Перейти к материалам
истории

«Маленькая шестеренка, выполняющая команды» В Швейцарии прошел суд над бывшим бойцом белорусского СОБРа, которого обвиняют в «насильственном исчезновении» оппонентов Лукашенко в 1999 году. Репортаж «Медузы»

Источник: Meduza
истории

«Маленькая шестеренка, выполняющая команды» В Швейцарии прошел суд над бывшим бойцом белорусского СОБРа, которого обвиняют в «насильственном исчезновении» оппонентов Лукашенко в 1999 году. Репортаж «Медузы»

Источник: Meduza
Юрий Гаравский у здания Кантонального трибунала в швейцарском Санкт-Галлене. 19 сентября 2023 года
Юрий Гаравский у здания Кантонального трибунала в швейцарском Санкт-Галлене. 19 сентября 2023 года
Gian Ehrenzeller / Keystone / AP

В швейцарском кантоне Санкт-Галлен 19 и 20 сентября рассматривали дело Юрия Гаравского — бывшего военнослужащего специального отряда быстрого реагирования (СОБР) МВД Беларуси. Гаравского, попросившего в Швейцарии о международной защите, обвиняют в «насильственных исчезновениях» трех политических оппонентов Александра Лукашенко весной и осенью 1999 года — экс-главы МВД Юрия Захаренко, бывшего главы Центризбиркома Виктора Гончара и бизнесмена Анатолия Красовского. О своей причастности к их похищению и убийству бывший боец СОБРа еще в 2019 году рассказал журналистам Deutsche Welle. Тогда же он подчеркнул, что готов подтвердить свои слова в суде. Однако теперь, когда ему грозит от года до 20 лет тюрьмы, Гаравский отказывается от некоторых показаний. Спецкор «Медузы» Кристина Сафонова побывала в суде — и рассказывает о самом важном процессе в истории независимой Беларуси. 

Высокий мужчина, опираясь левой рукой на костыль, а правой придерживая на плече черный рюкзак, заходит в один из залов суда Санкт-Галлена, столицы одноименного кантона в восточной части Швейцарии. При его появлении собравшиеся начинают перешептываться, но толком рассмотреть вошедшего у них не получается — он идет, опустив голову и скрыв глаза за солнцезащитными очками. 

Когда он садится за небольшой стол напротив судьи и присяжных, спиной к толпе, места неподалеку, на первом ряду, занимают двое мужчин в костюмах — это государственная охрана, приставленная к нему круглосуточно. Они следят за каждым движением: как он медленно расстегивает рюкзак, достает стопку бумаг и кладет перед собой, так же медленно убирает рюкзак обратно под стол. 

«Харáуски», — подсказывает судье, как произносить его фамилию на немецкий манер, Юрий Гаравский. О себе он рассказывает неохотно и очень тихо — ответы часто можно разобрать только благодаря сидящей рядом с ним переводчице. Гаравский говорит на русском, заседание проходит на немецком. 

Юрий Гаравский рассказывает суду, что ему 45 лет. Родился и вырос в Беларуси, в «обычной работящей семье», выучился на автомеханика, женился, развелся, есть дочь. В 1996-м пошел в армию и полтора года служил в войсковой части № 3214 внутренних войск МВД. После решил продолжить службу, но уже по контракту, и в 1998 году оказался в рядах СОБРа — специального отряда быстрого реагирования, бойцы которого неофициально занимались слежкой, похищением и ликвидацией политических оппонентов Александра Лукашенко. 

— Давайте поговорим о похищении и убийстве [бывшего министра МВД Беларуси] Юрия Захаренко в Минске 7 мая 1999 года, — предлагает Гаравскому судья Олаф Гумбель. 

«Насильственное исчезновение»

Дело Юрия Гаравского началось с интервью. В декабре 2019 года бывший боец белорусского СОБРа, на тот момент год скрывавшийся в одной из европейских стран (тогда не было известно в какой) рассказал журналистам Deutsche Welle о своей причастности к политическим убийствам бывшего министра внутренних дел Беларуси Юрия Захаренко, бывшего главы Центризбиркома республики Виктора Гончара и бизнесмена Анатолия Красовского, которые пропали в Минске с мая по сентябрь 1999 года. 

Тела Захаренко, Гончара и Красовского так и не нашли. В ноябре 2000 года подполковника Дмитрия Павличенко — в то время руководителя СОБРа — задержали. Но уже через несколько дней он вышел на свободу, а глава КГБ Владимир Мацкевич, инициировавший задержание, и прокурор Олег Божелко, давший на него санкцию, лишились своих постов.

Летом 2001-го белорусские журналисты получили отдельные материалы из расследования случившегося с оппозиционерами. Из них следовало, что перед исчезновениями Павличенко — по распоряжению Виктора Шеймана, тогдашнего госсекретаря Совета безопасности и ближайшего соратника Александра Лукашенко, — выдали специальный «расстрельный пистолет». Там же было описано, как проводилась «акция захвата и последующего уничтожения» Захаренко, Гончара и Красовского. 

К выводу, что за убийствами стоят бойцы СОБРа, действовавшие с согласия руководства Беларуси, в 2004 году пришел и спецдокладчик Парламентской ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ) Христос Пургуридес, изучивший обстоятельства дела. К этой версии также склонялись правозащитники и родственники пропавших. Но официальное расследование в Беларуси так и не довели до конца. 

Интервью Гаравского привлекло внимание правозащитников, рассказал «Медузе» Илья Нузов, юрист и руководитель отдела Восточной Европы и Центральной Азии в Международной федерации за права человека (FIDH). Вскоре FIDH совместно с неправительственной организацией TRIAL International и белорусским правозащитным центром «Вясна» удалось выяснить, что бывший боец СОБРа живет в швейцарском кантоне Санкт-Галлен. Дальше, по словам Нузова, правозащитники провели большую работу, чтобы Гаравский предстал перед судом. 

Что рассказал Гаравский журналистам

«Тела мы закопали, а вещи сожгли» Бывший боец СОБРа рассказал Deutsche Welle о политических убийствах в Белоруссии

Что рассказал Гаравский журналистам

«Тела мы закопали, а вещи сожгли» Бывший боец СОБРа рассказал Deutsche Welle о политических убийствах в Белоруссии

«Нам было необходимо понять, в чем обвинять подозреваемого. Для этого нужно было собрать всю доказательную базу, изучить ее, — уточнил Илья Нузов. — И мы должны были понять, какие именно преступления у нас больше всего шансов доказать в свете того законодательства, которое существует в этой стране. То есть все должно было сойтись». 

Уголовная статья, на которой остановились правозащитники, — «насильственное исчезновение» — появилась в швейцарском кодексе относительно недавно, в 2017 году, и на практике до сих пор не применялась. Это преступление считается международным, наряду с геноцидом, пытками, преступлениями против человечности и военными преступлениями. А значит, швейцарские власти могли преследовать Гаравского в соответствии с принципом универсальной юрисдикции. Все, по выражению Нузова, и «сошлось». 

Но ключевым для правозащитников было согласие родственников пропавших. «Ведь совсем не очевидно, что они захотят преследовать Гаравского, — объяснил Нузов. — Мы работаем в интересах потерпевших и жертв преступлений. Если они не хотят, чтобы были предприняты какие-то действия, мы отступаем».

С родственниками Виктора Гончара, добавил юрист, связаться не удалось — он предположил, что они остаются в Беларуси (и, вероятно, опасаются репрессий, — прим. «Медузы»). Дочь пропавшего экс-главы МВД Елена Захаренко и дочь Анатолия Красовского Валерия, уехавшие из Беларуси в начале нулевых, правозащитников поддержали. В июне 2021 года прокуратура Санкт-Галлена начала расследование. 

«Это первая попытка в истории независимой Беларуси привлечь к ответственности за международные преступления, — сказал «Медузе» Илья Нузов. — Этим делом мы показываем, что правосудие, может быть, медленно работает, но не перестает работать. Мы будем добиваться правосудия. Преступники не могут спать спокойно — рано или поздно их час придет и они тоже предстанут перед судом». 

Говоря с журналистами Deutsche Welle в декабре 2019 года, Юрий Гаравский заявил, что готов повторить свой рассказ «под присягой в суде» и «официально все подтвердить». В августе 2023-го, после завершения расследования и передачи его дела в суд, Гаравский признался, что надеется на условный срок: «Поскольку я первым сознался, рассчитываю также на статус свидетеля». По статье о «насильственном исчезновении» ему грозит от года до 20 лет заключения. 

Ошибки перевода

Рассмотрение дела Юрия Гаравского должно было пройти в окружном суде Роршаха — города с населением меньше 10 тысяч человек (по данным 2020 года). Но из-за внимания к процессу его перенесли в здание Кантонального трибунала, расположенное в исторической части Санкт-Галлена.

Здание Кантонального трибунала в исторической части Санкт-Галлена, Швейцария
Gian Ehrenzeller / EPA / Scanpix / LETA

Здесь для двухдневного разбирательства — 19 и 20 сентября — отвели самый большой зал, примерно на 60 человек. Его почти полностью заполнили журналисты и правозащитники. Места на первом ряду, за спиной Гаравского, заняли родственницы пропавших — Елена Захаренко и Валерия Красовская. 

Когда судья Олаф Гумбель просит подсудимого рассказать об убийстве Юрия Захаренко, Валерия начинает гладить Елену по спине — и не останавливается на протяжении всего допроса.

Юрий Гаравский говорит отрывисто. Он повторяет то, что уже рассказывал журналистам: в мае 1999 года тогдашний глава СОБРа, подполковник Дмитрий Павличенко «получил приказ». И Гаравский с сослуживцами следили за Захаренко пять дней, а 7 мая приехали к дому экс-главы МВД. «Когда он вышел из машины, мы его задержали и посадили в машину», — говорит Гаравский. 

— В какую? — уточняет судья Гумбель. 

Гаравский утверждает, что не помнит. «Темного цвета», — добавляет он. Хотя еще в декабре 2019-го рассказывал Deutsche Welle, что на «задержание» Захаренко бойцы спецотряда приехали на BMW 525 красного цвета и темной Opel Omega. 

Этот момент не единственный, где показания Гаравского расходятся с тем, что он рассказывал раньше. Захаренко, продолжает он тихо, вывезли на окраину, в лес: «Павличенко сказал достать его из машины и положить на землю. Когда мы это сделали, Павличенко достал из бардачка пистолет и выстрелил [Захаренко] два раза в сердце». 

— Везде указано, что вы дали Павличенко оружие, — обращает внимание на противоречие судья. И объясняет, что так Гаравский говорил не только журналистам, но и сотрудникам миграционной службы, когда в октябре 2018 года попросил о политическом убежище в Швейцарии. 

— Это неверный перевод, — возражает Гаравский. Хотя интервью Deutsche Welle проходило на русском языке. Он напирает: «Было по-другому. Мы все, когда задерживали Захаренко, были без оружия».

Дочь пропавшего бывшего главы МВД Елена тяжело вздыхает. Гаравский не оборачивается и продолжает: «Так как он был оппозиционером, я думал, его просто вывезут куда-то, завезут в какое-то здание, будет с ним беседа. И когда мы поехали за город, я думал с ним будут просто беседовать». То, что Захаренко убьют, он якобы понял только, когда это случилось. Эти слова также расходятся с тем, что Гаравский раньше говорил журналистам: «7 мая утром Павличенко уехал и где-то после обеда вернулся и сказал, что надо будет задержать Захаренко и ликвидировать». 

— Что это был за пистолет? — спрашивает судья Гумбель. 

— 6П9. 

— Такой пистолет используют для расстрелов в Беларуси? — интересуется судья. Получив утвердительный ответ, уточняет: «Откуда вы знаете?»

Гаравский долго молчит. Потом сухо произносит: «Я знаю». 

— И откуда? — не отступает судья Гумбель. — Вы уже держали в руках этот пистолет?

— Похожий. Не тот же самый. 

— То есть вы отрицаете, что дали пистолет убийце Захаренко? — уточняет судья. 

— Это неверный перевод! — повторяет Гаравский, заметно раздражаясь. 

Вопросы о том, откуда в день исчезновения Юрия Захаренко появился пистолет, судья Гумбель повторяет еще несколько раз. Но в ответ на каждый Гаравский настаивает: его бывший начальник сам взял оружие из бардачка машины. 

* * * 

«Утром Павличенко собрал нас — [тех], кто участвовал в задержании Захаренко. Сказал, что сегодня поедем задерживать одного или двух человек», — с паузами рассказывает Юрий Гаравский суду о событиях 16 сентября 1999 года. 

У бойцов СОБРа был «обычный рабочий день», продолжает Гаравский. После завтрака — тренировка по стрельбе из пистолета. Потом пошли в спортзал. Потом обед. А после — занимались «кто чем: кто спортом, кто стрельбой». Вечером на двух машинах поехали в Минск, к общественной бане. «Когда мы увидели, что машина [с Гончаром и Красовским] тронулась, мы произвели задержание, — рассказывает Гаравский. — Я и [боец СОБРа] Панков достали из машины Гончара, положили на землю. При разбитии стекла [машины] я уже осознавал преступление. Я специально разбил ему [Гончару] переносицу, чтобы пошла кровь». 

Вместе с похищенными бойцы СОБРа поехали в сторону поселка Бегомль в Витебской области, где, по словам Гаравского, была законсервированная военная база. «По дороге мы остановились на парковке, Павличенко вышел из машины, — продолжает подсудимый. — Через пять минут подошел другой [неизвестный] мужчина, заглянул в машину. Сказал [вероятно, Гончару]: «Поднимите голову», посмотрел на него. «Да, это он». Павличенко сел в машину, и мы поехали на Бегомоль». 

Дальше события, по словам Гаравского, развивались по тому же сценарию, что и во время похищения Захаренко. Павличенко скомандовал бойцам СОБРа достать Гончара и Красовского из машины и положить на землю, после чего дважды выстрелил каждому в область сердца. «Через минут пять-десять он сказал: «Раздевайте их», — продолжает Гаравский. — И когда я раздевал Гончара, я увидел, что у него на левой, по-моему, ноге нет большого пальца. Я запустил руку в туфлю и достал оттуда специальную стельку». Тела Гончара и Красовского, по его словам, «бросили» в заранее приготовленную яму. Там же закопали их обувь. Остальные вещи сожгли. 

Имена бывших сослуживцев, участвовавших в похищениях, Юрий Гаравский заранее написал на листе — и теперь предлагает передать суду. Но судью Олафа Гумбеля больше интересуют противоречия в его рассказе. 

— У кого был пистолет? — спрашивает судья. 

— Мы были без оружия. У Павличенко был пистолет. 

— Во время другого опроса вы сказали, что пистолет был у вас, — возражает судья. 

— Ох и перевод! — вздыхает Гаравский. 

— Угу, — кивает судья. И продолжает: «Вы знаете, какой это был пистолет?»

— Знаю. 

— Какой?

— 6П9, — отвечает Гаравский. 

— Тот же самый? — интересуется судья Гумбель. 

— На тот момент я не знал, что тот же самый. 

— А откуда узнали?

— Белорусская оппозиционная пресса стала писать, — отвечает Гаравский. И добавляет: «Я его видел, но маркировку узнал из прессы. Есть два идентичных пистолета: Макарова с глушителем и 6П9. Они очень сильно похожи. И специалист не скажет, что это два разных пистолета». 

Судью Олафа Гумбеля интересует и кровь Виктора Гончара, обнаруженная на месте похищения. «Как она туда попала?» — спрашивает он, хотя Гаравский уже об этом говорил. 

— Я разбил ему переносицу, — повторяет подсудимый. 

— Это было необходимо? — уточняет судья. 

— Чтобы начали расследование. Я уже тогда понимал, что это преступление, — утверждает Гаравский. 

Судья напоминает, что именно бывший боец СОБРа рассказывал раньше: в тот день на нем были перчатки с прикрепленной к ним цепью. Эту цепь Гаравский набросил на шею Гончару и вытащил его из машины. «Вы еще рассказали, — добавляет судья Гумбель, — что лично разбили нос Гончару и бросили его на землю так, чтобы было как можно больше крови. Это жестоко. Что вы на это скажете?»

— Вы все правильно сказали, — соглашается Гаравский. — Но во многих странах точно так же производятся задержания. Человека при задержании ложат на пол, чтобы надеть ему наручники. 

— Но не чтобы пошло как можно больше крови! — возражает судья. 

— Когда Павличенко нас собрал, я уже понял, что это будет не простое задержание, — говорит Гаравский. — И поэтому я оставил следы. 

— Вы разбили Гончару переносицу цепью или кулаком? — интересуется судья. 

— Специально цепью, чтобы начали расследование. 

— Интересно, что про кровь у переводчика не было ошибок, — говорит судья Гумбель. 

Гаравский спокойно замечает: «Тут сложно ошибиться». 

Полковник Смирнов

Юрий Гаравский, когда-то охотно общавшийся с журналистами, теперь их избегает. Во время перерывов в заседании он, надев темные очки и натянув на голову капюшон толстовки, в окружении охраны выходит на улицу, чтобы покурить. Многочисленные вопросы журналистов, чего бы они не касались, Гаравский игнорирует. От камер отворачивается. 

Не отвечает он и на некоторые вопросы суда, иногда выключая микрофон, стоящий перед ним на столе. 

— Как вы познакомились с полковником Смирновым? — спрашивает судья Гумбель. О каком именно Смирнове идет речь, не уточняет. Однако весной 2018 года в программе «Диалог» белорусской телерадиокомпании «Гомель» вышло интервью полковника Андрея Смирнова, тогда возглавлявшего воинскую часть 5525 внутренних войск МВД страны. 

— Не хочу отвечать, — тихо говорит Гаравский. 

— Вы же ответили во время расследования на этот вопрос, — удивляется судья. 

— Я просил прокурора не предавать это огласке, — возражает Гаравский. 

— Смирнов предлагал вам следить за другими участниками СОБРа? — не обращает внимания на его слова судья Гумбель. 

— Я же сказал, что просил не оглашать эту информацию! — нервничает Гаравский и повышает голос. 

Судья с ним соглашается, но тут же задает новый вопрос о Смирнове: «Интересно, что связывает полковника с простым военнослужащим, как вы?» Гаравский в ответ только вздыхает. «Вы же не сделали большой карьеры в армии, несмотря на то, что у вас были такие контакты», — добавляет судья. Подсудимый снова не соглашается: «Я мог сделать, но я ушел». 

В СОБРе Юрий Гаравский был заместителем командира. По его словам, спецотряд выезжал на «задержания преступников» примерно раз в неделю. В ноябре 2000 года, рассказывал Гаравский журналистам Deutsche Welle, его вместе с Дмитрием Павличенко задержали по подозрению в исчезновении Захаренко, Гончара и Красовского, но уже через день отпустили. Вскоре он покинул подразделение. Сотрудников миграционной службы Швейцарии, прося об убежище, Гаравский убеждал, что это произошло в 2003 году. Однако на суде выяснилось, что с октября 2000-го по май 2003-го он находился в тюрьме по обвинению в вымогательстве. 

Судья Олаф Гумбель в очередной раз обращает внимание на противоречия в словах подсудимого: «В интервью Deutsche Welle вы говорили иначе». 

— Deutsche Welle сделали из меня киллера! Спасибо! Я никого не убивал, я просто производил задержания. Другие люди убивали, почему я должен отвечать за всех? — эмоционально говорит Гаравский. — Я хочу донести до всех, что сейчас в Беларуси полная диктатура, людей убивают безнаказанно. 

Говорить о своем первом уголовном деле Юрий Гаравский отказывается. После освобождения из тюрьмы он сначала работал начальником охраны одной из гостиниц Минска, потом — в ночном клубе. А после, как он рассказывает, знакомый устроил его к себе в строительную фирму водителем. Со временем Гаравский тоже занялся строительным бизнесом. 

Со своими бывшими сослуживцами Юрий Гаравский отношения не прервал и иногда приезжал на общие встречи. А в 2007 году, считает он, на него совершили покушение. И чтобы развеять в этом сомнения судьи Гумбеля, просит представить ситуацию: «Вы едете в машине, не превышаете скорость. Вам въезжает в лоб машина. После этого вы приходите посмотреть фотографии [аварии], а вам говорят: «Ты врезался в дерево»». 

Последствия той аварии Юрий Гаравский ощущает до сих пор — из-за боли в бедре он не может долго сидеть и время от времени поднимается с места. «У меня на сегодняшний день стоит пластина в голове, — рассказывает Гаравский. — Я могу разговаривать с человеком и забыть имя, хотя знаю его на протяжении десяти лет. Чтобы вспомнить все [что происходило в 1999 году] мне пришлось сильно напрячь мозг». 

— Как вы решили поехать в Швейцарию? — интересуется судья Гумбель. 

— Я не знал, что еду в Швейцарию, — признается Гаравский. И объясняет, как в октябре 2018 года оказался в швейцарском Базеле: «Там говорили на немецком языке, я думал, что я в Германии». 

— А как вы приехали? — повторяет вопрос судья. 

— Меня привезли на дипломатической машине по «зеленому» коридору, — сухо отвечает Гаравский. — В Минске я сел в эту машину. Сказали, что отвезут в Европу. 

— Кто сказал? — уточняет судья. 

— Один из кураторов, — тихо говорит подсудимый и переходит на шепот: «Не хочу называть имена, этот человек еще служит». 

Но судью Гумбеля такой ответ не удивляет. «Вы говорили [во время следствия], что полковник Смирнов вам помог, потому что вы ему тоже помогли. Как вы помогли полковнику Смирнову?» — спрашивает он. И следом: «Вы также говорили, что полковник Смирнов стал генералом КГБ». На оба вопроса Гаравский отвечать отказывается и снова ссылается на «ошибочный перевод». 

— Вы не знали, куда вас повезут? Вам было все равно? — продолжает судья. 

— Я спал. 

— Все время? 

— Да. 

— Вы раньше говорили, что вам дали снотворное, — напоминает Гаравскому судья. Тот не возражает. И судья Гумбель вновь возвращается к полковнику Смирнову — его интересует, какие отношения связывают его с Гаравским. «Я не буду отвечать на этот вопрос, — как и раньше говорит подсудимый. — Но я вам скажу одно: у нашего министра внутренних дел был младший офицер, и вот какие он имел отношения? Точно так же и я имел отношения с генералом». 

— То есть вы друзья? — не понимает судья. 

— Нет, — говорит Гаравский. И в очередной раз повторяет: «Я не буду отвечать на этот вопрос». 

В сентябре 2019 года Швейцария отказала Юрию Гаравскому в международной защите. Однако он утверждает, что находится в стране на законных основаниях — впрочем, каких именно, не объясняет. Полтора года назад, говорит Гаравский суду, он отказался от помощи государства, нашел работу на складе, платит налоги и снимает жилье. «В следующем году у меня заканчивается паспорт. Диктатор Лукашенко сказал, что теперь ни одно посольство не может выдавать паспорта, нужно приехать в Беларусь, — рассказывает Гаравский. — Если меня оставят в Швейцарии, я буду работать, платить налоги, буду законопослушным гражданином. А если Швейцария меня депортирует…» Подсудимый признается, что по-прежнему опасается за свою жизнь. 

— Почему вы тогда дали интервью Deutsche Welle под своим именем? Разрешили снимать ваше лицо и место, где вы жили? — не понимает судья Гумбель. — Вы хотели оказать давление на миграционную службу?

— Я ни на кого не давил, — отрицает Гаравский. 

— А чего вы хотели добиться, снявшись в фильме? 

— Донести правду, — говорит подсудимый. — Я хотел донести правду, несмотря на угрозу собственной жизни. Я уже потерял абсолютно все. 

Однако и к этим словам судья Гумбель относится с заметным недоверием. Он напоминает, что в начале заседания Гаравский сам рассказал, что во время первого интервью в миграционной службе сотрудник не поверил ему — и посоветовал обратиться к журналистам. 

— Я этого не говорил, — возражает Гаравский. 

— Вы это говорили, — настаивает судья. 

— Кому?

— Это есть в ваших показаниях. Возможно, неправильно перевели, — иронизирует судья Гумбель. 

[Не]оконченное преступление

Прокурор Петер Хангартнер во время следствия допрашивал Юрия Гаравского дважды. И то, что в суде экс-боец СОБРа изменил некоторые свои показания, ему явно не нравится. Хангартнер говорит Гаравскому прямо: «Можно заподозрить, что вы рассказываете выдуманные истории». 

Но несмотря на многочисленные противоречия, прокурор решает поддержать ранее выдвинутое обвинение. Хангартнер объясняет: они касаются второстепенных моментов, тогда как то, что Гаравский участвовал в похищении Захаренко, Гончара и Красовского, сомнений не вызывает. Так, например, подсудимый рассказал о физической особенности Гончара (отсутствующем большом пальце на ноге), которую политик тщательно скрывал. 

Прокурор Петер Хангартнер просит суд приговорить Юрия Гаравского к трем годам лишения свободы, два из которых — условно с испытательным сроком в четыре года. При этом прокурор убежден, что экстрадировать подсудимого в Беларусь нельзя. 

Обвинение поддерживает и адвокат Северин Вальц, представляющий в суде интересы Елены Захаренко и Валерии Красовской. Он просит суд назначить родственницам погибших компенсацию — 200 тысяч швейцарских франков, а также по 5% от этой суммы за каждый год, что они не знали о случившемся с их близкими. 

Адвокат Северин Вальц вместе со своими доверительницами: дочерью Юрия Захаренко Еленой и дочерью Анатолия Красовского Валерией
Arnd Wiegmann / AFP / Scanpix / LETA

Значительную часть своего выступления Вальц говорит о наиболее важном для дела вопросе — моменте, когда преступление, в котором обвиняют Гаравского, считается оконченным. В случае «насильственного исчезновения» однозначного ответа нет. Но адвокат настаивает, что преступление длилось годами — пока родственники Захаренко, Гончара и Красовского не узнали, что именно произошло с их близкими. А случилось это только в декабре 2019 года, когда Юрий Гаравский дал первое интервью. 

Елене Захаренко, продолжает адвокат, было 23 года, когда ее отец бесследно исчез. Валерии Красовской — 17. 

Вечером 7 мая 1999 года Юрий Захаренко позвонил жене: «Скоро приду, грей ужин». Но дома так и не появился. Мать Елены, приводит адвокат воспоминания своей доверительницы, пыталась дозвониться мужу, но безуспешно: «Они думали, что что-то случилось, раз отец не возвращается. Елена не спала всю ночь и плакала». 

17 сентября 1999 года, говорит адвокат Вальц, Валерия Красовская проснулась рано утром из-за шума — на кухне ее мать пыталась кому-то дозвониться. На вопрос Валерии, что происходит, она объяснила: «Отец вечером не вернулся домой, иди обратно в постель». Но Анатолий Красовский не пришел и позже. После исчезновения отца, рассказывает Вальц, его доверительница «потеряла интерес к учебе, к жизни». «Отец был важнейшим человеком в ее жизни, — добавляет адвокат. — Она не могла представить, что он может исчезнуть». Вспоминать об этом Красовской тяжело и сегодня — слушая речь адвоката, она вытирает глаза скомканной салфеткой. 

* * * 

Юрий Гаравский полностью невиновен, считает его адвокат Ви Хюинь. 

Выступая с речью перед судом на второй день слушаний, 20 сентября, Ви Хюинь не отрицает, что ее подзащитный участвовал в похищении оппозиционеров. Однако привлечь Гаравского к ответственности за это нельзя — срок давности по делу давно истек, настаивает адвокат. С трактовкой Северина Вальца она совершенно не согласна. О том, что Захаренко, Гончара и Красовского похитили и убили, было известно задолго до интервью ее доверителя, объясняет адвокат. Например, в 2001 году, когда СМИ опубликовали некоторые материалы из расследования их исчезновения. А значит, убеждена Ви Хюинь, преступление закончилось до того, как в швейцарском уголовном кодексе появилась статья о «насильственных исчезновениях». 

Настаивает Ви Хюинь и на невозможности судить Гаравского по швейцарским законам. По ее словам, в авторитарной стране он просто не мог отказаться от выполнения приказа: «Он был маленьким винтиком в большой машине». 

Юрий Гаравский слушает своего адвоката стоя, держа руки за спиной и иногда сжимая правый кулак. 

24 года и неделя ожидания

— Вы хотите еще что-то сказать суду? — спрашивает у Юрия Гаравского судья. 

Тот просит сидящую рядом переводчицу зачитать текст на немецком, который он принес с собой. Это обращение не только к суду, но и к сидящим в зале родственницам убитых. Елена Захаренко, прожившая много лет в Германии говорит на немецком, Валерия Красовская, живущая в Нидерландах, — нет. А потому адвокат Северин Вальц просит Гаравского все же прочесть заявление и на русском. 

«Я глубоко сожалею о своей роли в гибели этих людей, — очень тихо и быстро читает с листа Гаравский. — Я был маленькой шестеренкой, выполняющей команды. С годами я все осознал. Я считаю своим моральным долгом, несмотря на риск для жизни, больше не молчать на публике. Я надеюсь, что родственники примут мои извинения и, возможно, другие люди заявят о дальнейших несправедливостях в других странах». 

Прощения у родственников Юрий Гаравский попросил и в последнем слове, добавив, что надеется на «справедливое наказание швейцарского суда». Если же решение будет «суровым», отметил он, «я больше, чем уверен, что больше никто в мире не будет сообщать о преступлениях власти». 

Судья Олаф Гумбель говорит слушателям, что ему и двум присяжным необходимо время, чтобы принять решение. А потому оно будет известно только на следующей неделе и опубликовано на сайте суда. Устраивать еще одно заседание, замечает Гумбель, слишком дорого — ведь из-за наплыва журналистов без полиции суду не обойтись. 

* * * 

«Мы ждали 24 года, пять дней не имеют значения», — говорит «Медузе» после заседания Валерия Красовская. 

«Для меня самое главное, чтобы суд решил, что этот человек [Гаравский] сказал правду, — добавляет она. — Конечно, он мог забыть, перепутать, недосказать. Но что в общем все произошло так, как он описал. Для меня это важнее всего, потому что я хочу знать, что 24 года назад все произошло так или примерно так». 

На обвинительный приговор рассчитывает и Елена Захаренко. «Для меня важно, чтобы об этой истории узнал весь мир, — добавляет она. — И о ситуации в Беларуси, которая происходит по сегодняшний день». 

Елена Захаренко впервые встретилась с Юрием Гаравским в феврале 2020 года — ей было важно посмотреть ему в глаза. Но во время заседания, говорит Захаренко «Медузе», она, напротив, старалась не думать о том, кто сидит рядом. «Я представляла иногда, как он захватывал моего папу, как они его держали, как они его убивали, — объясняет Елена. — Я старалась не думать об этом, чтобы досидеть до конца процесса». 

В ту встречу Юрий Гаравский сказал, что готов отсидеть за совершенные преступления. Но не в Беларуси, а в Европе. «Вы слышали, как он извинялся? — спрашивает «Медузу» Валерия Красовская. — У меня ощущение, что он попросил прощения, только потому что ему нужно более мягкое наказание». 

Как протесты 2020 года изменили Беларусь

Мы так много сделали и не смогли победить Хроника протестов в Беларуси, рассказанная их участниками. И история страны, которую написал Шура Буртин

Как протесты 2020 года изменили Беларусь

Мы так много сделали и не смогли победить Хроника протестов в Беларуси, рассказанная их участниками. И история страны, которую написал Шура Буртин

Кристина Сафонова