«Большая поэзия» Александра Лунгина — как картина о начинающих поэтах на самом деле оказывается фильмом о войне и посттравматическом синдроме

Виктор и Леха вместе воевали в Луганске. Вернулись в родные новостройки в ближнем Подмосковье, устроились инкассаторами в ЧОП «Кречет». Виктор хочет писать стихи и ходит в поэтический кружок, Леха с ним за компанию: рифмовать у него получается лучше, но ему это неинтересно — он бы хотел стать рэпером. Леха ходит на петушиные бои, но постоянно проигрывает, Виктор с ним за компанию. Однажды они попадают в переплет: на банк нападают, им удается героически отбить деньги и подстрелить грабителей. Но почетную грамоту и премию получает только отличник Виктор, прогульщику Лехе опять не повезло. С этого и начинается фильм. 

«Большая поэзия» формально является дебютом Александра Лунгина. В ней есть и несовершенства, и легкое дыхание первого фильма, авторы которого в погоне за точными ощущениями и нефальшивой идеей иногда забывают о драматургической ровности и соблюдении баланса разнонаправленных элементов. Иногда «Большая поэзия» кажется поэмой, написанной нерегулярным размером, постоянно сбивающейся с ямба на какой-нибудь амфибрахий, а потом вдруг переходящей на верлибр, чтобы закончить лихой частушкой. Но за этой раздражающей неправильностью стоит цельная идея: хоть и дебютант, 48-летний Лунгин — опытный кинодраматург, человек со стажем. И, конечно, с большим культурным багажом. 

Поэт или солдат — есть ли разница? Заданным с экрана впроброс вопросом задаются и авторы, и герои, и зрители «Большой поэзии». За узнаваемо чудовищными, но неожиданно поэтичными ландшафтами урбанистической разрухи, изумительно уловленными оператором Всеволодом Каптуром (он и прошел школу гиперреализма Валерии Гай-Германики, и адаптировал классическую литературу к сегодняшнему дню в «Дубровском»), встают миражи древних культур. Невольно вспоминается «Пес-призрак» Джима Джармуша, герой-киллер которого в современной Америке читал «Дон Кихота» и Акутагаву.

Молчаливо-неловкий стоик Виктор (Александр Кузнецов) и вдохновенный разболтанный балабол Леха (Алексей Филимонов) — перешедшие в наши дни норвежские викинги, после очередного побоища любившие встать над горой трупов и прочитать вису, или японские самураи, умевшие даже после сеппуку на последнем издыхании сложить последнее хокку, или средневековые трубадуры, в промежутке между сражениями строчившие посвящения неведомой Прекрасной Даме. Правда, с Дульсинеями в мире «Большой поэзии» туго — на всех одна Ольга (Елена Махова), почти испанка, певица и переводчица Лорки, ненадолго увлекшаяся Виктором, увы, выдавшим чужое стихотворение за свое. Мираж мелькнет и пропадет, мужчины опять останутся наедине друг с другом, как это бывает на войне. 

«Большая поэзия» — первый фильм в нынешней России, авторы которого не побоялись подступиться к посттравматическому синдрому ветеранов необъявленной войны на востоке Украины. Они смотрят на нее через призму трагических событий — недаром в том же году вышел фильм отца режиссера, Лунгина-старшего, по его же сценарию о другой подобной войне, «Братство» об Афганистане. В нем Лунгин-младший исследует феномен того, кого Светлана Алексиевич в своих «Голосах утопии» называла «красным человеком»: он живет в состоянии перманентной войны и не может примириться лишь с одним — состоянием перемирия. С легкой руки российских властей украинцы прозвали таких, как Виктор с Лехой, «ихтамнетами». Но ведь они и в самом деле такие. Собственное отсутствие на карте, пустотность никому (включая их самих) не нужного бытия и выливается то в стихи, то в выстрелы. 

Впрочем, отталкиваясь от конкретной реальности и все-таки не заходя на слишком рискованную территорию политики, «Большая поэзия» предпочитает исследовать более абстрактные и глобальные вопросы. Какова связь между поэзией и насилием, впервые установленная еще Гомером? Отделимы ли они друг от друга? Действительно ли, как утверждает один из персонажей фильма, «поэзия погубила людей больше, чем любая война»? И возможен ли вариант, при котором поэзия вылечит нас от тяги унижать и убивать друг друга? 

К лабораторному опыту, не дающему в финале фильма четкого результата, но ценному и вне того, подключается целый батальон поэтов, чьи стихи звучат в фильме — в первых же рядах авторы Андрей Родионов и Федор Сваровский. Так маленькое, но отнюдь не поверхностное кино встает в один ряд с важными картинами-исследованиями последних лет, режиссеры которых лучше любых литературоведов изучали ценность и значимость поэзии в XXI веке: «Поэзия» Ли Чандона, «Воспитательница» Надава Лапида, «Патерсон» Джима Джармуша. И демонстрирует отечественную специфику, которую трудно игнорировать: лишь окрашенные кровью стихи приобретают на российской почве особенную ценность — но и она ничтожна в сравнении с тем значением, которое мы придаем оружию или деньгам.