«Если вы ужимаете национальную группу в статусных правах, подумайте, чем это компенсировать» Историк Алексей Миллер — о том, почему не удалось присоединить НАО к Архангельской области и проблемах национальных автономий в России

В конце мая 2020 года стало известно, что как минимум в этом году референдум о слиянии Архангельской области и Ненецкого автономного округа не состоится. Идея об объединении была озвучена в середине мая — и сразу же натолкнулась на сопротивление жителей автономии. Профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге историк Алексей Миллер рассказал «Медузе» о том, почему этот региональный проект не удался, насколько влиятельны национальные элиты в современной России и чем может закончиться включение пункта о «государствообразующем народе» в российскую Конституцию.

— Попытка объединить НАО и Архангельскую область вызывала серьезные протесты в округе. В чем их причина? Насколько они были предсказуемы?

— Такие предприятия неизбежно ведут к протестам на местах. Они неизбежны, потому что объединение — это перераспределение административного и финансового ресурса. Это кого-то ущемляет, кому-то, наоборот, выгодно — это всегда торг. 

— В самом Нарьян-Маре ядро протеста составляют русские, при этом они тоже напирают на национальную природу округа.

— Это значит, что в конкретной административной единице русские чувствуют себя неплохо и будут чувствовать себя хуже, если лишатся административной субъектности. Если бы их ненцы угнетали, наверное, русские не протестовали бы против объединения с Архангельской областью. Надо смотреть на цифрах — например, в Адыгее, которую думали слить с Краснодарским краем, уровень жизни, инфраструктуры, медицины очевидно хуже, чем в крае. Население это тоже понимает, но в этом регионе есть мобилизованная адыгская группа, выступающая против слияния.

— Но НАО более обеспеченный регион, чем Архангельская область.

— Вот и ответ на вопрос, почему люди против. Зачем искать сложное объяснение, когда есть простое? Округ с точки зрения природных ресурсов более богат, с чего бы ему делиться? Я их понимаю: одно дело когда маленький кусок масла намазывается на один кусок хлеба, другое, когда его надо распределить на три.

— А почему власть вообще пошла на этот шаг, если проблемы были предсказуемы?

— Была вброшена тема, а потом выяснилось, что она не подготовлена: все протестуют, а на месте нет силы, которая бы говорила — это нам выгодно. Когда Москва серьезно заинтересована в результате, она так не делает. Внутри округа не поработали, а вот если было бы нужно — нашли бы людей, которые стали бы говорить — почему это нужно, почему важно, провели бы серьезные исследования. Может, идею кто-то вбросил под выборы архангельского губернатора, а вдруг прокатит. 

— Можно ли вообще упразднить национальные автономии?

— Она уходит корнями в довоенное время, в коренизацию — сведение всего пространства Союза в различные автономии. То или иное национальное меньшинство должно было стать большинством в конкретном территориальном образовании. Произошла территориализация этничности, мало где еще в мире это есть. Многие эти автономии пережили советскую власть, за ними стоит некоторая инерция. В каких-то случаях кроме инерции почти ничего нет, в каких-то есть влиятельные, сильные и мобилизованные сообщества, как в Якутии или в Чечне.

— В прошлом году во многих регионах возникали национальные протесты, в части из них — Коми, Якутии — люди говорили, что во многом протесты подтолкнула отмена обязательного изучения национальных языков. Этим обеспокоены и в Татарстане. До какой степени жители автономий могут терпеть урезание прав?

— Поправка об обязательном обучении [национальному] языку возникла в девяностые годы, когда между центром и автономиями шел торг о символической политике и всем прочем. В первой половине девяностых наблюдался рост протестных настроений, после начала чеченской войны все призадумались и перестали активно разыгрывать эту карту. Никому не понравилось, что там происходило. Вопрос, что такое местные языки, каков их статус — это сложная юридическая коллизия. Требование, чтобы он преподавался всем в республике, подразумевает трактовку этого языка как государственного. Государственный язык учат все. 

Тут возникает вопрос: а можно ли трактовать национальные автономии как государства? На этот счет можно долго спорить, и точки зрения могут быть очень разные. Если это язык меньшинства, то меньшинство обязательно должно иметь возможность его учить, а вот заставлять других учить язык оно не вправе.

Соответственно, либо у Татарстана есть свой президент и государственный язык, либо президент в России — один, государственный язык тоже один, а татарский — это просто язык, который татары имеют право учить, причем не только на территории Татарстана.

Этот вопрос можно обсуждать и решать. Главное, чтобы он обсуждался и решался по принципу нахождения какого-то компромисса, торга, взаимоуважительного диалога. Если вы ужимаете ту или иную группу в статусных и символических правах, то подумайте, как вы это компенсируете. Если этот вопрос не рассматривать как вопрос символического доминирования, а как вопрос рациональный — то все обсуждаемо и решаемо. Хотя среди национальных групп всегда будут люди, которые будут считать, что это форма национального угнетения и оскорбления.

— Почему национальные автономии достаточно спокойно восприняли поправку в Конституцию о «государствообразующем народе»?

Два-три последних года до внесения поправок очень активная группа вполне включенных в истеблишмент людей продвигала концепцию российской нации, которая включает всех живущих в России людей. Примерно так же определялся советский народ. Проблема в том, что идея советского народа и российской нации никому не нравилась: русские видели в этом дискурс, который лишает их национальной субъектности — были советские люди, стали россияне, а русских опять нет. Другие народы привыкли думать о себе как о нациях, свои республики считают национальной собственностью, и, в свою очередь, когда слышат о единой российской нации, тоже думают, что их лишают национального статуса. 

Это трудная проблема, оставленная в наследство советской национальной политикой, с ней трудно работать. Но в предложенной поправке не сказано, что Россия — государство русского народа, там даже не произнесены слова «русский народ». В ней говорится о русском языке как языке государствообразующего народа. Это хитрая формула, которая говорит, не говоря. Она оставляет в Конституции то, что уже есть в ней — многонациональный российский народ. Оставляет этническим группам статус наций, но статус наций не государствообразующих, а русским дает этот статус, четко его не проговаривая. Это любопытная формула. Если другие поправки, например, про обязанность хранить историческую память, не вызывают ничего кроме чувства недоумения, то эта поправка хитрая и не бессмысленная. Формула, которая предложена, более или менее устраивает всех.