Как живут украинские города во время войны — в двух фильмах Виталий Манский показывает Львов в «Подлетном времени». «Когда над морем вспыхнет молния» Евы Нейман посвящен Одессе
На Берлинском кинофестивале вне конкурса показали два документальных фильма о жизни украинских городов во время войны. Документалист Виталий Манский, родившийся во Львове, снял трехчасовую картину о родном городе — и о военном оркестре, который сопровождает там похороны солдат и офицеров. Уроженка Запорожья Ева Нейман в своей картине «Когда над морем вспыхнет молния» пишет портрет Одессы, сильно на нее повлиявшей. Об этих фильмах рассказывает кинокритик Антон Долин.
В украинской документалистике, посвященной войне с Россией, выработалось нечто вроде канона. Фильмы о неохватной катастрофе, превратившейся в повседневность (и именно с этим чувством привыкания сражаются, каждый на свой лад, режиссеры), устроены по принципу калейдоскопа — из контрастных элементов складывается единая картина.
Картины Виталия Манского и Евы Нейман, показанные на Берлинале, соединяют разрозненные эпизоды и образы при помощи места действия. В обоих случаях это значимые города для авторов — Львов и Одесса.
Когда над морем вспыхнет молния
Ева Нейман родом из Запорожья, живет и работает в Берлине, но важная часть ее жизни и профессиональной судьбы связана с Одессой. В частности, это был город Киры Муратовой, принимавшей активное участие в судьбе режиссерки. Муратовские интонации слышны в игровых картинах Нейман: «У реки», «Дом с башенкой», «Песнь песней». Можно опознать их отголоски и в документальной картине «Когда над морем вспыхнет молния», снятой на русском языке.
Неожиданная авторская стратегия здесь — обойтись вовсе без знаменитых одесских пейзажей, памятников и зданий. Визуальная доминанта — пустынный, внесезонный берег моря, бескрайний горизонт, у которого вода почти без швов смыкается с небом. К привычной уютной потрепанности Одессы добавились новые шрамы, и Нейман не пытается представить город прежним. Напротив, он обретает иные, едва ли не сюрреалистические черты, когда пустеет под звуками завывающей сирены или погружается в тотальную мглу во время отключений электроэнергии. При свечах или фонариках смартфонов нарочито скудный изобразительный ряд фильма становится рембрандтовским.
Основной источник света в этой Одессе — разумеется, люди. Уникальные, особенные, которых можно встретить только здесь. Настолько разные, насколько можно вообразить, и все-таки объединенные мрачноватым чувством юмора, невозмутимым фатализмом и легким налетом меланхолии.
Это ощущается уже в первых кадрах — вслед за силуэтами людей у моря показывают полуголых рабочих, отдыхающих на крыше церкви, вероятно, поврежденной при бомбардировке. Когда же звучит первый из монологов, от лица мальчика-фантазера, окончательно становится ясно, о чем это кино: о сновидениях и мечтах.
Мальчик представляет себе день рождения, на который закажет шоколадный торт — не огромный, среднего размера. А еще стол напитков (себе самому кофе, чтобы взбодриться). Потом же вызовет гостям такси. Это ближайшие планы, в будущем он собирается то ли купить круизный лайнер, то ли устроиться на него и уплыть куда подальше.
Каждый и каждая из персонажей рассказывает, что ему или ей снится. Кому-то — Вавилон, «город старый, но хорошо сохранился». Кому-то — собственная смерть. Кому-то — как ищет дорогу домой и никак не может отыскать. Беженка из Абхазии созванивается с сыном и рассуждает вслух о насущном: «Почему должен человек убивать?» Другой собеседник постановщицы, спев песню про весенний лес и березовый сок, признается, что смерти не боится. А выжившая во Вторую мировую мудрая бабушка вспоминает, как убивали евреев в Дубоссарах, — и ложится спать. Наверное, тоже в надежде на интересный сон. Или в надежде на чудо, о верности и неизбежности которого напоминает неожиданно звучащее в кадре рождественское стихотворение Бродского.
«Никуда я не хожу, не скрываюсь, — признается пожилой человек под звуки воздушной тревоги. — Ну гудит и гудит, что тут сделаешь? Ничего тут не сделаешь». В чертах его лица не сразу узнаешь Валерия Бассэля — знаменитого одесского актера театра и кино (он снимался в «Доме с башенкой»), говорящего с нами из какой-то другой реальности: в сентябре 2024-го его не стало. Он тоже в чем-то похож на фантастического персонажа, как и большинство героев фильма. Например, на Белого Рыцаря из «Алисы в Зазеркалье», чья песня о «древнем старичке» тоже фигурирует в фильме. И многочисленные одесские коты, попадающие в кадр при любой погоде, от солнца до снега, в чем-то, несомненно, чеширские.
Поэтичную картину Нейман завершает еще один мальчик, загадывающий желание — оно сбудется, когда пройдут туманы, снега и над морем вспыхнет молния. Будто играя с ним в ответную игру, фильм выполняет все три условия, а мы остаемся на финальных титрах с надеждой на то, что мечты совсем скоро смогут осуществиться.
Подлетное время
Виталий Манский — уроженец Львова, большую часть жизни работавший в России, а в последние годы в Латвии, документирует нынешнюю войну с самого ее начала. О ней его исповедальные «Родные» (2016), шокирующий «Восточный фронт» (2023), совсем недавнее «Железо» (2024). «Подлетное время» — самый основательный, можно сказать, монументальный из этих фильмов, не только по причине внушительного трехчасового хронометража. Это в самом деле попытка вместить разные аспекты войны (политический, этический, эстетический) в единое художественное высказывание, исследование отношений фронта и тыла, зоны боевых действий и далекого от российской границы западноукраинского города.
Статичная или почти неподвижная камера Романа Петрусяка (а также самого Манского, который снимал некоторые сцены) вкупе с редкими монтажными склейками позволяет вглядеться, вжиться в картины будничной жизни, размеченной временами года. И различить в ней приметы войны — их больше с каждым, всегда тщательно выстроенным, кадром.
Влюбленные парочки, выходящие из церкви молодожены, гуляющие по бульварам горожане, играющие дети — все они в конечном счете фигуранты смертельного спектакля, тень которого легла на всю страну. Это ощущение с оглушительной меткостью передает постер, сделанный для фильма художником Максимом Паленко: на нем тень огромного самолета накрывает Украину.
Экскурсии для туристов, торговля сувенирами в историческом центре — все оказывается связанным с войной. Стоит прислушаться к разговорам — и все они об отличиях «Шахедов» от «Кинжалов», о судьбах ушедших воевать близких, о смутных перспективах мира и заранее ненавистного компромисса с противником. Даже аттракцион в парке — самодельный тир, в котором каждый, от дошкольников до пенсионерок, может прицелиться в мишень с портретом Владимира Путина. «Не стыдно промахнуться, стыдно не выстрелить», — гласит реклама забавы, которую ее владелец обозначает словом «антистресс».
Выбранные Манским герои — музыканты львовского войскового оркестра. С первых кадров «Подлетного времени» они под руководством жизнерадостного дирижера Виктора репетируют бравурную и энергичную композицию «За Украину». Но играть им приходится другое: главный долг — сопровождать траурной музыкой похороны солдат и офицеров, погибших на нынешней войне.
После получасовой прелюдии, можно сказать «настройки» оркестра, фильм Манского находит свой жанр: это тризна. Прощание с убитыми, плач по ушедшим. Гробы торжественно выносят из церкви, грузят в катафалки, их провожают вдоль дорог люди, вставшие на колено. Об этом же фотовыставка на бульваре; женщины гладят лица сыновей и мужей с портретов на «Аллее героев 24-й бригады». Об этом и сцена, в которой матери, жены, сестры, дети принимают посмертно присужденные награды за своих погибших.
Другие сквозные герои — могильщики, чей черный юмор и здравые комментарии, вполне в духе шекспировского «Гамлета», уравновешивают пафос траурных сцен. Кладбище — важнейшее из мест действия фильма. Развевающиеся на ветру знамена дарят статичному пейзажу причудливую, тревожную подвижность, внутренняя интрига раскрывается в монологе бригадира: пока растет буквально с каждым днем кладбище, рядом, ради его расширения, эксгумируют безымянные кости австрийцев времен Первой мировой, советских солдат времен Второй мировой.
Не превратиться в безнадежный мартиролог «Подлетному времени» помогает музыка. Она звучит в кадре и за кадром так часто и выразительно, что паузы — в том числе пресловутого подлетного времени, когда в ожидании ракетной атаки город замирает и затихает, — становятся не менее значимыми элементами музыкальной ткани, чем мелодии.
Диапазон огромен: марши траурные и торжественные, лирический напев двух скрипок, скорбное церковное пение, исполненная уличным музыкантом «Червона рута», прерванная на полузвуке воздушной тревогой оперная постановка, оглушающая уличная дискотека, доминантой надо всем — гимн Украины. Поневоле вспоминается мощнейший хоровой зачин «Майдана» Сергея Лозницы, открывшего новейшую документальную летопись страны. Ведь, по мнению ветеранов нынешней войны, которых мы видим в инвалидных креслах в завершающем эпизоде картины Манского, настоящая незалежность началась только в 2014-м.
Один из оркестрантов, сольные портреты которых связывают весь фильм, одиноко сидит на пустой сцене перед барабанной установкой и рассуждает вслух: круг сужается, скоро заберут с эстрады в окоп. Следом за этим идиллические сцены последнего звонка в школе сменяются групповой фотографией выпускников в камуфляже. Камера внимательно рассматривает их лица. Уже после завершения фильма Манский рассказал на своей странице в фейсбуке, что музыкантов оркестра тоже забирают воевать, в пехоту.
Антон Долин