Гаагский суд собирается арестовать Путина. Когда это случится? Почему среди обвиняемых нет российских генералов? И как вообще устроен этот суд? Интервью политолога Виктора Пескина. Он уже 25 лет изучает трибуналы и суды по правам человека
В середине марта Международный уголовный суд в Гааге (МУС) выдал ордер на арест Владимира Путина. Российского лидера — а вместе с ним еще и уполномоченную по правам детей Марию Львову-Белову — обвиняют в совершении военного преступления: незаконной депортации детей из оккупированных районов Украины в Россию. О том, как работает МУС и почему его решения исполняют далеко не все страны, «Медуза» поговорила с Виктором Пескиным, доцентом Аризонского государственного университета и старшим научным сотрудником Центра по правам человека Калифорнийского университета в Беркли. Он уже четверть века изучает трибуналы.
— Как человечество пришло к идее Международного уголовного суда?
— Главными предшественниками МУС был Нюрнбергский процесс и отчасти Токийский. В то время сформировался прецедент: некоторые военные преступления были настолько ужасны, что заслуживали международного расследования.
Однако уже в конце 1940-х этот опыт был утерян из-за разворачивающегося противостояния СССР и США в рамках холодной войны. В таких условиях невозможно было создать постоянный международный суд, хотя такие предложения во второй половине 1940-х выдвигались. Соответственно, такая идея перестала быть релевантной. Она возродилась только в конце 1980-х, когда США и СССР начали многостороннее сотрудничество.
Появление новой, демократической России только ускорило этот процесс. В том числе вновь возникла возможность проводить ситуативные (ad hoc) трибуналы: например, в 1993 году, когда Совет Безопасности ООН учредил Международный трибунал по бывшей Югославии (МТБЮ). По структуре и смыслу он воспроизводил Нюрнбергский процесс: объединенное человечество создает правовой институт, который позволяет рассматривать ужасающие злодеяния и военные преступления.
Несмотря на то, что МТБЮ был географически и ситуативно ограничен, он стал важным прецедентом, который повлиял на многих активистов, правоведов, жертв войны. Его создание показало, что человечество все еще не может предотвратить ужасы войны, но уже готово сделать так, чтобы виновные в ней понесли наказание.
В 1994 году Совет Безопасности аналогичным образом учредил Международный трибунал по Руанде (МТР). Позже некоторые активисты, представители НКО и правительств предложили создать постоянный институт вместо отдельных ситуативных. На дипломатической конференции в Риме в 1998 году эта идея была оформлена в виде Римского статута, учредившего Международный суд.
— То есть распад СССР способствовал созданию трибуналов в 1990-х?
— Разумеется. После окончания холодной войны и распада СССР в США и Западной Европе витал в воздухе дух сотрудничества с новым российским правительством Бориса Ельцина. В тех же 1980-х создать такие трибуналы было бы очень трудно из-за постоянного соперничества США и СССР. Они вступали в многочисленные прокси-войны, по которым основывать суды было невозможно из-за участия одной из двух сверхдержав. Например, проведение расследования по событиям в Анголе заблокировали бы США, а в Афганистане — СССР.
— Чем подкрепляется легитимность Международного уголовного суда? Кто наделил его правом выдавать ордеры на аресты людей в суверенных государствах?
— Нужно вновь немного отмотать в 1990-е. Легитимность и полномочия трибуналов по Югославии подкреплялись Советом Безопасности ООН. Седьмая глава Устава ООН напрямую наделяет его правом «определять существование любой угрозы миру, любого нарушения мира или акта агрессии и делать рекомендации или решать о том, какие меры следует предпринять… для поддержания или восстановления международного мира и безопасности».
МУС не относится к институтам ООН, это отдельная организация, созданная конкретным договором — Римским статутом. Каждая присоединившаяся страна подкрепляет легитимность МУС. С каждым новым государством она повышается. Кроме того, прецеденты трибуналов в ХХ веке — от Нюрнберга до Югославии — также добавляют легитимности МУС: он занимается аналогичной деятельностью.
— Что такое Римский статут?
— Международный договор, который учредил МУС. Это длинный документ с 128 статьями, который в своем роде является конституцией МУС. В статуте прописана его юрисдикция, полномочия, типы и определения рассматриваемых преступлений, обязательства государств.
Когда Совет Безопасности ООН учредил трибуналы по Югославии и Руанде, он наложил обязательства по участию в них на все страны ООН. Например, если бы Слободан Милошевич попытался сбежать от правосудия в условный Эквадор, то это государство должно было бы его арестовать. МУС не обладает такими же полномочиями, так как к статуту присоединилось только 123 страны (в ООН их 193). Соответственно, обвиняемый Международным уголовным судом может спокойно уехать в государство, которое не признает его юрисдикцию. Это отсутствие правоприменительных полномочий — одно из главных препятствий для работы МУС. Такой проблемы не существует в контексте национальных судов: если ордер на арест выписан, а человек в стране, то он будет задержан.
— Может ли быть такое, что некоторые страны придерживаются статута, но не признают юрисдикцию Международного уголовного суда?
— Действительно, государство может быть подписантом статута, но не участником МУС. Например, Израиль, США и Россия (всего таких стран 31, но Россия, США, Израиль и Судан заявляли, что не планируют присоединяться к МУС, — прим. «Медузы»). Это намек на потенциальное будущее — когда-нибудь мы сможем присоединиться к МУС, но пока по каким-то причинам не можем. Возможность остается открытой.
Иногда это [то, что государства подписали Римский статут, но не стали участниками МУС] вызывает путаницу — например, журналисты могут написать, что Венгрия обязана выполнять решения МУС из-за того, что она подписала Римский статут. Однако на самом деле она должна это делать из-за того, что является государством-участником.
— Как гарантируется независимость Международного уголовного суда?
— Трибуналы — предшественники МУС снискали авторитет и репутацию как раз за счет того, что были независимыми. Однако с самим МУС все не так ясно.
Во многом оценка его непредвзятости зависит от мнения отдельных людей. Им управляют высокопрофессиональные юристы, которые привержены принципу верховенства закона над любыми политическими силами. При этом некоторые дела МУС проводятся в высокополитизированном контексте: государства стараются надавить на судей и особенно на главного прокурора, потому что именно он или она решает, какое именно из дел рассматривать в первую очередь [а какое — не делать приоритетным].
Одна из основных задач главного прокурора — не только быть независимым, но и доказать это внешнему миру. Для этого МУС не должен поддаваться внешнему давлению. В первые годы своего существования МУС начинал дела только в Африке, из-за этого его критиковали и обвиняли в том, что он является неоколониальным институтом.
Проблема была и в том, что МУС открывал дела, выжидая какое-то время после событий [правомерность которых хотел рассмотреть]. Другая претензия заключалась в том, что МУС не расследовал политику США в Афганистане. Этим хотела заняться генеральный прокурор МУС Фату Бенсуда, но в сентябре 2020 года она подверглась санкциям со стороны США. В 2021 году их отменила новая администрация президента Байдена, однако следующий генеральный прокурор, Карим Ахмад Хан, принял решение не фокусироваться на действиях США в Афганистане. Это вызвало очередную волну подозрений в том, что МУС зависим от американского давления.
— По вашему личному мнению, МУС независим?
— Он зависит от государств в плане логистической поддержки, финансирования, арестов подозреваемых. Иногда он действительно поддается политическому давлению. Чтобы опровергнуть это, по моему мнению, МУС должен вернуться к расследованию деятельности США в Афганистане. Доказательство независимости — это постоянный процесс.
— Существует ли практика лоббирования интересов различных государств в рамках Международного уголовного суда?
— Государства, у которых многое стоит на кону в рамках потенциальных расследований МУС, разумеется, будут пытаться на него влиять. Один из методов — снизить доверие к нему других стран. Кроме того, можно попробовать воздействовать через союзников и друзей — наверняка в ближайшие недели мы увидим, как Кремль будет стараться это сделать.
Но несмотря на эти попытки, в МУС работают настоящие профессионалы, для которых превыше всего принцип верховенства закона, а не сиюминутные политические выгоды. Из-за этого по-настоящему пролоббировать какое-то расследование практически невозможно.
Одно из направлений моих исследований — это расследование дела Слободана Милошевича. На скамье подсудимых он заявлял, что трибунал против него инициирован НАТО и Западом, из-за чего МУС не обладает легитимностью. Это нашло отклик среди сербских националистов. В других странах это не очень работало, потому что всем были известны преступления Милошевича. Наверняка риторика Путина в будущем будет схожа.
Также существует обратное лоббирование. Например, гипотетически против лидера страны, которая воюет с другим государством, ведется расследование МУС. Однако по его инициативе начинаются мирные переговоры. В таком случае ордер на арест может выглядеть препятствием на пути к достижению мира. И в таком случае страны, первоначально выступавшие за предание его ответственности, могут выступить против этого ради прекращения огня.
В случае с Путиным некоторые реалисты высказывают схожее мнение — а что, если ему нужно будет приехать в условную Женеву на переговоры, но это нельзя будет сделать из-за потенциального задержания? Конечно, это можно легко преодолеть — обсудить мир по зуму или отправить представителя. Тем не менее такие опасения присутствуют.
— По какому принципу назначаются судьи и как гарантируется, что в этой должности они не будут работать в интересах своей страны?
— Судьи избираются представителями Ассамблеи государств-участников, которая собирается раз в год. Они занимают свой пост девять лет, после чего чаще всего покидают его и не подаются на второй срок. Разумеется, они чтут верховенство закона и не подвергаются внешнему лоббированию. Кроме того, каждый из 18 судей представляет отдельную страну.
— Почему США не признают юрисдикцию Международного уголовного суда?
— У властей США очень смешанные, амбивалентные чувства по поводу МУС. В середине 1990-х США выступали за создание постоянного международного суда. Однако во время обсуждения Римского статута США подняли вопрос о независимости судей и в особенности генерального прокурора. Они выступали за снижение его полномочий. Кроме того, они и другие крупные страны хотели привлечь Совет Безопасности ООН — чтобы он [предварительно] фильтровал дела, которые будет расследовать МУС. Аналогичным образом трибуналы по Югославии и Руанде не были бы сформированы, если бы один из членов Совета Безопасности ООН наложил вето на их создание.
Влиятельные страны испытывали тревожность по поводу наделения генерального прокурора чрезмерными полномочиями, буквальной возможностью ездить в любые государства и на месте принимать решения об открытии дел. США, Россия и Китай, в частности, боялись, что при таком раскладе сначала могут подвергнуться расследованию их союзники в других странах, а затем — их граждане и лидеры.
США также возражают против практики открывать расследования по отношению к гражданам стран, которые не присоединились к МУС, но совершили преступления на территории государства-участника. Пример — действия американских военных в Афганистане.
— Если рассуждать с точки зрения сторонников Путина, возникает вопрос: почему Международный уголовный суд не выписал ордеры на арест американских президентов за потенциальные военные преступления? Например, Джорджа Буша за Ирак или Билла Клинтона за Югославию. Дает ли это право подозревать МУС в предвзятости?
— Тот факт, что МУС не открыл расследование против кого-либо, еще не является доказательством предвзятости. Существует несколько факторов, которые на это влияют. Один из главных — ограниченные ресурсы. МУС присутствует во многих странах и должен проводить своего рода сортировку по тому, насколько веские аргументы в пользу открытия дела [и отдавать предпочтение им]. В случае с делом против американских граждан в Афганистане генеральный прокурор не закрыл его, но провозгласил, что МУС отдаст приоритет другим расследованиям.
— Вы говорили, что администрация США наложила санкции на генерального прокурора после того, как она захотела провести расследование действий американцев в Афганистане. Неужели такое давление не дискредитирует независимость МУС?
— Не будем забывать, что администрация Байдена сняла санкции, а после этого новый генеральный прокурор заявил, что отдаст приоритет другим делам. Но эта цепочка событий довольно проблематична, согласен. Международный уголовный суд должен предпринять более четкие шаги, чтобы доказать свою непредвзятость.
— Как происходит процедура ареста по ордеру Международного уголовного суда?
— Это легче всего показать на конкретном примере. МУС делится на несколько подразделений и три отделения (камеры) — предварительного производства, судебное и апелляционное. Генеральный прокурор [Карим Ахмад Хан] 22 февраля направил в отделение предварительного производства документы, которые поддерживают обвинение Путина. Затем его судьи через некоторое время выдали ордер.
У генерального прокурора был выбор — сделать ли его засекреченным. У каждого варианта есть свои недостатки и преимущества. Например, если бы его не стали публиковать, то направили государствам-участникам втайне. После этого Владимир Путин мог бы поехать в одно из них, а по прилете его бы задержали. Тем не менее открытие ордера посылает конкретный сигнал.
— Могут ли сторонники обвиняемого судом лидера выдать его правосудию, например, вступив в какую-нибудь сделку?
— Пока МУС выдвигал обвинение только против трех действующих глав государств: [экс-президента Судана] Омара аль-Башира, [экс-президента Кот-дʼИвуара] Лорана Гбагбо и Владимира Путина. Никого из них свои не выдали.
Пока наиболее вероятно, что Путин будет арестован, если лишится власти. Аналогичным образом Слободан Милошевич проиграл выборы осенью 2000 года, а в 2001-м был [арестован югославскими властями и] выдан МУС. Лоран Гбагбо проиграл гражданскую войну, после чего также попал на скамью подсудимых. Омар аль-Башир продолжил править и после ордера на арест.
— Может ли этот ордер иметь для России как страны в целом какие-то правовые последствия?
— В первую очередь ордер очень пугает приближенных Путина. Они работают с человеком, которого МУС обвиняет в военных преступлениях. Каждый из них боится, что будет следующим. Для собственного спасения они могут заключить сделку с МУС, предложить сотрудничество и дачу новых показаний. Может произойти и обратный эффект — ордер МУС сформирует эффект сплочения, в рамках которого элиты еще сильнее объединятся вокруг Путина, решив, что будут идти с ним до конца.
Кроме того, эта новость прошла незамеченной, но МУС также расследует еще одно дело, связанное с войной в Украине, — об атаках на гражданскую инфраструктуру. Возможно, в ближайшие недели или месяцы будут опубликованы новые ордеры на арест.
— Почему для предъявления ордера выбрана именно эта статья? Кажется, что есть более очевидные основания — например, Буча?
— Пока не очень понятно, какие были дискуссии в офисе генерального прокурора, когда там обсуждали дело Путина. Осмелюсь предположить, что международному трибуналу сложнее увязать политического лидера, который находится в своей столице — Москве или Белграде, — с военными преступлениями, которые произошли в другом месте — Буче или Сребренице.
Намного легче обвинить в них непосредственных участников геноцида, которых могут опознать свидетели. Соответственно, специалисты МУС искали более неопровержимые доказательства. Вывоз детей не был скрытой спецоперацией. Как заявил генеральный прокурор, закон в Российской Федерации был изменен президентскими указами, чтобы ускорить получение [детьми] российского гражданства, облегчив их усыновление российскими семьями.
— Почему к ответственности наравне с Путиным собираются привлечь только детского омбудсмена Марию Львову-Белову? Неужели генерал Сергей Суровикин или министр обороны Сергей Шойгу замешаны в меньшем количестве преступлений?
— Скорее всего, ее роль в вывозе украинских детей была крайне важна, неотъемлема от решения Путина. Кроме того, существует практика совместного обвинения — в таком случае вероятность того, что хотя бы один человек будет арестован, повышается. Кроме того, важно дождаться [объявления] второго дела — о разрушении гражданской инфраструктуры Украины.
— Если Путин лишится власти, есть ли какая-то гарантия, что он хоть когда-нибудь попадет на скамью подсудимых?
— Никакой. Когда Милошевич потерял власть, некоторые активисты заявляли, что появилась отличная возможность заключить его под стражу в МТБЮ. Однако сформировалась дилемма: новый лидер Югославии Воислав Коштуница также был националистом и не захотел выдавать Милошевича. Позже в Сербии на выборах одержал победу оппозиционный кандидат Зоран Джинджич. Он приказал арестовать и выдать Милошевича в 2001 году, а в 2003 году был убит радикалами, которые боялись, что за ними придут позже.
События в России после добровольного ухода Путина из власти или отстранения его от должности могут пойти по любому сценарию. Например:
- к власти приходит консервативное правительство, которое не считает Путина эффективным управленцем, но хочет сохранять его политику или боится, что выдача его МУС вызовет недовольство в стране;
- к власти приходит либеральное правительство, но Путин успевает уехать в другое государство, которое его не выдаст, например в Беларусь или КНДР;
- из-за неудач в войне Путина убивает разъяренная толпа, как Муаммара Каддафи.
Есть и еще один сценарий — Путин может выдать себя добровольно, если, например, посчитает, что в камере МУС ему будет безопаснее, чем в российской тюрьме.
Важно помнить, и это часто упоминает генеральный прокурор: ордер никогда не исчезнет. Что бы ни происходило в России или мире, он уже выдан. Шанс на арест сохраняется всегда.
— Страны, признающие юрисдикцию Международного уголовного суда, вообще обязаны задержать Путина, если он прибудет на их территорию?
— Государства — участники МУС должны арестовывать и выдавать суду людей, на которых был выписан ордер. Тем не менее они могут отказаться — например, венгерское правительство уже поспешило выпустить такое заявление про Путина. [Попав в такую же ситуацию, бывший президент Судана] Омар аль-Башир при этом, решив показать слабость МУС, намеренно сделал турне по африканским государствам-участникам — съездил в Кению, Чад, ЮАР и действительно не был арестован. Путин должен приехать на саммит стран БРИКС [в ЮАР] в августе 2023 года. Возможно, он решит сделать аналогичный жест [и показательно посетит страну, которая в теории может отказаться его арестовать].
— Если говорить о том, как МУС рассматривает дела, где он проводит черту между «законным» убийством на войне и военным преступлением?
— Принцип преступления агрессии как раз провозглашает само начало любой войны незаконной. Но раз уж она началась, обе стороны обязаны придерживаться определенных правил, неважно, защищается страна или атакует, диктаторское государство или демократическое. Военные преступления, преступления против человечности и геноцид — это несправедливое проведение войны.
— Что вообще такое трибунал — есть ли у этого понятия единое юридическое определение?
— У современных международных трибуналов много разных названий — МТБЮ, МТР, Специальный суд по Сьерра-Леоне. Главное отличие их от МУС в том, что они были учреждены другими силами: первые два — Советом Безопасности ООН, последний — специальным договором ООН и правительства Сьерра-Леоне.
— Отличаются ли чем-то подобные трибуналы от процессов в Международном уголовном суде?
— В основном они довольно похожи: похожие преступления (военные преступления, преступления против человечности и геноцид), похожие юридические процедуры — например, судьи должны в первую очередь определить, есть ли достаточные основания для ареста подсудимого.
Тем не менее у МУС есть отличительная особенность — он может рассматривать «преступления агрессии», проводить расследование по отношению к государству, которое напало на другую страну. В истории подобное рассматривали только на Нюрнбергском процессе. Высокопоставленным нацистам в первую очередь предъявляли обвинения не в Холокосте, а во вторжениях в европейские страны. Но России подобное, скорее всего, не грозит.
— Почему?
— Как я уже сказал, МУС — это не институт ООН. Однако если генеральный прокурор решит провести расследование преступления агрессии, которое совершил один из граждан стран, входящих в Совет Безопасности ООН (Россия туда входит, — прим. «Медузы»), то одно из государств органа может наложить на такое дело вето. Кроме того, даже США довольно амбивалентны по отношению к такому расследованию. Многие высокопоставленные американцы опасаются, что оно создаст прецедент, по которому потом можно будет осудить и американских чиновников — например, за войну в Ираке.
Но если все же Путина и решат судить за преступление агрессии, скорее всего, этим будет заниматься не МУС, а отдельный трибунал. Осудить его в таком случае будет проще: с одной стороны, Россия не сможет наложить вето, а с другой — связь Путина с началом войны очевидна, он буквально провозгласил это в своем обращении 24 февраля 2022 года. Как говорил Мартин Лютер Кинг, «моральная дуга вселенной длинна, но в итоге она гнется к справедливости».
«Медуза»