«Финист ясный сокол» не оправдывает терроризм. Тогда почему этот спектакль так испугал власть? И что за конфликт мировоззрений стоит за делом Жени Беркович и Светланы Петрийчук?
В понедельник, 8 июля, Второй Западный окружной военный суд приговорил режиссерку Женю Беркович и драматурга Светлану Петрийчук к шести годам колонии общего режима. Развязка «театрального дела» многих шокировала: за последние годы это один из самых жестких приговоров, вынесенных по политическим делам против художников. Критик Антон Хитров размышляет, почему пьеса Петрийчук «Финист ясный сокол» о россиянках, завербованных террористами, и основанный на ней спектакль Беркович оказались триггером для власти.
Преступление, которое вменяют Жене Беркович и Светлане Петрийчук, имеет так мало общего с пьесой и спектаклем «Финист ясный сокол», что в публичном поле вот уже год стараются угадать истинные мотивы «театрального дела». Одни настаивают: государству нужен был повод, чтобы разобраться с неудобной «Золотой маской» — в 2022 году «Финист» получил две национальных премии, за драматургию и за костюмы. Другие уверены: власть мстит Беркович за популярные стихи против милитаризма, а Петрийчук наказывают исключительно за сотрудничество с ней. Третьи полагают, что смысл этих репрессий — профилактический: запугать свободомыслящих художников.
Все эти гипотезы убедительны. Но почему внимание системы привлек именно «Финист»? Как вышло, что она сочла его пригодным оправданием для уголовного дела? Достаточно заглянуть в комментарии под видеозаписью спектакля, чтобы убедиться: для большинства зрителей это проект, который вовсе не защищает террористов, а, наоборот, разоблачает их методы вербовки. Кто-то даже пишет, что «Финиста» надо показывать старшеклассницам — «чтобы не сломали жизнь себе и родителям». Тем не менее государство считает иначе. Откуда взялась искаженная, неадекватная трактовка этой пьесы и этого спектакля — вопрос, который касается даже не столько «театрального дела», сколько образа мысли, принятого в системе.
О чем в действительности «Финист ясный сокол»? Он о том, почему террористы оказались успешны, как они сумели продать радикальный ислам женщинам, которые, казалось бы, росли в светском, относительно равноправном и благополучном (по сравнению с ИГИЛ) российском обществе.
Короткий ответ, подсказанный пьесой и спектаклем: сетевые вербовщики заметили их фрустрацию. Они догадались, что российская женщина, воспитанная на патриархальных сюжетах — вроде сказки о волшебном женихе, обыгранной Петрийчук, — обычно не находит ничего похожего в реальной жизни. Капиталистический культ успеха и консервативный идеал семьи, повсеместная бедность и советские традиции — все это составляет противоречивый свод заповедей, который вынуждает женщину совмещать карьеру с домашним хозяйством, причем зарабатывает она меньше мужчины, а по дому делает больше. Прибавьте сюда привычную холодность мужей, партнеров, отцов и матерей — и получите безрадостную картину, которую хочется променять на что угодно другое.
Что бы ни говорили зет-патриоты, Финист у Петрийчук и Беркович — конечно же, никакой не романтический герой-воитель. Он скорее как Том Реддл из второго тома «Гарри Поттера», легко подчинивший себе уязвимую девочку: циничный манипулятор, готовый щедро одаривать жертву всем, чем она обделена, — любовью, вниманием и заботой. Строго говоря, Финист в пьесе и в спектакле нереален настолько же, насколько нереальна внушаемая им фантазия о счастливой жизни по законам шариата. Виртуальные собеседники героинь — это коллективные псевдонимы, за каждым из которых скрывается целая команда вербовщиков.
Ценности «Финиста» бесконечно далеки от ценностей российской системы. Ее сверхзадача — бесконечно сохранять статус-кво. Для этого ей необходимы враги, настоящие и вымышленные: от террористов до представителей ЛГБТК+, журналистов и художников. Борьба с врагами — лучшее оправдание, чтобы ужесточать контроль над обществом. Система заинтересована в наказании врага — но не в предотвращении конфликтов. Во-первых, конфликты ей на руку: чем больше внешних и внутренних угроз, тем легче объяснить цензуру и репрессии. Во-вторых, чтобы предотвратить конфликт, нужно устранить его причины, среди которых могут оказаться в том числе ваши собственные правила, привычки и убеждения. А это противоречит главному принципу системы — не подвергать сомнению самое себя.
Вот простейший пример. Когда в странах бывшего соцлагеря избавляются от советских памятников — российское государство не задает себе вопросов о собственном прошлом, а исходит ядом. Художественный проект, который бы пытался объяснить — даже не оправдать — снос этих монументов, воспринимался бы системой так же враждебно, как «Финист». Между тем в Эстонии, скажем, вполне допустима обратная ситуация — когда художники критикуют власть за уничтожение советских символов, ценных для какой-то части общества.
Работа Беркович и Петрийчук не критикует напрямую гендерную и семейную политику государства, зато критикует патриархальные общественные нормы, на которые эта политика опирается и которые она поддерживает. Однако в логике системы приемлема только та пьеса о терроризме, где не только боевики, но и все, кто по какой-либо причине им сочувствует, — непостижимое зло, расчеловеченное и подлежащее уничтожению. Любое другое высказывание выглядит «оправданием терроризма», даже если на самом деле речь идет о том, как можно эффективнее с этим самым терроризмом бороться.
Последовательная дегуманизация врага — главная скрепа российского режима, его важнейший идеологический аргумент в борьбе за собственную стабильность. Причем эта категоричная установка с каждым годом становится все жестче: в марте власть одобрила пытки обвиняемых по делу о теракте в «Крокусе» — несмотря на протесты правозащитников — и в очередной раз вернулась к обсуждению смертной казни. Произведение с иным подходом будет однозначно распознаваться как опасное и вредное.
В сущности, сама пьеса Петрийчук — в том числе об этих качествах системы. Одна из самых блестящих находок драматурга — две перекликающиеся инструкции, приведенные в тексте: «Как правильно носить хиджаб» и «Как правильно завязывать платок в колонии». Вербовщики «Исламского государства» и российская правоохранительная система воспринимают героинь одинаково — как средство достижения собственных целей: для первых они — бесплатная обслуга, для вторых — удобный образ врага. Самих же людей, с их травмами и ошибками, не замечает никто. В спектакле Беркович этот мотив удачно подхватила и развила художница Ксения Сорокина, которая за свою работу получила заслуженную «Золотую маску»: костюмы и декорации сплетены из разноцветных женских волос — женщину и вообще человека в мире «Финиста» рассматривают как ресурс, но не как личность.
Беркович и Петрийчук не случайные жертвы режима. Это не уменьшит ни их страданий, ни горя их семей — но это важно осознавать всем, кто наблюдает за их судьбой. Фигурантки «театрального дела» представляют большую группу людей, которых режим не без оснований боится. Даже не потому, что все эти люди буквально с ним борются, — нет, не все. Зато они предлагают иное мировоззрение, более сложное, более внимательное к человеку и в конечном счете более привлекательное. А такая конкуренция — не в интересах системы.
Подробнее дело Беркович и Петрийчук и репрессии в театрах мы обсуждали в недавнем эпизоде «Что случилось»
Антон Хитров