История старшины Тетраграмматона Как наемники ЧВК Вагнера пытали российского солдата под Бахмутом, приняв его за украинского разведчика
В начале мая создатель ЧВК Вагнера Евгений Пригожин опубликовал видео, в котором он на фоне тел погибших наемников кричал матом на руководство Минобороны РФ, требуя предоставить группировке боеприпасы. Следом бизнесмен заявил, что ЧВК уйдет из Бахмута 10 мая. После этого российские власти пообещали выдать пригожинцам то, что они просят. Тем не менее, судя по всему, наемники уже оставили некоторые позиции на этом направлении. Это подтверждает история российского военного по имени Тетраграмматон Заруяр Ар-Рахим (до августа 2022 года его звали Алексей Рахимович Камилов; подробнее о том, как и зачем он поменял имя, читайте ниже). Этот человек был в составе группы военнослужащих, которые должны были сменить «вагнеров» под Бахмутом. Однако Тетраграмматона приняли за украинского разведчика — и начали пытать. Вот его рассказ об этих событиях.
Я, чтобы поехать на фронт, даже паспорт новый сделал. Так-то я был инвалид второй группы Камилов Алексей Рахимович, а в августе 2022-го стал Тетраграмматон Заруяр Ар-Рахим. А по Тетраграмматону у медкомиссии никаких данных не было.
Тетраграмматон — это непроизносимое имя Бога, можете загуглить. «Заруяра» вы вообще в интернете не найдете — это чисто мне выскочило [придумалось]: я так для себя трактую, что моя новая фамилия означает солнечную защиту. А отчество «Ар-Рахим» — это потому, что у меня отца Рахимом звали; а еще это одно из имен Аллаха, переводится как «Милостивый». Но в армии мне дали позывной «Граммофон».
К эзотерике меня потихоньку потянуло в 2011-м. Я тогда понял, что я раб на работе и раб в Церкви (я был православным). Сейчас исповедую ведизм и инглиизм — то есть славянские боги и тому подобное.
Согласно копии паспорта, которую предоставил «Медузе» Заруяр, он действительно был выдан Тетраграмматону недавно — в августе 2022 года.
Указанные в паспорте Заруяра дата рождения и адрес прописки совпадают с данными Алексея Рахимовича Камилова, которые «Медузе» предоставил источник, имеющий доступ к базам персональных данных россиян.
16 января 2023 года в паспорте Заруяра был проставлен штамп, подтверждающий, что гражданин находится на воинском учете. Предоставил Тетраграмматон «Медузе» и выписку из приказа командира войсковой части 24314 от 17 января 2023-го, в которой собеседника «Медузы» называют «старшиной» с номером жетона МТ-530467 и «командиром отделения разведывательного взвода разведывательной роты».
Сами жетон и военный билет, объяснил Заруяр «Медузе», сейчас находятся в военном госпитале имени Бурденко, где он проходит комиссию.
Согласно предоставленному Заруяром заключению врача травматологического отделения больницы города Брянка (населенный пункт в Донбассе), 12 апреля 2023 года медики диагностировали у Тетраграмматона «ушиб, напряженную гематому правого плеча, поясничной области, ушиб почек, химический ожог конъюнктивы обоих глаз», а также «вертеброгенную невралгию» (поражение нервов).
Заруяр также предоставил «Медузе» фото из Бурденко, на которых видно наложенный ему на шею бандаж.
У меня, если смотреть по моим прошлым жизням, уже три войны за плечами. Идти на эту или не идти, я год решал. Совесть грызла. Меня как кто-то подталкивал: «Иди, иди».
К тому же до СВО [войны] я кем только ни работал: охранником в ЧОПе, слесарем, канатчиком, грузчиком. С инвалидностью трудно устроиться — а в армии 160 тысяч оклад обещали. Ну и хотелось посмотреть, что это за вооруженные силы такие, которые почти воевать разучились. Я как понял, куда попал, мне плакать захотелось: когда я срочную служил, было, конечно, по-другому.
Перед отъездом я составил нумерологический график СВО (по моим расчетам, она покончит со всеми войнами на Земле) — и 21 января 2023 года подписал контракт с Министерством обороны. С февраля служил в медроте части 24314 10-го танкового полка, а к апрелю меня каким-то образом засунули в татарстанский батальон «Алга» 72-й бригады третьего армейского корпуса — командиром разведвзвода.
[На войну я] взял с собой папин серебряный крестик: он восьмиконечный, посвящен восьми богам славянского пантеона. А пока медрота стояла в Донецке, сделал себе другой оберег — связался с местной ведьмой, у которой от бабушки осталась книга заговоров, и она мне написала заклинание: «Где места мои, приди и земли моей возьми, она силу тебе даст и врагам твоим воздаст».
Я его трижды прочитал, когда брал землю у 28-го дома по улице Уральской в Кировском районе Донецка. Сорвал с формы погон, засыпал все туда, обвязал ниткой и повесил этот мешочек на шею. Адрес выбран неслучайно: я когда-то служил на финской границе в Выборгском погранотряде имени Кирова, а праздник [День пограничной службы] пограничники празднуют.
Может быть, эта земля и спасла меня, что я пытки вагнеровцев пережил. Потому что я не думал ни о смерти, ни о страхе — просто отключился. Даже когда они меня бензином обливали.
[Все началось с того, что] 8 апреля 2023-го мы приехали под Бахмут, чтобы сменить ЧВК Вагнера. [Якобы] они уходят, сейчас уйдут — а мы занимаем их позиции. Вагнеровец, которого я встретил накануне на перевалочном пункте, сказал, что 14 апреля у «музыкантов заканчивается контракт с Минобороны».
5 мая основатель ЧВК Вагнера Евгений Пригожин обвинил российское военное руководство в том, что Минобороны не поставляет наемникам боеприпасы. И заявил, что 10 мая выведет свои подразделения из Бахмута, так как «при отсутствии боеприпасов они обречены на бессмысленную гибель».
В Минобороны России заявления «о якобы блокировании поставок боеприпасов добровольцам штурмовых отрядов», воюющим под Бахмутом, ранее описывали как «не соответствующие действительности» и «экзальтированные».
При этом 7 мая Пригожин заявил, что Минобороны РФ пообещало выдать ЧВК боеприпасы. И разрешает вагнеровцам действовать в Бахмуте так, как ЧВК «считает нужным».
Так что когда мы добрались до второй линии обороны (это 15 километров от Бахмута), все задачи нам ставили вагнеровцы. Показали, где расположиться, где позиции. Наутро 8 апреля мы начали расчищать село: не знаю уж, кто там все это оставил, но боеприпасы там и в домах валяются, и лежат в ящиках, песком засыпанные. Мешок «эфок» нашли, птуров понабрали, «морковок». Плюс целые «цинки» патронов 7,62 забрали в подразделение. Часть этого всего вагнерам отдали, они просили: боеприпасов мало, а воевать надо.
Ближе к вечеру я дошел до конца деревни — и увидел огни. Подумал, что это беспилотники, — и направился в их сторону: пересек железную дорогу, поле кукурузное, дошел до речушки — и увидел, что по дороге на Бахмут, которую перерезать не смогли, идет переброска техники. Мне показалось, что украинской. Огни, которые меня привлекли, это были фары.
Уже под 10 [часов] вечера по дороге обратно в штаб услышал выстрел орудия — и пошел на звук. Думаю: пойду с ребятами познакомлюсь — у нас как раз пока связи нет с артиллерией. Орудие стояло в кустах — замаскированное. А вокруг него — ребята из ремонтной роты. Говорю: «Здорово, братух». Зашел к ним в землянку: «А как вообще вы ведете стрельбу?» Мне интересно стало. Они мне на телефоне какие-то точки показали, типа ориентиры — я так и не смог разобраться.
Попросил у них рацию, чтобы сообщить штабу о переброске техники по той дороге на Бахмут: «Проверьте, там свои или чужие».
Стал уходить, разворачиваюсь — а они вдруг:
— Давай мы тебя свяжем уже.
— Вяжите.
— Где документы?
— В кармане.
У меня был и военник, и паспорт, и фото из подразделения в телефоне. До сих пор не понимаю, как можно было спутать меня с украинским шпионом. Но они меня заподозрили: у меня же паспорт год назад сменянный, а еще жетон бойца Добровольческого украинского корпуса трофейный — мне друг подарил. Про амулет с землей на шее они тоже не поняли. Не могли определить, свой я или чужой.
А потом пришел вагнеровец. Очень наглым образом вел себя: «Давай телефон, а то сейчас получишь». И все с матом. Посмотрел мои документы — и по рации что-то запросил. А ему говорят: «Это какой-то петушара». Я тут уж включился: «За петуха ответишь».
Минут через 10-15 подъехали остальные вагнеровцы. Кто — я не видел, потому что мне надели на голову мешок, в «ласточку» заломали, — и закинули в пазик. Куда-то увезли, а когда выводили из автобуса, очень сильно ударили — то ли в голову, то ли в плечо.
Сознание я не потерял — просто состояние стало как в мультике, как будто от тела что-то отделяется. Только в больнице мне сказали, что у меня гематома плеча, так что, наверное, они били именно в плечо.
Дальше меня спустили в какой-то подвал и стали допрашивать: «Как ты сюда попал? Ты дезертир? Где оружие? Какое подразделение?» Я говорю: «Бейте, избивайте, что хотите. Только вот пытки запрещены в Российской Федерации».
Потом меня перевезли в какой-то другой подвал, где стали колоть ножом в правый глаз — в центр века. И намазали мне глаза какой-то химией. Их сразу защипало; в больнице потом сказали, что это ожог.
Перевезли на новое место — и теперь уже огнем пытались запугать. Начали лить что-то на макушку, я весь промок — и чувствую, что бензином пахнет. Тут вагнеровец раз — и щелкнул зажигалкой. И вот так, пощелкивая, задавал вопросы. «Что знаешь про спецподразделение „Кракен“?» Может, подумали, что я оттуда. Раздели, оставили в нижнем белье — и в холодный подвал. Это все делали явно нелюди.
Так меня всю ночь из пыточной в пыточную и возили на допросы. Всего точки четыре было. Все эти люди никак не представлялись. Никаких разговоров, кроме допроса, со мной не вели. Один только, пока меня перевозил, спросил: «Ты живой?» Я говорю: «Живой». Он не издевался — только заставил ему гимн России спеть: может, проверял, знаю ли я слова. Так я ему сначала спел гимн СССР, а потом уже российский. Пока ехали, он слушал.
Меня так гоняли, пока не заметили, что у меня что-то с глазами. Перевязали их бинтом — и снова посадили в подвал. Последний вагнеровец, который меня допрашивал, был важный такой. Не бил, ничего. Даже накрыл меня теплым одеялом и ноги укутал. Я ж босиком был.
Полистал мой телефон: «Ребенок есть? Жена? Когда контракт подписал?» Я ему все рассказал: что я в разводе, сыну 14 лет. В конце он спросил, «есть ли у меня претензии к ЧВК Вагнера?» И пожаловался, что они из-за меня всю ночь не спали — работали.
Он передал меня военной полиции, которая первым делом спросила, какие памятники стоят у железнодорожного вокзала в моем родном Орле. Сомневались во мне. А когда поверили, приехала скорая и забрала меня сначала в травмпункт, а оттуда — в больницу города Брянки. У меня нашли ушиб почек, закрытую травму правого плеча, химический ожог глаз.
Дали трубку — я два раза дыхнул. Но лечить не лечили. Так что на третий день я из этой больницы сам ушел: связался с медицинским отрядом спецназначения — и меня эвакуировали в Ростов, а оттуда — в Москву. Сейчас я в военном госпитале имени Бурденко: комиссию прохожу. Меня комиссовать обещали, на фронт больше не отправят. Да я и сам не хочу: после того, что я там увидел, я не хочу в такой армии воевать. Кармический долг я, считай, отработал.
Пока со мной все это происходило, меня вообще, как говорят сослуживцы, могли записать в «Сочи» — так у нас беглецов и дезертиров называют. Потому что боевые мне еще не заплатили почему-то. Еще и вещи после всех обысков пропали: крестик серебряный, с которым отец от рака умирал. И карточка «Тинькофф».
Записала Лилия Яппарова