истории

Чем атака на Кремль может быть выгодна Украине? А вдруг это провокация самого Кремля? Обсуждаем главные версии случившегося с политологом Кириллом Шамиевым

Источник: Meduza

В ночь на 3 мая два беспилотника атаковали кремлевскую резиденцию Владимира Путина. Самого президента в этот момент в Кремле не было, утверждает его пресс-секретарь Дмитрий Песков. Кто именно организовал атаку, неизвестно. Российские власти обвиняют Украину; в Киеве заявляют, что не атакуют «ни Москву, ни Путина», — и предполагают, что это может быть провокацией со стороны РФ. Об этих версиях «Медуза» поговорила с Кириллом Шамиевым — политологом, исследователем гражданско-военных отношений и приглашенным исследователем Европейского совета по международным делам.

— Насколько правдоподобной вам кажется версия российских властей о том, что Кремль атаковала Украина?

— Мне кажется это правдоподобным по многим причинам. Начнем с того, что это укладывается в логику убийства Дарьи Дугиной и Владлена Татарского. Это атаки на очень символические цели, которые не несут никакого военного и, я бы даже сказал, прямого управленческого значения. Это не какие-то чиновники администрации президента, не пропагандисты с Первого канала, а именно важные — с идеологической точки зрения — люди для Z-патриотической российской публики. 

Мне кажется, что политическое руководство Украины старается как можно сильнее дестабилизировать внутриполитическую обстановку в России. Публично декларируемое сейчас освобождение Крыма — это большая задача. Военным путем отвоевывать эти территории будет очень-очень сложно, если политическая власть в Кремле останется такой же жесткой, как сейчас.

[Но] кто остался в России [после начала войны]? Многие — это недовольная Z-публика, а другие находятся под давлением государства. Что убийства, что символические атаки — это очередное раздражение [тех, кто поддерживает войну]. Очередной символ того, что Владимир Путин проигрывает. Это позор — как для ФСО, охраняющей Кремль, так и для Владимира Путина. 

Второй момент — это украинская реакция. Напрямую они никогда не берут ответственность, но по комментариям [украинских чиновников] в СМИ видно, что реакция согласованная.

Кроме того, за последние дни мы видели несколько атак на железнодорожную инфраструктуру [в России], несостоявшиеся атаки на электроинфраструктуру. Также была дроновая атака на нефтебазу в Крыму, которая поставляет топливо для военной техники. По моему мнению, контрнаступление [украинской армии] уже началось. Это можно назвать формирующей фазой.  

[Эти] атаки происходят не только на инфраструктуру, важную для фронта, но и в глубине российского тыла. Они заставляют Кремль перенаправлять часть средств ПВО внутрь страны, тем самым снижая насыщенность этими системами на фронте. Учитывая паранойю российской власти, такую символическую цель [как Кремль], можно ожидать, что в Москве появится еще больше систем ПВО. А что это значит? Значит, на фронте их будет еще меньше, чего Украина и хочет добиться. 

— То, что первые видео с дымом над Кремлем появились еще ночью, но широко известно об атаке стало только днем, не заставляет вас усомниться в этой версии?

— Этот аргумент немного заставляет меня усомниться в моей первой гипотезе, но его недостаточно, чтобы отказаться от нее. Я бы сказал, что моя уверенность упала с изначальных 70 до 65%. Когда появятся еще данные, возможно, все придется снова пересмотреть.

— Видите ли вы в этой ситуации какую-либо выгоду для Кремля? Может ли он использовать ее, чтобы «сплотить» россиян? Или, может быть, объяснить будущие атаки Украины? Или подготовить информационное поле перед контрнаступлением?

— У меня нет данных, но мне кажется, что такая атака на Кремль… Причем на Сенатский дворец, где у Владимира Путина было собрание 21 февраля [2022 года] с Совбезом. Эта атака, по-моему, больше испугает людей: Москва и Кремль не в безопасности, что-то продолжает идти не так. 

Может ли это сплотить людей? Механизм сплочения мне не понятен. Куда сплочаться дальше? Государственные ресурсы все контролируют. Всех, кто не согласен, репрессируют. 

— Но может ли это быть, например, очередным напоминанием от властей, что идет борьба, как они утверждают, с «фашистской Украиной, НАТО и всем миром» — и нужно сплотиться, не переживать из-за электронных повесток и идти воевать?

— Вчера и сегодня [2 и 3 мая] «Госуслуги» разослали письма с напоминанием о пожаре в Доме профсоюзов в Одессе [в 2014 году] — такие вещи работают на объединение на человеческом уровне («страшное преступление», «многие погибли ужасной смертью»). Это еще и подпитывает риторику, которую использует Кремль, про «фашистскую» Украину. Повышается градус ненависти у части людей. 

А вот атака на Кремль… Это инфраструктурный объект, который важен [только] с точки зрения символов России. Я не уверен, что он будет нести такое значение. 

— Тогда добавлю, что сейчас пропаганда освещает атаку еще и как «попытку убить президента». 

— Безусловно, это важно для патриотической публики. Плюс это еще и легитимизация возможного ответа. Потому что надо будет чем-то ответить. Наверное, в очередной раз ракетными ударами по городам Украины (тоже важными с символической точки зрения).

Кроме того, это [может подчеркиваться] и для международной аудитории — на самого президента [попытались напасть]. Не для всех это будет аргументом, но для части публики за границей, я думаю, тоже может сработать. 

Почему мне отчасти сложно согласиться с этой версией [о том, что атаку организовал сам Кремль, чтобы объединить россиян]? Я бы понял, если бы поддержка президента была такой же высокой, но без репрессивности [в стране]. А сейчас, в условиях репрессий, мне сложно сказать, насколько эта поддержка суперактивная, а не из серии: «Я не хочу получить по голове», «Я не хочу потерять работу» и «На нас нападают, надо держаться президента». Это другой тип электоральной поддержки, нежели истинная поддержка, основанная на идеологии, харизме и электоральных процедурах.

— Как может отреагировать Запад на эту атаку? 

— Запад очень настороженно относится к таким ударам и не поддерживает их. Чем дальше от России, тем больше не любят атаки на важные объекты, потому что там пока еще важна теория, что, если совсем переборщить, Путин начнет бомбить всех ядерным оружием.

В восточноевропейских странах с этим не согласны абсолютно — например, в странах Балтии, Польше. Их позиция, что Путин и так опасен, а потому надо на него давить. Я думаю, они могут поддержать украинские власти в том, что любые цели легитимны, если они связаны с войной в Украине. 

— Можно ли ждать очередного витка эскалации? И что нас может ждать дальше?

— Я, если честно, не знаю, куда дальше эскалировать. С одной стороны, Россия эскалировала уже, насколько это возможно. С другой — технические возможности теперь ограничены. Много потерь техники, недостаток боеприпасов. Видно, как снизилась интенсивность ракетных обстрелов и их качество.

Атаки на ядерную инфраструктуру — это да, эскалация. Но это переход войны на новую стадию. Я придерживаюсь мнения, что если будет применено любое ядерное оружие, то США каким-либо образом отомстят Кремлю за нарушение табу. 

— Кажется, что эта атака делает невозможными разговоры о каких-либо переговорах. Это так? Можно ли тогда предположить, что за ней может стоять некая группа военных, несогласных на переговоры?

— Украина заявляла, что никаких переговоров с Путиным не будет, уже давно. Поэтому эта атака здесь никак не меняет их позиции.

Что касается России, то у этой войны нет четко поставленных целей. Это слабое и сильное место. С одной стороны, четко поставленных целей сложно добиться, с другой — любое относительное поражение можно подать как победу. Когда цели не ясны, пространство для диалога больше. 

Из моей сферы компетенции по изучению российской армии мне кажется, что военное руководство будет одним из первых, кто выступит за окончание войны. Колоссальные издержки, огромное количество потерь: техники, личного состава. Выявлено много проблем. И по тем [исследовательским] данным, которые уже есть, российское военное руководство могло быть не очень-то и согласно на начало так называемой «специальной военной операции».