Матушка говорила: «Где ты еще такую работу найдешь?» Замглавреда Mash уволился после того, как его издание опубликовало видео про Ротенберга и дворец. Мы с ним поговорили
29 января Mash первым из российских СМИ выпустил репортаж, снятый на территории «дворца Путина» в Геленджике, о котором в своем расследовании рассказала команда Алексея Навального. На следующий день Mash опубликовал интервью Аркадия Ротенберга, в котором близкий к Путину бизнесмен заявил, что резиденция принадлежит ему. После этого заместитель главного редактора Mash Сергей Титов объявил о своем уходе, заявив, что редакция действовала под диктовку «людей в костюмах». Мы поговорили с журналистом о том, как это происходило.
— Чем вы занимались до прихода в Mash в конце 2018-го?
— Работал на удаленке: писал в какое-то научное медиа, в «Лентаче» какое-то время работал. В общем, сотрудничал с разными редакциями. Делал тексты и мемы.
— Чем хотели заниматься в то время?
— Я планировал уехать [из России]. Тогда я окончил магистратуру журфака [Московского педагогического университета] и планировал поехать по программе по обмену — получил предложение уехать в Европу. Это была работа с подростками в Словакии или Словении. Там [работа в] киношколе — денег не заработать, но было желание уехать, поискать себя и через год вернуться. А если понравится, уехать на ПМЖ.
А потом подумал, что надо хотя бы раз в жизни проработать офисную классическую работу. И закинул в пару мест резюме.
— Куда, кроме Mash?
— Сейчас и не вспомню. Но и в Mash я не закидывал резюме — там [в объявлении] холдинг стоял в работодателях. Точно не помню. Я понатыкал кнопок пару раз, и все.
— Особо не разбирались, куда отправляете резюме?
— Я смотрел по тому, что мне интересно: писать, делать контент, заниматься международкой. Но я не имел представления о Mash — не был подписан на него до того, как прийти на работу. И телеграмом пользовался только как мессенджером.
— То есть в Mash попали случайно?
— Абсолютно. Это забавная история. Мадонна [Дуняева], наш другой заместитель главного редактора, которая ушла в ноябре [2020 года], просто вытащила мое резюме из пачки, увидела «Лентач» и предложила посмотреть меня второму редактору. Они случайно вдвоем решили позвать этого парня.
— Вы знали о репутации Mash как близкого к силовикам и Кремлю телеграм-канала, когда пошли работать туда?
— Про то, что оттуда ушла команда за месяц до этого, я ничего не знал. Конкретно про репутацию, кто этим управляет, я не особо знал, потому что у меня был другой уровень потребления контента. Не российский. До того, как я пришел в Mash, я не знал, что [вообще] существует половина актеров и актрис, потому что со школы я интересовался зарубежным контентом. Мой твиттер той эпохи был весь англоязычный, ютьюб русский не смотрел. Дикая изоляция была.
— На какую должность вы тогда попали?
— Обычный редактор, который пишет и ставит новости.
— И уже в процессе работы стали узнавать, где работаете?
— Все прошлое я стал узнавать уже на месте. История про команду, которая ушла… Я читал, где я работаю, и за пару месяцев я это понял.
— Ничего не смутило?
— Я не был вовлечен. Вы должны понимать, что по жизни я хиккан и не особо интересовался тем, что происходит в редакции. Я сидел за своим компом в капюшоне, уткнувшись в монитор. Делал то, что мне говорят: писал тексты и придумывал [контент]. Очень сильно волновался, и даже если в тот момент что-то было, я не замечал. А меня не посвящали, не на моих плечах это было.
— Вы в своем посте об уходе написали, что вы из бедной семьи. Это как-то играет свою роль в работе в Mash?
— Это совсем личностная шутка, но большую часть времени я работал на рынке. Звучит ужасно, но моя семья буквально занималась рынками. Обычная работа: ставите палатку, выкладываете вещи, продаете. С детства эти бесконечные поездки по Черкизово, Лужникам. Потом [рынок] «Садовод». И школу, и универ, и до того, пока я стал зарабатывать деньги, я работал разнорабочим. Для меня возможность зарабатывать хоть какие-то деньги [другим способом] стала очень классной.
— Чего вы хотели, когда шли работать в Mash?
— Изначально я шел, чтобы поработать в офисе, так как до этого был просто на удаленке. Целью было, чтобы я со временем мог заниматься тем, что мне нравится. Я стремился заниматься видео — и получил такую возможность. Я хотел делать диджитал-проекты и придумывать сценарии для игр — мне давали такую возможность. На первичном этапе была такая мотивация.
— Она менялась?
— К тому моменту, когда я смог делать все, что хотел, и нового ничего не осталось из того, что бы мне [хотелось] попробовать, ее, собственно, и не было.
— Когда вы только пришли в Mash, какая там была редакционная политика?
— Я не могу ничего говорить [о том времени], когда я был просто редактором, потому что за редакционную политику отвечали [тогдашний заместитель главного редактора] Даша [Насонова] и Мадонна. Я был не вовлечен в эти вещи.
С моей стороны все казалось нормально. Если ты видишь, что происходят какие-то вещи, ты пишешь про это и ставишь [новость]. Я не ощущал вмешательства [в редакционную работу].
— С 2020 года что-то поменялось?
— Не знаю, как сказать. Да, мое ощущение внутри поменялось, но больше ничего не хочу говорить. Мое внутреннее ощущение поменялось. [Появилось ощущение] что мы по-другому стали работать. Особенно в последние месяцы.
— В чем именно?
— Не смогу пояснить.
— Появилось больше запретных тем?
— Тоже, к сожалению, не настроен рассказывать про внутреннее устройство редакции. Просто из уважения к людям, которые там работали, — они большие профессионалы. И я работал там — и ничего не хочу говорить про такие вещи. Но у меня было внутреннее неудовлетворение, что мы пишем какие-то вещи. Это правда.
— Тогда были мысли уйти?
— Это, на самом деле, история про внутренний выбор. Я понимаю, что, наверное, журналистам, которые работают в свободных изданиях, тяжело понять такие вещи. Но когда у тебя мама, она болеет, и денег особо ты никогда не видел, и при этом тебе дают заниматься тем, что ты хочешь… Но есть вещи, которые тебе не нравятся… Это постоянные размышления, когда ты хочешь уйти, но что-то останавливает. Моя матушка говорила: «Ну зачем тебе это? Где ты еще такую работу найдешь?» Желание было давно, последние месяцы оно усилилось.
— То есть до видео с Ротенбергом вы не имели дел с «людьми в костюмах», про которых написали в посте об уходе?
— Я писал «люди в костюмах» как будто про кого-то конкретного, но это мое внутреннее ощущение. Я не видел каких-то конкретных людей в костюмах — это просто внутренне ощущение от нашей работы. Такого, что я сидел под дулом пистолета и люди в костюмах говорили: «Пиши», — такого не было. Все очень миролюбиво.
— Когда появилось это внутреннее ощущение?
— В последние месяцы оно усилилось.
— Вы написали: «Я понимаю все про репутацию Mash, понимаю про стыдные вещи». Что вы имеете в виду под стыдными вещами?
— Ничего конкретно не хочу называть, но, думаю, мы с вами все понимаем. Например, в каких-то свободных изданиях к Mash очень плохо относятся, какие-то публичные телеграм-каналы очень плохо относятся к Mash. Это возникло из-за того, что в прошлом мы писали посты, которые пишутся с государственной точки — как будто мы защищаем систему. С этой точки зрения я могу назвать вещи, которые выходили [в Mash], стыдными. Но это мое личное ощущение.
С другой стороны, несмотря на то, что это было и нас можно за это ругать, важно понимать, что во всех изданиях работают люди, которые все прекрасно понимают. Мы пытались [работать качественно]. Когда мы могли работать хорошо — например, так было с Беларусью, — многие консервативные блогеры, ужасные прогосударственные существа нас обвиняли в том, что Mash поддерживает Майдан.
— А когда вы пишете «жили в этой серой зоне и отчаянно боролись за возможность не писать говно», вы про что говорите?
— Когда была возможность, мы всегда писали и поддерживали то, что считали важным.
— Но в случае видео с Ротенбергом «там решили по-другому». «Там» — это где?
— Не могу назвать и ответить на этот вопрос.
— Расскажите, как появилось это видео.
— Я к производству видео не имел никакого отношения. Не знаю, как оно выходило, и увидел его так же, как и все остальные, когда его опубликовали.
— Как редакция его восприняла?
— Не могу говорить за других ребят, но лично я — очень негативно.
— Почему?
— Потому что считаю, что такие вещи не должны выходить на Mash. Кто-то вчера писал, что я якобы сказал, что это фейк. Я не утверждаю это. Я не знаю, что правда. Возможно, все так и есть, возможно, [сказанное в ролике] все правда. Но такие вещи не должны выходить на Mash — они должны выходить на телеканале RT или ВГТРК. У них большой опыт в производстве такого контента, пусть этим они и занимаются.
— То, что видео готовили, тоже не знали?
— К сожалению, нет.
— Если бы знали, что-то сделали?
— Выразил бы свое недовольство этой темой.
— Что происходит в Mash после вашего увольнения?
— Когда я уходил, часть коллег это расстроило, потому что с некоторыми мы знакомы много лет и нас многое объединяет. Но кто куда собирается [уходить или нет] — ничего не знаю. В любом случае там профессионалы работают — и они будут выполнять свою работу классно и хорошо. Я в это верю.
— Сейчас ушли вы. А когда только попали в Mash в 2018-м, оттуда только что частично ушла старая команда. Вы не сталкивались с Арамом Габреляновым и бывшим главредом Никитой Могутиным?
— С Могутиным никогда не сталкивался, лично мы не знакомы.
— Вы знаете, почему Могутин ушел из Mash?
— Только то, что читал в газетах.
— Он сейчас имеет отношение к Mash?
— Нет, у него свое издание [Baza].
— Mash и Baza связаны между собой?
— Нет. Я, может, лично знаю кого-то, но в рабочих моментах это совершенно два разных издания.
— Там, по вашим ощущениям, есть такие же «люди в костюмах»?
— Не могу сказать ничего.
— А Арама Габрелянова видели в редакции?
— Я не знаю по поводу участия-неучастия его [в работе Mash], ничего не могу сказать. Видел его пару раз; может, он имеет какое отношение. Но, по крайней мере, с редакцией особо сильно он не контактировал.
— Вы знаете, кто реально владеет Mash?
— Без понятия.
— Ваше увольнение прошло на фоне массовых протестов. Как вы сами относитесь к Навальному?
— Блин, здорово, что вы спросили, потому что выглядит так, будто я ушел, потому что я большой фанат Алексея Навального. Я считаю, что сажать, отравлять, запугивать людей нельзя и это все плохо. Я не согласен с тем, как к нему относится государство. Скоро будет решение суда, и если его реально посадят, я буду очень сильно против.
Но я не могу назвать себя навальнистом. Не могу назвать себя сторонником, но надеюсь, что он будет на свободе и сможет свободно заниматься своей деятельностью. Не понимаю, как двигаться вперед, как менять систему, если опять всех пересажают и накажут.
— Вы сами ходили на протесты?
— Я лично? Теперь можно сказать. Ходил, конечно.
— И 23, и 31 января?
— Ни на один из этих не ходил. Я ходил начиная с 2011 или 2010 года. Ходил как человек. Не как «за Навального и против системы», а как человек, который не доволен полицейщиной.
— Если будут еще протесты, пойдете?
— Если государство сделает что-то такое, что меня возмутит и я буду чувствовать, что с моей родиной происходит что-то не то, я, конечно, пойду
— Сейчас нет такого чувства?
— Посмотрим, какое решение вынесут по Навальному.
— Что думаете про последние митинги?
— Здорово, что люди выходят и высказывают свою позицию. Считаю, это естественная реакция людей на неправильные поступки государства. Не считаю при этом, что у нас диктатура или Китай, но люди правильно выходят.
— Где вы сами дальше хотите работать?
— К сожалению, ничего, кроме того, чтобы создавать медиа и заниматься всем сразу, я не умею. Мне будет очень скучно на одной конкретной работе. Я бы хотел сделать собственное СМИ. Но подозреваю, что в той или иной степени во всех изданиях вовлечено государство. И я не знаю… Вряд ли какой-то добрый инвестор даст мне денег на медиа. Поэтому посмотрим.
Как я писал — буду ходить по храмам и думать о жизни. Может, что-то найду потом. Во время работы времени на духовную жизнь особо не было, но я из верующей семьи. Плюс меня крестил Даниил Сысоев, тоже определенное влияние испытал.
— То есть вы бы не хотели с государством соприкасаться?
— Я бы не хотел никогда соприкасаться с государством в работе журналиста. Очень не хочется.
Беседовала Александра Сивцова