Незадолго до интервью с корреспондентом «Медузы» в квартире Павловых прошел обыск. Перед началом разговора Екатерина с улыбкой рекомендует надеть тапочки: в квартире еще не успели прибраться.
На втором этаже двухэтажной квартиры лежит вскрытый сейф — там до обыска хранились документы и охотничье ружье Павлова. Как признается адвокат, его разочаровало, насколько легко оперативники вскрыли его сейф.
В одной из комнат на первом этаже — папки для хранения дисков и несколько плотно набитых пакетов. Папки и пакеты очень заинтересовали полицейских во время обыска, но внутри они нашли только подставки под пивные бокалы: Иван Павлов много лет их собирает. Всего в его коллекции больше тысячи подставок.
Но к своей коллекции — как и к сейфу — Павлов недавно начал относиться иначе: «В Праге на самом старинном блошином рынке я обнаружил чувака, который продавал коллекции пивных подставок. У него было больше, чем у меня. Я загорелся, сколько же это стоит. А он назвал сумму то ли 250, то ли 300 евро… Подожди, вот это все ты мне хочешь продать за 300 евро? Энтузиазм пропал, потому что наследники особо спасибо не скажут».
Теперь Павлов в шутку говорит, что подумывает построить из подставок «стену на даче». Там, за городом, у него живут два лабрадора коричневого и белого цвета, Изи и Хардик.
Помощь государству
Иван Павлов — глава «Команды 29», неформального объединения адвокатов, юристов и журналистов. Адвокаты и юристы работают над делами, которые касаются свободы информации (статья 29 Конституции РФ) и госбезопасности (глава 29 Уголовного кодекса РФ); журналисты выпускают об этой работе подкасты, тексты, видео и спецпроекты.
Существует «Команда 29» на пожертвования. Также адвокаты получают гонорары от дел, которые ведут на коммерческой основе.
Некоторые юристы «Команды 29» работали с Павловым в его предыдущей организации — в «Институте развития свободы информации» (ИРСИ).
Павлов основал ИРСИ в 2004 году. Организация пыталась добиться, чтобы российские ведомства стали более открытыми. Например, ИРСИ удалось через суд обязать федеральные органы власти запустить собственные сайты. «Я помогал государству, и отчасти государство эту помощь принимало. Был запрос на открытость… В то время мы загоняли власть в интернет всеми силами, понимая, что в интернете они должны раскрываться, становиться более прозрачными, и от этого будет польза. Власть в результате пришла в интернет и, к сожалению, через какое-то время стала вести себя как слон в посудной лавке», — вспоминает Павлов.
С уходом Дмитрия Медведева с поста президента исчез и запрос со стороны власти на открытость. В ноябре 2012 года в России вступили в силу поправки к закону «О некоммерческих организациях», которые позволили Минюсту признавать НКО «иностранными агентами», если те получают финансирование из-за рубежа и занимаются «политической деятельностью». В 2014-м в список «иноагентов» внесли ИРСИ. «Политической деятельностью» Минюст посчитал, например, участие Павлова во встрече с Бараком Обамой на саммите G20 в Петербурге в 2013 году.
После включения ИРСИ в список «иноагентов» Павлов и команда закрыли организацию — и создали «Команду 29».
«С 2014 года политика государства изменилась кардинально, ни о какой свободе информации речи и не шло. Принимались законы, которые только ограничивали это право. А деятельность, которую мы делали, уже не нужна была государству», — вспоминает адвокат Евгений Смирнов работу в ИРСИ.
Смирнов — ученик и постоянный партнер Ивана Павлова во всех судебных процессах. В разговоре с «Медузой» он поясняет, что пошел учиться на юриста, потому что «особо не было выбора»: с седьмого класса Смирнову нравились обществознание и история, профильные для юридических факультетов предметы. Да и дома среди друзей семьи и родственников было много прокуроров, следователей, нотариусов и судей. «Я с детства понимал, как что работает, кто чем занимается», — подчеркивает Евгений.
Смирнов участвует в судах с 2009 года и с грустью отмечает «постоянную деградацию судебной системы». «Можно посмотреть на судебную статистику по количеству оправдательных приговоров в нашей стране — она составляет сотые доли процента. А оправдательный приговор — это лакмусовая бумажка всей системы».
Смирнов уверен, что значимые решения судами сейчас и вовсе не применяются: «Вся система настроена лишь на то, чтобы правильно оформить решение, соблюсти сроки, подписать документы. Вдаваться в существо спора и анализ ситуации никто не хочет. Адвокаты остаются единственным криком во всем этом бардаке, чтобы хоть как-то привлечь внимание к происходящему».
«Пришла домой и плакала маме»
Иван Павлов и его жена Екатерина познакомились в 2014 году — на том самом суде, по итогам которого ИРСИ объявили «иностранным агентом». Екатерина тогда работала специалистом аналитического отдела в аппарате уполномоченного по правам человека в Петербурге.
Екатерина пошла в суд впервые — чтобы написать омбудсмену отчеты о проходящих процессах — и сразу попала на слушание по делу ИРСИ. «Меня поразил стиль выступлений Ивана. Четкий, по существу, с легкой иронией. Он своими шутками не задевал и ни в коем случае не старался обидеть оппонента, но это было колко и очень остроумно. Цепляло, но не принижало», — вспоминает Екатерина в разговоре с «Медузой».
Она была уверена, что дело обернется в пользу ИРСИ. А когда фонд признали «иностранным агентом», заплакала: «До этого месяцами я рассказывала маме: „Там такой адвокат, такой процесс, там точно все будет хорошо“. Потом пришла домой и плакала маме».
Иван и Екатерина продолжали пересекаться в судах, а в 2016-м начали встречаться. К тому времени Екатерина сменила работу и проходила испытательный срок как советник генконсульства Норвегии.
Они начали жить вместе. Через полгода Иван и Екатерина решили вместе поехать в Грузию. Екатерина должна была лететь из Петербурга, а Иван — из Москвы. Но в аэропорту девушку неожиданно задержали. В ФСБ тогда объяснили, что получили анонимный звонок о том, что она везет в Грузию наркотики. Екатерина успела позвонить Евгению Смирнову и согласилась пройти досмотр — но только с понятыми и в комнате, где есть камеры. «Я сижу, у меня чемодан, рюкзак, много карманов. А если они говорят, что будут искать наркотики, значит, [у них] должны быть заготовлены наркотики», — поясняет Екатерина.
Павловы шутят, что именно это задержание привело их к свадьбе.
— Чтобы представить [в соцсетях и СМИ], кто я ему, что меня задержали и предать это гласности, ему пришлось сказать, что я его невеста, — улыбается Екатерина.
— Может, она подстроила все! Но было явно некомфортно, — шутит Иван.
— А я тогда не поняла даже, что это было предложение, — качает головой Екатерина («официальное» предложение Павлов все-таки сделал, но позже).
Когда адвокат Евгений Смирнов приехал в аэропорт, а информация о задержании Екатерины появилась в СМИ, сотрудники ФСБ оттуда исчезли. Девушку отпустили. Однако сотрудники аэропорта допустили утечку: кадры с камеры видеонаблюдения, как Екатерина раздевалась для обыска, попали в местные издания.
— Что их интересовало: наши отношения с Иваном — мы только начали вместе жить — или моя работа в генконсульстве Норвегии, куда меня еще окончательно не взяли? Я не знаю, — рассказывает девушка.
В 2019 году Екатерина ушла из консульства и пошла на курсы стилистов. Сначала просто чтобы оптимизировать свой гардероб. Но в итоге увлеклась и стала работать стилистом (одновременно она пишет диссертацию и преподает курс по правам человека в Высшей школе экономики).
— С работой с правами человека можешь годами биться и не видеть результат, — говорит Екатерина и оглядывается на Ивана. Тот молчит, а она с улыбкой пожимает плечами: — Так и есть ведь!
— Кому ты рассказываешь? Я могу показать свою биографию, там есть результаты, — отвечает Павлов.
— А тут ты подобрал гардероб — и клиент счастливый, у него в голове порядок, моментальный результат. И самое главное, ты даришь радость людям. И моя жизнь стала спокойнее, — заключает Екатерина.
Тайные революционеры в белых воротничках
Старший юрист «Команды 29» Дарья Сухих машет из окна четвертого этажа бизнес-центра в районе петербургского Обводного канала. Пять лет назад местный Пятый канал показал его крупным планом в репортаже под названием «Как продавать родину», посвященном «Команде 29».
В видео саркастичный закадровый голос с интонациями следователя произносит: «По словам бывшего сотрудника „Команды 29“, здесь собираются тайные революционеры в белых воротничках, стремящиеся разжигать недовольство властью и госорганами любыми способами».
После выхода этого ролика у «Команды 29» временно испортились отношения с другими арендаторами бизнес-центра, но более серьезных последствий не было.
Сейчас офис «Команды 29» состоит из переговорной, изолированного кабинета и двух комнат. В одной работает редакция медиаотдела, в другой — юристы и адвокаты. Рядом со входом круглый стол с двумя стульями. Над ними на стене большая карта России. Офис напоминает скорее библиотеку, куда часто приходят работать люди, чем современный коворкинг или деловой центр.
Столы адвокатов стоят в окружении стеллажей с документами: некоторые из них открыты, на других написано «адвокатская тайна». Именно эта надпись спасла часть документов во время обысков 30 апреля. По закону сотрудники полиции не имели права открывать шкафчики других членов «Команды 29», так как их документы не имеют отношения к Павлову. Бумаги действительно не тронули. В основном полицейские забрали рукописные документы Павлова. И зачем-то увезли с собой мешок земли для цветов.
Сотрудники «Команды 29» приходят в офис не каждый день. «Карантин нам показал, что можно и по-другому работать, не обязательно каждый день встречаться», — объясняет Дарья Сухих. И тут же добавляет: «Хотя после [обыска] 30 апреля мы снова чаще встречаемся».
Сухих работает с Павловым с 2009 года. Незадолго до этого она получила диплом юриста и переехала в Петербург из Красноярска. Устроилась юристом в коммерческую фирму. Из-за кризиса быстро пришлось искать новую работу — и Дарья случайно узнала, что в команде ИРСИ есть вакансия. Пройдя собеседование, Сухих начала работать с Павловым, о котором тогда еще ничего не знала.
«Но я быстро поняла, что мне повезло. Начинающему юристу от него можно набраться не только колоссального практического опыта, но и ценностных установок, которые важны, если хочешь защищать право как фундаментальную ценность», — вспоминает Дарья.
Госизмены и небольшие победы
Многие юристы «Команды 29» называют Ивана Павлова своим наставником и учителем в юриспруденции. При этом сам Павлов с детства хотел быть военным — как его отец и дед. Но спортивная травма помешала на экзаменах, а друг предложил вместе подать документы в Ленинградский электротехнический институт (ЛЭТИ). В 1992 году Павлов получил диплом программиста, а потом решил получить второе, уже юридическое образование — но продолжил применять в уголовных делах строгую математическую логику.
Своими учителями (которых называет «глыбами в профессии») Павлов считает адвокатов Артемия Котельникова, Генри Резника и Юрия Шмидта. Именно Шмидт заметил интерес Павлова к разделу права о свободе информации и в конце 1990-х пригласил его поучаствовать вместе с ним в одном из уголовных дел.
Шмидт и Павлов защищали Александра Никитина — эколога и бывшего руководителя группы инспекции ядерной безопасности атомных установок Минобороны. ФСБ обвиняла Никитина в государственной измене за публикацию доклада «Северный флот — потенциальный риск радиоактивного загрязнения региона». 20 декабря 1999 года суд полностью оправдал Никитина.
Это дело во многом определило дальнейшую карьеру Павлова — со временем он стал считаться одним из главных в России специалистов по делам о государственной измене. Например, Иван Павлов и Евгений Смирнов вместе с Сергеем Бадамшиным добились освобождения матери семерых детей Светланы Давыдовой. В апреле 2014 года Давыдова ехала в маршрутке в городе Вязьма и услышала разговор военного. Тот говорил, что его воинскую часть отправляют в Донбасс. Женщина испугалась, что начнется война, и позвонила в посольство Украины в Москве, чтобы рассказать об услышанном. Давыдовой предъявили обвинения по статье 275 УК РФ — государственная измена.
Но «Команда 29» ведет не только дела о госизменах. В 2014-м адвокаты вместе с «Мемориалом» добивались того, чтобы историку Никите Петрову предоставили для исследования информацию о репрессиях в 1945–1953 годах.
По закону «О гостайне» от 1993 года эти данные должны были раскрыть, так как документы не могут быть секретны дольше 30 лет. ФСБ же настаивала на том, что закон не распространяется на данные, которые засекретили до 1993 года. Также ФСБ указывала, что у документов времен СССР свои сроки секретности. И чтобы узнать эти сроки, нужны другие документы, которые их устанавливали. Но они тоже засекречены. «Это значит, что документы могут быть вечно на секретном хранении», — вспоминает Дарья Сухих.
Однако Конституционный суд поддержал юристов. По его решению, любой человек может получить доступ к общественно значимым документам, которые получили гриф секретности более 30 лет назад.
Сухих вспоминает, что решение Конституционного суда по делу Никиты Петрова было победой «Команды 29», но лишь небольшой. Дело в том, что Межведомственная комиссия по защите гостайны может продлить срок секретности, если сочтет, что раскрытие информации несет «угрозу национальной безопасности». Именно так и произошло с информацией о репрессиях, которую хотел получить Петров, — ее засекретили до 2044 года.
В 2018 году старший юрист «Команды 29» Максим Оленичев добился изменений в регламенте доступа к тайне усыновления. Традиционно приемным детям не сообщают, кто их биологические родители. Оленичев представлял интересы жительницы Челябинска Ольги Ледешковой — ей диагностировали генетическое заболевание, и для постановки верного диагноза нужны были данные от биологических родителей. Но так как Ледешкову удочерили, ей отказывались сообщать, кто ее биологические родители.
«Мы говорили, что у нас есть важная причина, и если мы не получим информацию, то человек умрет», — вспоминает Оленичев. В итоге юрист с подзащитной дошли до Верховного суда. Тот установил, что если есть уважительная причина, то ЗАГС должен предоставить запрашиваемую информацию.
Три точки опоры
Юристы «Команды 29» говорят, что в своей работе опираются на профессионализм, гласность и иронию. «В стране право работает неадекватно и надо использовать не только юридические подходы. Кажется, что сейчас власть на обвинения в нарушении прав человека и основополагающих принципов не отреагирует или скажет: „Да-да-да, мы именно такие“. Но стоит только власть поставить в позицию смешного, сказать, что король голый, — и что-то начнет происходить», — объясняет Павлов.
В пример он приводит одно из самых ярких дел «Команды 29» — о «сочинских госизменницах». В 2014 году жительницу Краснодарского края Оксану Севастиди обвинили в госизмене и отправили в тюрьму на семь лет. Причиной стало СМС-сообщение: в 2008 году мимо нее проехал открытый состав, груженный военной техникой, направлявшийся в сторону Абхазии; Севастиди написала об этом знакомому из Абхазии.
«Мы представляли все в таком свете: ядерная держава, а гостайна в эсэмэске от женщины, которая продает хлеб на рынке. И именно она знает все наши гостайны? Для этого достаточно просто посмотреть на поезд? Это грустно? Грустно. Но смешно», — рассказывает Павлов.
О Севастиди заговорили незадолго до ежегодной пресс-конференции Владимира Путина. У президента даже спросили о ситуации с ней. В результате Путин лично подписал указ, чтобы Севастиди освободили.
Севастиди не единственная, кто оказался такой «госизменницей». Кроме нее, «Команда 29» защищала еще трех женщин, которые тоже отправили своим знакомым в Грузию СМС о том, что видели открытый состав с военной техникой. Двух из них помиловали, третья вышла на свободу после пересмотра дела Верховным судом.
«Мы не борцы с режимом и никого не свергаем»
Весной 2021 года «Команда 29» вошла в дело о признании ФБК экстремистской организацией. В разговоре с «Медузой» Павлов подчеркивает, что гордится работой по этому делу: «Алексей Навальный молодец. Просто даже за то, что он вернулся [в Россию]. Многие говорят, что это ошибка. Но он вернулся в свою страну, он победитель. Пусть уезжают они, а это наша страна. Мы ее не отдадим без боя».
«Когда мы взяли дело ФБК, я разговаривал с Павловым. Говорю: „Ну понятно, ничего не получится, а чего мы хотим добиться?“ А он смотрит и не понимает вопроса: „В смысле ничего не получится?“ Никто не понимает здесь, что значит заранее проигрышное дело», — рассказывает «Медузе» глава медиаотдела «Команды 29» Максим Заговора. И напоминает: любимая поговорка Павлова — «давайте не падать до выстрела».
Заговора присоединился к «Команде 29» в ноябре 2020-го. До этого он пять лет был главредом канала «Кино ТВ»: «С одной стороны, это работа мечты: ты ездишь по Каннам, Венециям, общаешься с режиссерами и артистами. Но последние годы ты видишь, что задерживают одного, второго, приходят к третьему. А все, что ты можешь сделать в этой ситуации, — посоветовать хороший фильм», — рассказывает Максим.
Когда Заговора объявил жене, что собирается работать в «Команде 29», та «всплеснула руками» и сказала, что Максима либо скоро посадят, либо он выгорит психологически. Пока ни того ни другого не произошло: «Но ты не очень успеваешь на эту тему рефлексировать. Есть задачи, которые кажутся и по-человечески интересными, и по журналистике. И ты решаешь их одну за другой».
Раньше медиаотдел «Команды 29» выполнял роль пресс-службы, но с осени 2020 года стал полноценным небольшим медиа из пяти человек. Например, они выпускают подкаст «Прецедент России», где изучают новые законы и приговоры — и объясняют, как они влияют на жизнь россиян.
«Важный принцип: мы не борцы с режимом и никого не свергаем. Мы рассказываем об особенностях общественно-правовой жизни. Я, как человек без юридического образования, смотрю на каждое дело как на документальный сериал Netflix», — объясняет Максим.
«Неудобства, но не смертельные»
Несмотря на то, что 30 апреля обыски прошли не только в офисе «Команды 29», но и дома у Ивана Павлова, а также в гостинице в Москве, где он находился, юристы подчеркивают: они были к этому готовы. «Мы ожидали, но не знали, когда это произойдет», — признается Максим Оленичев. «Это не шокирующе», — подтверждает Евгений Смирнов.
Сейчас Павлова обвиняют в разглашении тайны предварительного следствия по делу журналиста Ивана Сафронова. Ему грозит арест на срок до трех месяцев и лишение адвокатского статуса.
То, что уголовные дела «Команды 29» содержат гостайну, привычно для юристов. Обычно у защитников берут подписку о неразглашении этой тайны. Еще одна подписка — о неразглашении тайны предварительного следствия. Адвокаты «Команды 29» не дают ее принципиально, потому что по ней любую информацию во время предварительного следствия, которую следователь посчитает лишней для всеобщей огласки, можно признать тайной. По закону же защитник не обязан давать такую подписку, подчеркивают в «Команде 29». «Если адвокату все будет запрещено разглашать, это свяжет его по рукам в плане публичной гласности, что в корне противоречит роли защитников», — объясняет «Медузе» Дарья Сухих.
Ранее Минюст уже дважды направлял в адвокатскую палату Санкт-Петербурга требование привлечь Павлова к дисциплинарной ответственности за отказ от подписки — оба раза палата отказывала Минюсту.
С 30 апреля Павлову запрещено пользоваться телефоном и интернетом. В «Команде 29» подчеркивают, что общаться с Павловым теперь можно только лично. «Неудобства, но не смертельные», — рассказывает Сухих.
На все сообщения и звонки за Павлова отвечает его жена. Когда Екатерины нет рядом, а ей самой нужно связаться с мужем, она обращается к другим юристам «Команды 29», которые могут быть с Иваном. «Зато теперь вся команда знает, какая у него диета, какие у него дела в банке. Личная жизнь уже стала предельно публичной для нашего окружения, которое помогает нам коммуницировать», — смеется Екатерина.
Как говорил Жванецкий, «не дождутся»
Сотрудники «Команды 29» подчеркивают: они готовы, если придут с обысками и к ним. «Если случилось с Павловым, то может случиться со всеми. Мы в состоянии боевой готовности. Это заставило нас встряхнуться», — рассказывает Дарья Сухих.
У Дарьи трехлетняя дочка. Когда дочь только родилась, Сухих на два года ушла с работы, но уже вернулась к практике. «Самое страшное — меня физически могут с ребенком разделить, если начнется какое-то давление на команду. Но, живя в нашей стране, нельзя быть застрахованным. Жизнь показывает, что, если ты работаешь продавщицей в Сочи, ты не меньше рискуешь, чем работая в правозащитной команде. А если все время об этом думать, можно сойти с ума», — поясняет Сухих.
Ни Павлов, ни другие юристы «Команды 29» не собираются уезжать из России, они продолжают работу. Например, сам Павлов регулярно ездит из Санкт-Петербурга в Москву, чтобы навещать своих подзащитных в СИЗО. Кроме того, к некоторым процессам привлекают адвокатов не из «Команды 29» — так в дело ФБК вошел Илья Новиков.
«Это атака не на нас, а на наших подзащитных. Они хотят оставить их без защиты, а мы просто на пути, препятствие, мы не даем этому Левиафану съесть невиновных людей», — рассказывает Павлов. «Все равно мы придумаем, как работать в этих условиях. Как птица феникс: нас хоть и убивают, мы возрождаемся из пепла», — добавляет Евгений Смирнов.
Смирнов замечает, что обвинение только добавило Павлову азарта — и тот работает не останавливаясь. «Поддержка, которую я получил, превзошла мои скромные ожидания. Даже среди оппонентов в профессии я нашел поддержку. Это говорит о том, что „блин, Павлов, иди работай“. Как говорил Жванецкий, „не дождутся“, — улыбается Павлов. — Даже если меня лишат статуса адвоката, сейчас в команде работают молодые адвокаты. Они еще зубастее меня. На смену придут такие отморозки в хорошем смысле, что им мало не покажется».
Автор: Александра Сивцова
Редактор: Павел Мерзликин