Как «Каста» говорит о политике и почему не зацикливается только на ней Интервью Влади и Шыма — о пропаганде, «иностранных агентах» и харизме в рэпе

В последние годы группа «Каста» выпустила сразу два альбома: «Об изъяне понятно» (2019) и «Чернила осьминога» (2020) — в каждом из них нашлось место и личным переживаниям участников группы, и «социальному» рэпу о событиях в России и за ее пределами. Концерт «Касты» в Минске перенесли уже во второй раз (теперь его ждут в апреле). 23 апреля группа должна сыграть большой концерт и в «ВТБ-Арене» в Москве — хотя недавно площадка отказала в проведении концерта Noize MC, который, как и «Каста», высказался в защиту Алексея Навального. «Медуза» поговорила с Шымом и Влади о том, как «Каста» чувствует себя в современной России — и почему они не хотят концентрироваться только на политических заявлениях.

— Вы собираетесь снимать клип на песню «Под солнцем затусим». Как вы решили использовать в этой песне семпл из песни «Tavs sauciens» Раймонда Паулса?

Шым: Короче, я накурился. И стал семплировать пластинки. Это было очень давно — наверное, лет 16–17 назад, Влад точнее скажет.

Влади: Сейчас я вспомню, когда ты накурился, секунду.

Шым: (Смеется.) Да. Попался такой фрагмент, я обратил в первую очередь внимание на грув, на барабанную партию — она необычная для советской эстрады, немножко трясожопная. И после того как я этот фрагмент зациклил, оказалось, что очень удачно внутри него циклятся латышские слова. Потом мы впервые послушали семпл вместе со Змеем, и стало понятно, что надо придумывать русскоязычные аналоги для этих слов. Мы на это потратили 12 лет.

— Шым, вы говорили, что самый популярный трек из нового альбома «Касты» «Чернила осьминога» с большим отрывом — «Годы неправды». На него тоже планируете снимать клип?

Шым: Планируем, еще не сняли.

— Почему в последнем альбоме социально-политических песен меньше, чем в предыдущем?

Влади: Дело в том, что жизнь многогранна. И мы думаем и творим в разных направлениях.

Шым: Влад точно сказал. История русского рока хорошо иллюстрирует, что если мы, рокеры, все вместе навалимся на социально-политическую тему, то, когда Советский Союз развалится, большинству из нас нечем будет заниматься. Мы разучимся писать что-то другое. Кто-то сможет писать «Аргентина — Ямайка 5:0» с большой фигой в кармане. А кто-то перестанет существовать как культурная единица.

— Поэтому вы стараетесь быть максимально разносторонними.

Влади: Вряд ли поэтому. Скорее потому, что объективная, окружающая нас реальность действительно содержит много чего. Было бы примитивно и скучно переводить все творческое время только на один аспект. 

Шым: Тут действительно много векторов. Ведь мы же еще группа. Как Влад говорит — жизнь разносторонняя: у каждого из нас возникают идеи и эти идеи выносятся на обсуждение. Они зачастую выигрывают у простой, но работающей идеи — а давайте-ка снова похаем советскую власть.

— У вас ведь в группе решения принимаются большинством голосов? Когда два на два, приходится спорить?

Влади: Да. Когда два на два, тяжелая ситуация. Приходится…

Шым: Подкупать.

Влади: Кого-то перетаскивать. В исключительных случаях мы привлекаем нашего главного коллегу [концертного директора] Руслана Муннибаева. 

— В 2017 году в интервью «Дождю» вы упомянули, что упрашивали Змея поучаствовать в нем неделю. У него изменилась позиция или он до сих пор не очень любит говорить о политике?

Влади: Он до сих пор сложно поднимается на громкие протестные высказывания. Но если идея песни такая, что даже Змей согласен в ней участвовать, значит, она действительно сильна.

— У вас во второй раз перенесся концерт в Минске — с 12 февраля на 9 апреля. Официальная причина — «отсутствие регулярного авиасообщения с РФ». Но как раз за пару дней до нашего разговора возобновилось железнодорожное сообщение. Вы на поездах уже не ездите?

Влади: Предполагаю, что решение о возобновлении сообщения [с Беларусью] мы ждали несколько раньше. Нужно было что-то решать — так как сообщения еще не было, мы проанонсировали новую дату. Но если поговорить о самих перспективах минского выступления — я совершенно не удивлюсь, если вернусь в Россию намного позже, чем через день или через два после концерта. Я не удивлюсь, если буду задержан или мы будем задержаны и возвращены в Россию гораздо позже.

Шым: Концерт-ловушка, чтобы нас поймать и задержать? Мне кажется, им проще запретить [концерт].

Влади: Это не концерт-ловушка. Это инициатива регулярных организаторов концертов. Здесь не присутствует государство. Но ничего же не помешает белорусским властям обратить пристальное внимание на нас.

Шым: Влад, хочу тебе привести вот какую мысль. В Беларуси все регулируется звоночками. Там звонят, предупреждают: «Мы вам не советуем». У меня есть знакомый, достаточно публичный человек. Недавно с ним случился запой, и он начал, прошу прощения, ***** [матом] крыть Лукашенко и всю современную Беларусь. Первое, что началось, — это звоночки. Ему начали звонить и предлагать удалить эти посты. Также в звоночках сообщалось о возможных действиях.

Это я к чему: если мы нежеланная группа там, организатору об этом сообщат. А так, чтобы нас задерживать за выступление…

Влади: У нас ведь есть песня ровно о том, за что в Беларуси задерживают огромное количество людей.

Шым: Я понимаю. Мне кажется, это очень неразумно. [Если нас задержат] это значит, что о нашей песне узнает гораздо большее количество людей.

Влади: Так это же в целом все неразумно.

— Вы сейчас общаетесь с Максом Коржом, который был подписан на ваш лейбл Respect Production? Что-то думаете о его знаменитом посте в инстаграме, в котором он призывал остановить протесты в Беларуси? 

Влади: Не общаемся, потому что он редко отвечает, не реагирует на сообщения сразу. А мне как раз-таки привычно в переписках, звонках получать быстрый фидбэк. Между нами не было никакого охлаждения отношений.

О его посте у меня впечатление вопросительное. Я не понял, что он хотел сказать. Он использовал еще какие-то песни [где намекал на происходящие события] — ничего не понятно. Что он об этом думает, мне неизвестно. Людям он это не донес. Вероятно, у него была огромная необходимость сказать хоть что-нибудь. Так он разыграл эту возможность — вроде бы сказал что-то, но ничего и не сказал.

Шым: Не думаю, Влад, что теперь тебе напишет Макс Корж.

Влади: (Смеется.) Да нет, почему же. Мы с ним запросто можем пообщаться на любые темы. На эту тоже. Но я понимаю, что для любого жителя Беларуси — особенно для сверхпопулярного артиста — есть огромный риск, что в один миг все может закончиться. Ты что-то сделал, не придал этому существенного значения, но на этом все для тебя закончилось на несколько лет. В Беларуси сейчас так. Поэтому, разумеется, я никого не осуждаю. Это если предполагать, что все находятся по одну сторону баррикад.

— В зарубежном рэпе есть понятие «conscious rap» — социальный рэп, политический рэп.

Влади: Сознательный.

— Какой был, по-вашему, первый сознательный трек «Касты» в истории? 

Влади: «Рефлекс борьбы»? Мы оппозиционная группа с самого начала! (Смеется.)

— Почему вы решаете говорить об этих вещах вслух, в отличие от многих ваших коллег?

Влади: Наверное, потому что мы взрослые и нам кажется очень странным об этом молчать. Взрослые и нетупые. Не в прагматичном смысле — возможно, очень тупо говорить об этом вслух, это ведь угрожает личной свободе. Мы не тупые лишь в том смысле, что не можем воспринимать пропаганду. Мы на нее смотрим и понимаем, что власти, по сути, пишут заголовок во всех новостях на весь экран: «Вы смотрите это, и вы имбецилы». Какое бы содержание там внутри ни было, это неважно. Такой титр на весь экран я вижу в любой агитации властей.

— Практически вся история группы «Каста» прошла при Владимире Путине. Когда вы начали замечать и задумываться, что что-то не так? Уже в 2011-м Влади говорил, что Ходорковского держат взаперти несправедливо.

Влади: Видимо, я тогда с какими-то материалами ознакомился и сделал такое заключение.

Я помню, когда изменился президентский срок, мне уже это показалось странным. Почему президент меняет себе президентский срок? Это же фактически означает, что он может поменять его на любой срок. На пожизненный. Это означает, что политическая система содержит в себе существенный порок. И может случиться изменение политического устройства — переформатирование в монархию.

Шым: Это свидетельство об автократии — человек сам себе выстраивает некие правила. Я проснулся в 2014 году, когда по Ростову покатили танки. Через наш город проходит железная дорога. Каждый ростовчанин, живя своей ростовской жизнью, ежедневно мимо этой железной дороги проезжает, примерно представляя себе ее загруженность и содержание проезжающих по этой ветке объектов. Обычно там товарные, пассажирские поезда.

А тут на фоне заявлений «нас там нет», «это внутренний конфликт» и прочее — весь город видит военную технику. На железнодорожных платформах — танки, гаубицы, ракетницы. При этом понятно, в какой стороне находится Украина. И эти составы едут и едут, а потом они начинают стоять в очереди у всего города. Видимо, уже некуда ехать. И все слышат эти разговоры — «нас там нет». Тогда меня включила эта ситуация. 

До этого я был не то чтобы аполитичен — но у меня было ощущение, что да, Владимир Владимирович, может, перегибает, но все-таки были 1990-е, было не кайф, а теперь… Какой-то внутренний взаимозачет плюсов и минусов у меня шел. А когда началась история с Украиной, я понял, что это перебор.

— Оксимирон, с которым у вас долгая история вражды, тоже выходит на митинги. Вы не помирились на этой почве?

Шым: На этой почве — нет. Мы хотели ему вломить ***** [по шее] на одном концерте, все для этого было подготовлено, но Влад вмешался в самый неподходящий, на наш с Хамилем и Змеем взгляд, момент. И свел это дело к словесному урегулированию конфликта. Оксимирон извинился персонально перед каждым. С тех пор мы несколько раз разговаривали по телефону. [В 2018 году] был концерт в поддержку Хаски — Окси, по-моему, его и организовывал. Мы сказали, что хотим выступить, но было слишком много желающих [и мы на него не попали].

— Хамиль как-то сказал о текстах ваших песен: «В плане закона у нас вообще комар носа не подточит». Возникло ощущение, что вам приходится консультироваться с юристами.

Влади: Теперь, по-моему, можно подточить нос. У нас же есть денежные поступления от YouTube, а это американская компания. Она иностранная. Мы сейчас находимся в очень рискованном положении. По сути, мы «иностранные агенты». Многие стриминговые сервисы иностранные. Мы получаем от них деньги. Все, мы теперь «иностранные агенты». И нас могут посадить, кажется, на пять лет, если мы не зарегистрируемся в качестве «иностранных агентов». Мы даже подумали — а что нам ждать, возьмут и посадят. Давайте зарегистрируемся «иностранными агентами». Будем спокойно жить и писать на афишах «Группа „Каста“» — а дальше будут имена и фамилии тех из нас, кто зарегистрировался в качестве «иностранного агента». Это же круто — только достойные люди, по-моему, являются и будут признаны «иностранными агентами». Но пока мы этого не сделали. Пока не подали эти заявления в Министерство юстиции и очень сильно рискуем.

— Ваш первый стадионный концерт запланирован на «ВТБ-Арене». При этом недавно Noize MC рассказал, что та же площадка отменила его выступление «по политическим мотивам». Влади уже говорил, что не знает, почему вам подобных сообщений не поступало, так как вы в «схожей парадигме».

Влади: Да, нам не поступало таких сообщений. Если они поступят, мы не удивимся. Мы отреагируем так: «Понятно!» 

— Что сейчас происходит с Романом Илюгиным — вашим другом и главным архитектором Ростова-на-Дону, который был задержан по обвинению в превышении полномочий?

Влади: Дело отправлено на дорасследование. Приговор суда, который его оправдал, отменен. И теперь все повторяется с самого начала, с этапа следственных действий. Не появилось никаких новых деталей. Дело передано в другой суд по ходатайству или обжалованию, не знаю, как точно это называется, от прокуратуры. Прокуратура мстит, прокуратура не может себе позволить проиграть дело, даже если судья считает, что претензий к обвиняемому быть не может.

— Он сейчас на свободе?

Влади: Я не знаю, есть ли у него подписка о невыезде. Он живет дома. С поста главного архитектора города он уволился. Частное лицо.

Шым: По собственному желанию, потому что…

Влади: Опасная работа.

— В биографии на сайте Влади, «Владистории», сказано: «Мы, „Каста“, надеемся, что со временем граждане законно (!) сменят эту власть на ту, которая будет их уважать и представлять их реальные интересы». Вы именно за законную смену власти? «Каста» — это не «fight the power»?

Влади: Хотелось бы вообще, чтобы это все произошло через выборы, которые не будут сфальсифицированы. На которых будет присутствовать очень много независимых наблюдателей. Чтобы все кандидаты, которые выполнили необходимые процедуры, были зарегистрированы. И с парламентскими, и президентскими выборами. Моя мечта — чтобы состоялся такой сценарий.

— Последний альбом вышел спустя год после предыдущего — «Об изъяне понятно». Что вы изменили за этот год в своем подходе к работе?

Шым: Мы перестали собираться в одном городе и стали работать удаленно. Это связано с коронавирусом. Но на этот раз мы перестали динамить друг друга, что происходило раньше часто. Даже не то что динамить — нас поглощал быт сильнее, чем ответственность или желание написать новую песню. По инерции после «Об изъяне понятно» мы уже написали «Чернила осьминога» — и, может быть, еще потому, что обстановка была такая: никуда не пойдешь, не погуляешь, все сидят дома. Посмотрим, сможем ли следующий альбом записать дистанционно. Но есть ощущение, что мы получили новые полезные навыки.

— Вы уже решили, что будете писать новый альбом, а не разойдетесь по сольникам?

Влади: Пока что решили, что наши творческие активности должны быть связаны с клипами «Касты» и подготовкой к концертам на стадионах. Если этому не уделять достаточно времени, получится слабо. Так что мы сейчас ничего не пишем, насколько я знаю, но думаю, что скоро начнем писать. Когда рэпер из «Касты» не пишет хотя бы месяц, он становится тревожным человеком.

— Писать спонтанно не получается?

Влади: Это очень целенаправленная работа по графику, как оказалось. Если этому процессу не придать временные очертания, не позаботиться о том, чтобы время уделялось только этому делу, ничего не произойдет.

— Чувствуете, что российская музыкальная сцена в последние годы больше напоминает полноценную индустрию с профессиональным системным подходом к делу?

Влади: Чувствуем. Есть две тенденции: с одной стороны, наращивание профессионализма. С другой стороны, я вижу работы молодых артистов, которые умышленно делают музыку непрофессионально. И это тоже приобретает популярность. 

— Что вы имеете в виду под «непрофессионально»?

Влади: Они работают на своем естестве, на харизме, на доступности технологий и специально не уделяют деталям много внимания. Это выстреливает, потому что никто не утверждает, что популярность — это технологичность. Ключ к успеху может лежать и просто в улыбке. 

— «Каста» 20 лет назад ведь тоже работала на харизме? 

Влади: Мы всегда считали, что мы сильно запариваемся и делаем все четко, усердно. По крайней мере, у меня всегда было ощущение, что мы дотошные представители профессии.

Шым: Все так. Если речь идет именно о наших песнях как об инженерном сооружении, то Влад, наиболее причастный к этому, — специалист высшей категории. Эквализация малого барабана, его сухость…

Влади: Рыхлость.

Шым: У Влада на это на несколько миллиардов нервных клеток больше, чем у всех нас. Эти клетки все время подключаются. Влад не позволит какой-то там харизме…

Влади: Какой-то харизме, не пройдя процедуру регистрации!

Шым: Все будет обязательно пропущено через «кастовый» музыкальный улучшайзинг, которым заведует Влад.

— Эта процедурность в том числе и черта Respect Production, который в начале 2000-х был одним из немногих российских рэп-лейблов. Сейчас лейблов гораздо больше. Чувствуете конкуренцию — или каждый возделывает свой сад? 

Влади: Мне уже неинтересна лейбловая деятельность. Хорошо, когда у артистов есть порядочные, талантливые, системные люди, которые помогают доводить материал до слушателя. Но мне, честно говоря, уже не так нравится заниматься этим для других. Я сконцентрировался на «Касте». По инерции продолжаются некоторые проекты, не связанные с «Кастой», но без моего личного вовлечения — ими занимаются мои коллеги.

— Но история Respect Production будет продолжаться?

Влади: Прямо сейчас могу сказать, что не знаю.

— Вы анализируете, сколько лет вашему слушателю?

Влади: Нашему слушателю, который подписан на нас в инстаграме, 25–34 года. Это самый высокий столбик. На втором месте те, кто старше, — 35–44. И на третьем месте 18–24. Кажется, так.

— Не планируете случайно заводить тикток и обращаться к более молодой аудитории?

Влади: Было бы классно, если бы это произошло именно случайно. Специально руки до этого не доходят.

— Что вас последнее удивило в рэпе — русском и зарубежном?

Влади: Меня удивил Хаски. А в зарубежном — Run The Jewels. Но это не удивление даже, это просто классно, я проперся с их новых записей.

Шым: Я послушал Моргенштерна. Долгое время его не слушал. Стало понятно, что в каких-то беседах я выпадаю из контекста, потому что не имею своего мнения о нем. Меня удивил хейт в его сторону от публики, с которой общаюсь я. Может быть, потому что это люди, которые привыкли к совсем другому рэпу. Но там нечего хейтить. У него нет никакой новизны, но это очень качественное, очень конвенциональное современное американское содержание. Даже не современное, а классическое хип-хоп-содержание — бабки-телки-тачки-*** [хрен]. При этом он талантливый, музыкальный, яркий, тысячеликий. Меня удивляет, что люди до сих пор этому удивляются. Было много чуваков, которые делали то же самое в звучании, характерном для своего времени. А чему удивляться сейчас, я не знаю.

— Шым, вы говорили, что созрели для сольника. Почему это случилось именно сейчас? 

Шым: Я был подростком. Был достаточно глупым, но при этом понимал, что мне не хочется фиксировать этот период. Мне важнее было прожить его, получить опыт, нежели написать лихую глупость, а потом стыдиться своей записи. Есть Влади — человек, который сразу родился взрослым. У него таких проблем нет. А слушая, допустим, сольник Хамиля «Феникс», я понимаю, что это фотография эпохи, [но в то же время] художественную ценность лично для меня имеют далеко не все песни. Наверное, мне надо было чуть-чуть постареть.

Видимо, я боялся этого разделения: ранний Шым, поздний Шым. Ну или есть другая причина, все объясняющая. Мне на самом деле просто было лень писать что-то. Я не такой усидчивый, как мои коллеги. Мне хотелось жить. А в силу того, что прыгучесть и скорость реакции теряются с возрастом, теперь мне легче просидеть на одном стуле в течение трех часов — идея записать альбом выглядит уже не такой сложной.

Влади: Ведь зачем сидеть на стуле просто так.

— Влади, а вы чувствуете, что родились уже взрослым?

Влади: Мне кажется, это Шым только что придумал. Я меняюсь. Когда я слушаю свои старые записи, в какие-то моменты мне становится очень неловко, в какие-то я поражаюсь — ни хрена себе, сейчас бы я так не смог. И это будет всегда — так же, как смотреть на фотографии ранние или только что сделанные. Мы видим человека со стороны, но внутри нам кажется, что мы другие.