Венеция-2023. «Зеленая граница» Агнешки Холланд Черно-белая драма о беженцах на границе Польши и Беларуси — и о хрупкости европейских ценностей

На Венецианском кинофестивале свою новую картину показала главный режиссер Польши Агнешка Холланд. Постановщица, которая в 1970–1980-х была одной из самых ярких фигур антикоммунистического направления в польском кино, продолжает призывать своих соотечественников чаще и глубже размышлять о тяжелых и болезненных моментах истории страны. На этот раз — о кризисе на белорусско-польской границе, начавшемся в 2021 году, когда тысячи беженцев с Ближнего Востока устремились в Европу. Кинокритик «Медузы» Антон Долин рассказывает, как Холланд удается тонко показывать будничность ситуации, в которой сегодня может оказаться каждый. 

Начнем с финала. Эпилог «Зеленой границы» — поток украинцев, пересекающих польскую границу в 2022-м. Активисты, волонтеры, пограничники и военные помогают им, кормят, укрывают, рассаживают по автобусам. Эта панорама выглядит документальной — подобные кадры за последние полтора года мир видел не раз. Титр дает сухую статистику: миллионы людей спасены Польшей в суровые дни российского нашествия. Европейские ценности — все-таки не пустой звук, солидарность и эмпатия — не просто слова. Но картина Агнешки Холланд не об этом. 

Завершению «Зеленой границы» предшествует повествование не менее реалистическое, но не в пример более страшное. Это превращенная в игровой фильм хроника кризиса на белорусско-польской границе в 2021 году, когда пропаганда Александра Лукашенко спровоцировала тысячи людей с Ближнего Востока и из стран Африки бежать в Восточную Европу и нелегально переходить на территорию Евросоюза. Результатом стали смерть и исчезновение беженцев в дремучих заповедных лесах и болотах приграничной зоны — той самой «зеленой границы». 

74-летняя Холланд — вероятно, самая именитая из польских режиссеров сегодня. Она получала фестивальные призы, не раз номинировалась на «Оскар», сняла знаковую драму «Полное затмение» (1995) и эпизоды престижных американских сериалов, включая «Карточный домик». Но сегодня важнее то, что Холланд — полноправная наследница традиции восточноевропейского «кино морального беспокойства», к которому принадлежит и «Зеленая граница». Недаром начинала она как ассистентка Кшиштофа Занусси и Анджея Вайды, была соавтором Кшиштофа Кесьлёвского. Ее цель — не превозносить или обличать, а, удерживаясь от лишнего и ложного пафоса, задавать неудобные вопросы, обращенные прежде всего к своим соотечественникам. «Зеленая граница» уже вызвала резкий протест в Польше, а министр юстиции Збигнев Зёбро даже сравнил его с нацистской пропагандой. Следовательно, Холланд ударила в самое больное место, без промаха. 

Мишень «Зеленой границы» — двойные стандарты Европы, хрупкость системы ценностей, бесчеловечность государства (любого, но Холланд интересует родная страна) и одно из главных табу, европейский расизм. На него недвусмысленно указывает эпилог фильма: спасать украинцев полякам было комфортнее, чем сирийцев или африканцев. Показана в картине и Беларусь — не иначе как филиал ада на земле. Услышав о депортации в эту страну, беженцы начинают рыдать и умолять польских пограничников: «Только не туда!» Там избивают до полусмерти, отказывают даже в питьевой воде, к людям относятся как к скоту.

Однако это — лишь фон для основного действия «Зеленой границы», которое относится к Польше. Пограничники здесь — не зловещая массовка, а полноценные действующие лица, для которых сирийцы или йеменцы — все-таки люди. Просто второго сорта.

Фильмы о мигрантах на фестивалях давно стали принятой и привычной формой высказывания с солидной призовой историей (среди больших авторов, снимавших об этом, — Кен Лоуч, братья Жан-Пьер и Люк Дарденны, Аки Каурисмяки и многие другие). В этом и системная проблема: трудно избавиться от наработанных клише, сохранить искренность и непосредственность интонации, избежав манипуляций зрителем и эксплуатации темы.

«Зеленая граница» проходит по самой грани. В ней есть тонущие в болоте дети, раненые старики и беременные женщины, которых не щадят грубые мужчины в камуфляже — а значит, будут оплакивать сентиментальные зрители. Однако Холланд удается удержаться от простых эффектных решений и копнуть глубже. Она не ограничивается сострадательной риторикой, не концентрируется на «других», демонизируемых или идеализируемых, а вглядывается в отражение польского общества в кинематографическом зеркале. 

Полифоническая структура картины разделяет действие на несколько линий. Семья сирийских беженцев пытается добраться до Швеции (там у них родня), и открытый Лукашенко «коридор» сделал давно желанную эмиграцию возможной. Группа не монолитна, к ней присоединяется афганская учительница, которая, напротив, хочет остаться в Польше. Так сразу ломается стереотип о едином потоке одинаковых мигрантов. Второй сюжет — о молодом пограничнике Яне, который сам живет близ границы. Его жена вот-вот родит, и он никак не может достроить дом, куда они должны переехать, когда младенец появится на свет. Третий — о Юлии, женщине средних лет, которая потеряла мужа и живет одна. Став свидетельницей жестокой расправы над беженцами, она включается в борьбу за права мигрантов. Каждый из героев пройдет собственный путь — и перейдет свою персональную границу, совершая трудный выбор. 

Лишь первый пейзажный панорамный кадр «Зеленой границы» — цветной, дальше фильм переходит к скупой черно-белой гамме. Строгое, имитирующее неподготовленную репортажную съемку изображение будто приглушает эмоции, заодно определяя дистанцию между зрителем и персонажами. В этой картине нет ничего лишнего. Она, подобно буквально всем ее героям, довольствуется необходимым минимумом. Бэкграунд действующих лиц важен только отчасти. Куда существеннее их поведение в конкретной критической ситуации, где с каждого спросится по возможностям и ресурсам. 

Как и в детективном «Следе зверя» (2017), поставленном по прозе Ольги Токарчук, Холланд прибегает к стилистике и языку страшной сказки, напоминающей историю Гензеля и Гретель. Воображаемая беженцами Европа — тот еще пряничный домик, в котором каждая сладость может оказаться смертельной ловушкой. Не довольствуясь документальным фильтром, постановщица намеренно сгущает краски, взвинчивает эмоции, нагнетает драму, ухитряясь остаться в рамках психологического правдоподобия. Настали жуткие времена, которые подобный гротеск отражает весьма точно и не кажется фантазией или преувеличением. Но цель авторов картины — не кошмарить публику, а вывести ее из зоны комфорта. Доказать не исключительность, а, наоборот, будничность ситуации, в которой сегодня может оказаться любой. 

В кромешной тьме приграничного леса Холланд осуществляет идеалистическую миссию: как когда-то Диоген, «ищет человека». Вернее, человеческое в каждом персонаже. Иногда это невыполнимо. Когда белорусские пограничники продают беженцам бутылку питьевой воды за 50 евро, а польский офицер-инструктор называет мигрантов «живыми снарядами Путина и Лукашенко», руки опускаются. Но вообще-то задача вполне решаема — не на системном, а на личном уровне. От тебя требуется не так уж много: ссудить активистам автомобиль, дать позвонить адвокату, а то и всего лишь не заметить, что за картонными коробками в кузове грузовика спрятаны истерзанные и испуганные беженцы. 

Главные достоинства «Зеленой границы» лежат не в художественной, а в более важной сфере. Помочь примерить на себя ситуацию полной безвыходности и невыносимого ужаса, осознать, что самый слабый и бессильный из нас в иных случаях может помочь кому-то еще более бесправному. Об этой функции кинематографа нередко забывают, считая ее второстепенной, но в наши дни она представляется более важной, чем любые изыскания и находки в области чистого искусства.