Он хотел прийти к власти, чтобы ограничить ее Максим Трудолюбов — о том, что принесет России и тем, кто в ней сейчас правит, гибель Алексея Навального

Развалившись на стуле, Путин — одна расправа за другой — демонстрировал присвоенную себе чрезвычайную власть, власть убивать и глумиться над противниками. Алексей — от одного расследования к следующему — демонстрировал, что верит в силу правды и может улыбаться злу в лицо. 

Российские власти убили российского Манделу, российского Гавела. Путин разбил зеркало, которое показывало ему не то, что нравилось. Он боится будущего и смерти, но этим шагом приблизил насильственный конец собственного режима.

«Здесь говорят правду», — так Алексей заканчивал свои стримы. Он разговаривал с российскими властями на языке фактов, права и иронии. Они отвечали на языке лжи, мести и насилия. Навальный доказал, что миру Путина, где «все врут», «где тот, кто платит, тот и заказывает музыку», можно противопоставить мир, в котором лгать — стыдно, где не всё покупается и не все продаются. Эта борьба не закончилась. 

Но сегодня обиженный на весь мир, трусливый кгбэшник, воспитанный во времена застоя, убил прямого, бесстрашного человека, родившегося на четверть века позже. Человек, сошедший с ума по прошлому, убил того, кто открыто смотрел в будущее. 

Путин убивал Навального несколько лет, но только сейчас добился своего. Это убийство началось задолго до августа 2020-го, когда Алексея отравили в Томске. Как показало расследование, проведенное самим Алексеем и его коллегами, убийцы начали преследовать его за несколько лет до этого. Верить «диагнозам», о которых сейчас твердят тюремные власти и будут еще рассказывать чиновники, нет никаких оснований. Это показательное политическое убийство, совершенное Путиным и его подручными, упивающимися своей безнаказанностью.

Польский поэт Чеслав Милош начал свою книгу «Порабощенный разум» с притчи о том, как захватившие его страну внешние силы — тут отсылка к советской армии — распространяют среди населения таблетки, примиряющие людей с оккупационной действительностью. Альбер Камю в романе «Чума» изображает общество, борющееся со смертельным вирусом. Многие увидели в этом аллегорию французского сопротивления нацистской оккупации во время Второй мировой войны. Трагедия России в том, что она не пала жертвой внешних сил, которые заставляли бы общество подчиняться агрессорам. Никакие злодеи не заражали россиян неизвестной «чумой». Алексей лучше многих понимал, с кем имеет дело.

Почитая советскую систему, Путин забрал у нее, по большому счету, одно главное — привычку применять чрезвычайные полномочия, изначально придуманные для борьбы с врагами большевистской революции. Когда чуть больше ста лет назад эта революция случилась, были уничтожены робкие ограничения центральной власти, заложенные в последние полвека существования царской России. С тех пор идеологии и правители менялись, но готовность ставить себя над законом все они передавали друг другу в полной сохранности. Россия — это государство, в котором чем бесконтрольнее власть, тем более она легитимна.

«Получается, что, придя к власти, нам придется первым делом заняться ограничением этой власти», — задумчиво говорил Алексей во время одной из наших давних бесед. Навальный всегда понимал, что с путинской властью нельзя становиться на одну доску. Не он, а она экстремистская, вопреки придуманным в Кремле приговорам, которые, как всегда, выворачивали всю правду наизнанку.

Путинская чрезвычайщина изначально была сознательным повышением градуса «опасности», необходимым для того, чтобы оправдывать бесконтрольность. Но каждая новая война, каждое новое политическое убийство не уменьшали, а увеличивали угрозу его личному благополучию, а потом и существованию как таковому. Просто потому что росло число желающих дать сдачи. И, выходя всё дальше за пределы каких-либо законов, Путин всё острее чувствовал опасность, которую объявлял опасностью для страны. Мотивируемый страхом за собственную шкуру, он добился права распоряжаться жизнями и всеми ресурсами страны. 

Высшая российская власть и элиты, поддерживающие ее, присвоили себе право казнить врагов и поощрять друзей. Публичное вознаграждение лояльных и почти столь же публичная месть нелояльным — это репертуар организованных преступных группировок. Выйдя за пределы права, российский политический режим угодил на территорию, где борются добро и зло.

Зло — это попытка подчинить весь мир своим, «нашим». Это извинения на камеру, это клятвы верности, это пышные ритуалы, это украденная из Третьяковки «Троица», которую из святыни хотят превратить в оберег. Их настоящая вера — это верность боссу, исполнение приказов, следование правилам криминально понятой «чести».

Но даже это экзистенциальное зло можно описать в правовых категориях, классифицировать его преступления, найти наказание за него в законах. Именно этим годами занимался Алексей.

У России был человек, который верил в будущее. Это был человек-шанс — даже для тех, кто сейчас находится у власти. Уничтожив противовес себе — того, кто стремился оставаться в русле права, — они уничтожили возможность мягкого, правового в своей основе перехода власти.