«Боялась, что повсюду будет дух смерти. Думала, жить здесь не смогу. Но смогла» Репортаж «Медузы» из Бучи — о том, что сейчас происходит в городе, где российские солдаты убивали, насиловали и пытали жителей
Буча — маленький город в Киевской области, который до начала войны был практически неизвестен за пределами Украины. Но в первые же дни вторжения Буча оказалась в оккупации. В конце марта россияне отступили из Киевской области — то, что после этого обнаружилось в Буче, стало одним из главных свидетельств военных преступлений со стороны российских солдат. И одним из самых страшных символов этой войны. По просьбе «Медузы» киевская журналистка Ирина Олегова съездила в Бучу и рассказывает, как его жители возвращают себе освобожденный город.
Еще недавно в Бучу переезжали украинцы, которые не могли позволить себе аренду квартиры в Киеве или искали спокойствия недалеко от столицы. Весной 2022-го изменилось все, фотографии, сделанные после отступления российских войск, помнит весь мир.
За время оккупации в Бучанском районе Киевской области погибло больше тысячи мирных жителей, в самой Буче было найдено 461 тело. На многих из них обнаружены следы насильственной смерти и пыток. Свидетельства местных жителей, правозащитных организаций, журналистов и следователей задокументировали то, что получило название «бучанской резни».
Сама война давно отошла от Бучи. Теперь жители города пытаются справиться с последствиями российской оккупации — и заново научиться жить.
Дорога
От последней станции красной ветки киевского метро, «Академгородка», до въезда в Бучу — всего 14 километров. Значительную часть пути нужно проделать по трассе Киев — Ирпень, на которой ранним утром плотный трафик: жители пригородов едут на работу. Вдоль дороги — многоэтажки жилмассива-муравейника, совсем не тронутые войной. Все кажется таким, каким было до начала полномасштабного вторжения. Но уже через несколько километров видно, как сильно война изменила местную действительность.
Еще 25 февраля украинские военные взорвали мост через речку Ирпень, пытаясь остановить российскую армию, которая наступала на Киев. Теперь между бетонными обломками пробились ярко-желтые цветы, рядом с ними — несколько кустов спелых помидоров.
Уже в середине апреля, после отступления россиян, здесь открыли временный насыпной мост слева от старого. А справа, рядом с обломками взорванного, сейчас возводят новый постоянный. Рабочие рассказали «Медузе», что не планируют полностью демонтировать старый мост — на его обломках построят мемориал, который президент Владимир Зеленский анонсировал еще в середине апреля. Главным акцентом в мемориальном комплексе станут истории людей, которые, эвакуируясь, добирались по этому мосту до Киева. По словам Зеленского, это станет памятником «пути Украины к победе».
Но неофициальный, «народный» мемориал есть уже сейчас. Посреди взорванного моста из воды торчит перевернутый белый микроавтобус. Как рассказал «Медузе» управляющий делами исполкома ирпенского горсовета Дмитрий Негреша, в день, когда был взорван мост, у украинских военных не было возможности перекрыть дорогу из-за боев. Микроавтобус сорвался в реку. На следующее утро его обнаружила прибывшая сюда оперативная группа теробороны, но водителя не нашла — видимо, он продолжил путь пешком. Теперь его машина тоже станет частью мемориального комплекса.
На дощатую конструкцию у моста натянуто полотно цветов украинского флага. Рядом — табличка с надписью: «Каждый, кто знает имя человека, который погиб вследствие вторжения, может написать его имя на этой доске для мемориала». На желто-голубом холсте — десятки имен:
- Нищенец Александр Александрович (17.01.1978 — 17.03.2022)
- Баранчук Александр Владимирович
- Калинин Юра
- Матковская Любовь Александровна (29.09.1942 — 07.03.2022)
- …
Здесь же белый флаг и граффити, похожее на «Гернику» Пабло Пикассо. Еще на одной «мемориальной стене» — надписи на украинском «Слава Украине», «Русский военный корабль, иди ***** [к черту]!», патриотические стихотворения и эмоциональные признания переживших вторжение украинцев. Например, «Моя жизнь ради всех началась здесь».
Под остовом необрушившейся части моста проложены деревянные мостки с перилами — именно по ним украинцы эвакуировались в Киев. К перилам прибиты кресты, перевязанные белыми лентами, тут же — обувь, перчатки и детские игрушки. Дмитрий Негреша объяснил «Медузе», что эти вещи принадлежали тем, кто погиб в результате российских минометных обстрелов во время эвакуации.
Совсем рядом строители заливают бетоном опалубку нового моста, сыплются искры от сварочного аппарата. В планах — закончить строительство до зимы, но, как признается Дмитрий Негреша, о точных сроках завершения работ говорить пока рано.
На въезде в Ирпень находится еще один своеобразный мемориал — кладбище сгоревших автомобилей. На них украинцы пытались эвакуироваться в Киев, но не смогли из-за обстрелов.
На дверях некоторых выгоревших машин нарисованы желтые подсолнухи. На одном из автомобилей написано: «Цветы для надежды». Это работа проекта Flowers for Hope, в рамках которого украинские художники осмысляют эту войну. Главный художественный элемент — подсолнух, символ украинского сопротивления и надежды.
Граница
Торгово-развлекательный центр «Жираф», от которого остался только обгоревший остов, стоит ровно на границе между Ирпенем и Бучей. Здесь украинцы сдержали наступление российских войск по одному из направлений на Киев. Вот что об этом говорит Дмитрий Негреша:
С той стороны российские войска пытались зайти в город, было три-четыре таких попытки. Их боевая техника доходила до «Жирафа», но дальше пройти не получалось, и они разворачивались.
С 6 по 28 марта Ирпень частично был под оккупацией — но не та часть города, которая прилегает к этому торговому центру. У «Жирафа» были тяжелые бои, которые продолжались несколько недель. Фактически здесь была нулевая позиция, и наши ребята не дали российской армии возможности пройти.
Рядом с обгоревшим «скелетом» «Жирафа» житель Ирпеня Валерий продает с фуры картошку — но покупателей не видно. В ответ на вопрос, почему он здесь совсем один, Валерий улыбается. «Это же старый оптовый рынок. Ну, как рынок — скорее, набитая точка. Пока „Жираф“ функционировал, сюда многие съезжались продавать и покупать овощи».
Где сейчас остальные продавцы, Валерий не знает. На вопрос, почему в продаже нет овощей, кроме картошки, отвечает уже друг и работодатель Валерия Дмитрий, только что подошедший к фуре: «Какой мне смысл брать [от поставщиков] какие-то овощи, если цены в закупке заоблачные? Банальный лук — 27 гривен за кило. И это опт! Откуда у людей деньги? Кто это купит? Это во-первых. А во-вторых, сами знаете, откуда овощи к нам шли. Из Херсона, из Запорожья… Сейчас — все».
Картошку Дмитрий закупил в Черниговской области и продает по восемь гривен за килограмм — дешевле, чем перед войной. Повышать цену он не хочет — чтобы у людей была возможность купить еду. Эта картошка, наверное, единственный овощ, цена которого не выросла с начала войны: другие продукты подорожали в разы.
Через пару сотен метров отсюда — супермаркет Novus. Формально он стоит на той же трассе, что и «Жираф», но в его адресе указан уже не Ирпень, а Буча. Здание супермаркета пострадало существенно меньше «Жирафа», его уже успели отремонтировать и в начале осени открыли для посетителей. Катя, бариста из кофейни в этом же здании, рассказывает, что открытие стало настоящим праздником: сотрудники торгового зала тогда выстроились в ряд и аплодировали первым покупателям.
Катя живет в Ирпене; ее предыдущее место работы — сгоревший «Жираф». «Он мне был как второй дом, я там работала с открытия в 2016 году — администратором в боулинге. Моя мама была там же директором, а муж — шеф-поваром, — рассказывает бариста. — Мы проводили там все праздники, в общем, все было по-семейному».
24 февраля Катя и ее муж, несмотря на то, что началась война, вышли на работу, но, увидев новости о бомбежке Гостомеля, который находится в восьми километрах от Ирпеня, покинули город.
Вернувшись из эвакуации, Катя устроилась на новую работу — в Novus. Ее муж взял в аренду киоск и теперь тоже продает кофе. Среди покупателей, говорит Катя, все же больше жителей Ирпеня, а не Бучи: «В Бучу медленнее возвращаются, так что в городе сейчас намного меньше людей, чем было. Тут же на Вокзальной, на Яблонской было все усеяно трупами. Многие пока боятся сюда приезжать — чтобы не напоминало».
Сама Катя уверена, что в будущем все точно будет лучше: «Если честно, я думаю, все будет хорошо. А что, плакать сидеть? Надо дальше жить».
Вокзальная
Вокзальная — неширокая и ухоженная улица Бучи. Здесь уже положили новый асфальт, убрали с обочин сгоревшую технику и обрывки проводов. Если не знать, никогда не догадаешься, что именно здесь были сделаны знаменитые фотографии разбитой колонны российской техники. Об оккупации теперь напоминают только разрушенные дома вдоль дороги.
В одну из раздвижных дверей на входе в супермаркет вместо стекла, выбитого во время боев, вставлена фанера. «Тут был капец, я Бучу просто не узнал», — говорит Михаил (имя героя изменено по его просьбе), ожидающий у магазина свою жену.
Михаил вернулся из эвакуации 8 апреля, почти сразу после освобождения города. Позже приехали и жена с детьми. «Эмоционально привыкнуть можно ко всему, — говорит бучанин. — А вот финансово трудно, потому что с работой тяжело».
Внезапно к разговору присоединяется подвыпивший прохожий: «Я здесь оккупацию пережил. А если бы не это, — говорит он, указывая на банку пива в руке, — то не пережил бы. Крышей бы поехал».
ЖК
В нескольких сотнях метров от супермаркета находится жилой комплекс Continent, где в марте базировались российские войска.
Продуктовый магазин у ЖК возобновил работу еще в середине июня. По словам его сотрудницы Ирины, персоналу пришлось выйти на работу за две недели до официального открытия, чтобы убрать последствия пребывания российских военных — например, экскременты, оставленные прямо на полу.
«Ой, их [россиян] тут капец как много было», — рассказывает местная жительница Алла (имя изменено по ее просьбе). Она переехала в Бучу из Луганска в 2014 году.
Алла обводит рукой двор — везде, по ее словам, стояла российская военная техника. «Мы все эти их танки — или как они правильно называются? — из окна видели. И видели украинцев [бойцов ВСУ за забором ЖК] с ручными гранатами. Бежали втроем. Хотелось вылететь, сказать им: „Пацаны, их там, сука, [грубо говоря] 60 танков! *****, [блин] бегите назад!“»
Алла и ее муж Константин (имя изменено по просьбе героя), владельцы бизнеса по продаже сувениров, признаются, что полномасштабной войны не ждали. Алла рассказывает:
Я подрабатываю автоинструктором, и у меня много знакомых военных в Гостомеле, которые иногда просят научить их жен водить машину. Очередное занятие должно было быть 24 февраля, в 12 дня — прямо там, в воинской части. В этот день мы с дочкой почему-то долго спали — до пол-одиннадцатого. [Когда проснулись, я увидела] 50 пропущенных от мужа: он в шесть утра уехал в центр Киева на работу и был в курсе событий. Наконец дозвонился, говорит: «Алла, война!» А я ему: «Ты больной? Какая война?!» В голову это до сих пор упаковать невозможно.
Супруги могли уехать из Бучи, но решили этого не делать: думали, что в Киеве будет опаснее. Минобороны России в первые дни войны ставило своей целью захват столицы Украины.
Затем в Буче пропали связь и электричество, а спустя несколько дней Алла и ее муж увидели, как на территорию ЖК зашли российские военные. «Не сказать, что мы думали, что нас расстреляют, убьют, повесят за ногу… Такого страха не было. Мы думали, это же славяне пришли», — вспоминает первые дни оккупации Алла.
«Они вели себя здесь относительно спокойно, — добавляет сосед Аллы Николай (имя изменено по его просьбе). — И мне [российские военные] откровенно признавались, что эта война им не нужна. Они говорили: „Это война нашего президента“».
Когда территорию ЖК начали обстреливать, прежде невозмутимая Алла по-настоящему испугалась: «Их [российских солдат] положило пять человек, и они, прямо сказать, ********** [ополоумели]. Было страшно, что они нас просто постреляют».
Россияне заперли жителей одного из домов ЖК — тогда их оставалось около двух десятков человек — в колясочной, а жителей другого — в подвале. Алла, ее муж и двухлетняя дочь оказались в колясочной.
«В семь утра я сказала: „Извините, у меня ребенок проснулся. Мне надо домой, потому что ребенку надо помыться. Мне на свечке надо нагреть ей смеси“. Они: „Ну идите“. И мы с дочкой смогли пойти домой», — вспоминает Алла.
После этого семья Аллы решила уезжать:
Через сутки [12 марта] они нас выпустили, мы [с соседями] уехали четырьмя машинами. Они [россияне] сказали ехать через Бучу, взглядом проводили. Командир предупредил: «Если вдруг услышите в воздухе стрельбу — останавливайтесь». Мы добрались до Киева так спокойно, что все говорят: «Как вы выехали вообще?» Может, мы в рубашке [родились]… Естественно, нервное напряжение было, потому что люди с автоматами, еще и выпивают. Это страшно.
Алла вернулась домой уже через три недели после отъезда, когда российская армия отступила из северной части Украины. «Конечно, когда мы увидели тут все, был шок. Ох, что тут было! Треш! Снаряды валялись… Если сравнить с тем, как сейчас, — небо и земля», — говорит жительница Бучи.
Фасад соседнего дома сильно поврежден: на нем видны следы обстрелов, кое-где оголены проплешины кирпича; окна разбиты и затянуты фанерой или пленкой. Квартира Аллы не так пострадала: ее семье пришлось только заменить два окна и сделать генеральную уборку. По ее словам, почти в каждой квартире россияне оставили беспорядок.
«У нас не вредительствовали, просто порылись в дочкиной комнате, где детские игрушки. В шкафу, я бы даже сказала, аккуратненько. Как будто проверили, нет ли там золота. Еще сперли стандартные вещи: планшеты, ноутбук».
Храм
Храм Петра и Павла Украинской православной церкви находится в полутора километрах от ЖК Continent. Он утопает в осенних красках, в яблоневом саду с дворнягой играет охранник.
По местным меркам во время российской оккупации храм пострадал не очень сильно. Осколки снаряда повредили барабан золоченого купола, несколько пуль прошли через входную дверь и фасад, а через стену с улицы в отверстие размером с яблоко можно увидеть убранство храма.
Местная прихожанка Неля (имя изменено по ее просьбе) родилась и выросла в Буче. До 2019 года она ездила на службы в Михайловскую церковь в Киеве, там же познакомилась со своим мужем Станиславом (имя изменено). Но после появления дочери пришлось выбрать приход ближе к дому.
«Я уже думала, что все зажило и забылось, а на самом деле нет», — говорит прихожанка, рассказывая о днях оккупации.
Неля и ее дочь выехали из города 10 марта. Муж женщины не поместился в эвакуационном транспорте, и Неля, по ее словам, боялась, что уже никогда с ним не увидится. Но Станислав чудом смог вырваться из города уже на следующий день — на попутке. Два месяца семья провела в одном из монастырей на западе Украины.
Возвращаться домой Неля боялась. Вспоминая о тех днях, она начинает плакать:
Я слишком хорошо помнила, что здесь происходило, и боялась, что в городе повсюду будет дух смерти. Ты знаешь, где, например, лежал человек, застреленный снайпером. Или где прямо под нашим домом хоронили людей. Думала, жить здесь не смогу. Но я смогла, хотя первую неделю после возвращения было страшно и каждую ночь снились ракетные удары.
Дом их семьи находится в своеобразном «рукаве» между Вокзальной улицей и храмом — и на первый взгляд кажется, что война обошла его стороной. «Это старый кирпичный дом, он выстоял чудом, — объясняет Неля. — Во время обстрелов в нашу сторону летели три ракеты с перерывом в 5–10 минут. Соседи видели, как эти ракеты пролетели буквально над нашей крышей. Мы в этот момент были дома и молились — больше нам ничего не оставалось».
Когда в начале марта Буча осталась без воды, колодец на территории храмового комплекса оставался одним из двух источников для жителей близлежащих улиц (вторым был бювет, расположенный на Тарасовской улице). 9 марта в результате обстрела колодец был разрушен. Но прихожане храма Петра и Павла восстановили его уже через месяц.
В память о погибших в Буче митрополит Онуфрий освятил здесь поклонный крест. Его изготовили еще до вторжения и планировали установить здесь же — но тогда не могли подумать, что поводом для его установки станет сохранение памяти о сотнях убитых жителей Бучи. Теперь каждую субботу в храме проходит специальная заупокойная служба — панихида о павших украинских военных и погибших мирных жителях.
Начиная с Благовещения (в Украине отмечается 7 апреля) приход стал оживать. На первую службу после деоккупации города пришло около тридцати человек, и с каждым воскресеньем, по словам прихожан, их становится все больше — люди возвращаются домой. Недавно на территории храма возобновилось строительство воскресной школы.
Кладбище
Неля показывает дорогу на Бучанское городское кладбище. Оно начинается с аллеи павших воинов. Над свежими могилами, укрытыми венками и живыми цветами, развеваются украинские флаги.
Утром буднего дня на кладбище почти нет посетителей. Пожилая женщина в компании двух помощников обустраивает свежую могилу у дороги, ведущей от центрального въезда до самого конца кладбища. Это могила ее мужа, умершего во время оккупации Бучи, — «не выдержало сердце», объясняет вдова. Сначала его похоронили во дворе собственного дома, после оккупации тело эксгумировали и перенесли на кладбище (всего перезахоронили более 400 человек).
В конце кладбища — сразу несколько секций с новыми могилами, их здесь — десятки. Даты смерти — с февраля по март 2022 года.
Отдельная секция — для безымянных могил, где кресты подписаны только кодами. Тела, захороненные здесь, еще предстоит идентифицировать. На некоторых таких могилах под крестами лежат желтые розы, перевязанные лентами цветов флага Украины.
Шоссе
Выезд с кладбища ведет на Новое шоссе — одну из ключевых магистралей Бучи. По словам Нели, еще несколько лет назад здесь было поле, теперь стоят новостройки. В некоторых выгорели целые квартиры, в других выбиты окна, фасады испещрены пулями и осколками.
Бригада рабочих восстанавливает наружную стену торгово-развлекательного центра Avenir Plaza, заделывая отверстия от шрапнели. Синеволосый парень по имени Дмитрий курит неподалеку. Он работает продавцом-консультантом в магазине мобильной связи в этом центре, устроился сюда за три месяца до войны. Его салон возобновил работу в конце июля после незначительного «косметического» ремонта.
Первые десять дней войны Дмитрий и его семья провели в Буче, но первым же «зеленым коридором» уехали в Бердичев, в центральную часть Украины. Вернулись в мае: «Приехали, когда уже город [Буча] был чистый. И казалось, что здесь будто бы ничего и не было — если не смотреть наверх, то есть на разрушенные и обстрелянные дома».
Пятиэтажка, где живут Дмитрий и его семья, находится неподалеку — на пересечении Вокзальной и улицы Энергетиков. По словам украинца, его дом пострадал одним из первых: «Моя хата выжила. Мэрия выделила на наш дом деньги — крышу доделывают, меняют стекла в подъезде».
В голосе Дмитрия чувствуется глубокая грусть, но, кажется, нет пессимизма:
Все возрождается. Что-то движется, что-то делается. Люди [в Буче], на удивление, стали сплоченнее. Добрее.
Рядом с пятиэтажкой, в которой живет Дмитрий, находится школа, на ее стадионе идет детский футбольный матч. Если, как и советовал Дмитрий, не смотреть наверх, на обгоревшие этажи жилых домов, жизнь здесь похожа на мирную.
В самой пятиэтажке прямо сейчас идет ремонт. Станислава (имя изменено по ее просьбе) живет в первом подъезде — он пострадал больше остальных. Сюда в угловую квартиру на пятом этаже, как рассказывает собеседница «Медузы», 27 февраля попал снаряд: «Люди прятались в подвале, а по Вокзальной шла колонна [российской техники]. Они сначала попали в девятиэтажку [рядом], а потом и в наш дом».
Сама Станислава вместе с мужем, мамой и дочерью живет на втором этаже. Войны они не ожидали, но, как только она началась, решили эвакуироваться в Кропивницкий. Летом, когда школьная администрация пригласила дочь Станиславы вернуться на очное обучение, семья решила ехать обратно.
Пятиэтажка, в которой живет Станислава, считается непригодной для жизни, но люди не хотят из нее съезжать:
Нам, если честно, обидно до слез, что новую дорогу [на Вокзальной улице] сделали, а наши дома — нет. На фоне разрушенных домов новое покрытие вызывает недоумение.
В мэрии жильцам, по их словам, пообещали заменить перекрытия, а пока в подъезде меняют окна. Новые стекла в своей квартире Станислава поставила сама.
К нам подходит пожилая соседка Станиславы Галина. Она просит знакомую подписать бумагу, адресованную коммунальным службам, о том, что Галина временно не живет по своему адресу: так она сможет не оплачивать услуги по вывозу мусора.
Галина вместе с сыном была вынуждена перебраться в модульный городок — временное жилище для потерявших свои квартиры и дома. Квартира Галины и ее сына на третьем этаже сильно пострадала — после того как пожарные залили огонь, разгоревшийся в результате обстрела, водой и пеной. В квартире стало сыро и холодно, из-за поврежденных перекрытий во время дождя с потолка течет вода. В разговоре соседок о насущных бытовых вопросах и ремонте много боли, но нет жалоб.
Станислава поясняет:
У людей есть вера в лучшее. Депрессия здесь была, да — но в мае. Тогда действительно все ходили хмурые. А потом поняли, что жизнь продолжается. Мы верим в чудо, в ВСУ и в нашу победу. С новой, лучшей стороны открылись друзья. С соседями познакомились, стали общаться. Атмосфера в Буче до войны была не такой. Сейчас даже в магазинах продавцы стали вежливее, многие знакомые неожиданно для самих себя перешли на украинский. Дай бог, чтобы все оставались такими приветливыми.
Хозяину квартиры на четвертом этаже, Богдану, повезло меньше, чем семье Станиславы. Одна из его комнат выходит как раз на ту сторону, с которой в дом 27 февраля прилетел снаряд.
В феврале Богдан вернулся из Англии, где полгода был на заработках: он работал водителем погрузчика и скопил приличную сумму. Значительную ее часть он вложил в ремонт квартиры, больше всего денег потратив на комнату, которая пострадала от обстрелов сильнее остальных. Эту комнату он отремонтировал так, как давно хотел, на свой вкус. В результате удара пострадали отделка, мебель и техника и все документы. Теперь через отверстия в стене этой комнаты, куда свободно помещается кулак, можно рассмотреть соседнюю квартиру.
Сам Богдан в конце зимы и начале весны не эвакуировался из Бучи, но, когда в его дом попал снаряд, гостил у друзей. О том, что в квартиру «прилетело», он узнал, увидев фотографии в интернете.
Сейчас Богдан продолжает жить в своей квартире. Он отремонтировал водопровод за свой счет, купил электрообогреватель. На вопрос о том, как смириться с произошедшим в Буче, он отвечает: «Да как… Смириться и уйти в работу».
«[Сейчас] жизнь в городе расцвела, — говорит Богдан. — В первый месяц после оккупации здесь вообще никого не было, на рынке работали всего две точки. А сейчас уже все и везде по городу работает. Кроме того, что сгорело».
Модульный городок
На территории школы № 3 для жителей Бучи, лишившихся жилья, власти города построили модульный городок. Это удалось сделать благодаря поддержке правительства Польши. У входа в здание, похожее на широкий вагон, оборудована детская площадка. Входишь в жилой блок — и оказываешься в помещении с белым полом, потолком и стенами. По обе стороны коридора длиной в несколько десятков метров — двери. У входа уборная и душевая со стиральными машинами. Дальше — кухня и общая гостиная, выполняющая функции и игровой комнаты, и зала собраний, и импровизированного коворкинга. За ними — жилые комнаты.
По коридору идет жительница модульного городка — развешивать на улице белье. На просторной общей кухне пахнет оладьями, картофельными драниками и специями — четыре женщины готовят ужин. Муж одной из них перед ужином поехал укреплять сарай, чтобы зимой его не растащили на дрова соседи. Сарай — единственное недвижимое имущество, которое осталось у их семьи.
Жительницы модульного городка рассказывают, что продукты, бытовую технику и химию им привозят волонтеры, но многое жители Бучи покупают сами — работа у них осталась, а вот жилья нет. Эту тему в модульном городке стараются не обсуждать: вспоминая потерянный дом, многие начинают плакать.
В общей комнате за компьютером сидит Валентина, статная женщина в спортивном костюме. Она работает учителем украинского языка и литературы в бучанской школе № 3. В конце весны, вернувшись из эвакуации в родной Гостомель (от Бучи его отделяют всего 3,5 километра), Валентина не смогла попасть домой.
«Открываю входную дверь, а вместо пола — провал, — вспоминает она. — Это непередаваемо — в 68 лет оказаться на улице, на груде обгорелых камней, которые были твоим домом, без всего».
Чтобы не стеснять взрослых детей, Валентина подала заявку на место в модульном городке. Здесь она живет с июня.
В каждой комнате тут стандартный набор мебели, но Валентина попросила разрешения добавить «от себя», с этим ей помогли волонтеры. Так в ее крошечной комнате появились двуспальная кровать, зеркало, тумбочка и дополнительный столик для комнатных цветов.
«Я хочу, чтобы было удобно и уютно. Да, меня все время мучает ощущение, что это не мое. Но даже если это и не мое, я, тем не менее, тут живу. Хочу приходить домой и не жаловаться».
Школа
Во дворе школы № 3, куда можно дойти, всего лишь обогнув модульный городок, дети стоят в очереди за учебниками. Две подруги-шестиклассницы Катя и Лена (имена изменены) рассказывают, что рады вернуться в школу и ждут, когда из эвакуации вернутся их друзья.
В школе меняют окна: в паре сотен метров отсюда в конце февраля была расстреляна колонна российской техники, шедшая по Вокзальной, и школьные окна повылетали прямо с рамами. Уборщица Тамара Михайловна рассказывает, что в остальных школах Бучи уроки уже очные. Только здесь дети пока учатся онлайн. Но, как уверяют Катя и Лена, прогуливать уроки, даже онлайн, желания нет. В самой школе во время оккупации жили российские военные, теперь зданию нужен ремонт.
Тамара Михайловна оставалась в Буче весь период оккупации — с мужем и мамой. Сразу после отступления россиян из города она пришла в школу, где работала: «Сказала нашим хлопцам [украинским военным]: ребята, я здесь работаю очень давно, хочу посмотреть, что тут делается».
Тамару Михайловну пустили, и в следующие дни она с оставшимися коллегами и волонтерами занималась уборкой.
«Вы читали, как на улице, где [сторож] Ира живет, на Яблонской, восьмерых мужчин россияне замучили и убили? — спрашивает Тамара Михайловна, уже собираясь идти с работы домой. — Один из них [погибших украинцев] — мой зять».
Яблонская
Школьный сторож и мама шестерых детей Ирина Кондратенко показывает места города, связанные с российской оккупацией. Одно из самых известных — офисное здание по адресу Яблонская, 144, которое когда-то было старой заводской постройкой. Во время оккупации города здесь базировались российские военные. Здесь же в дальнем углу двора в начале марта они казнили восьмерых бойцов территориальной обороны.
Тела замученных и убитых мужчин пролежали здесь еще несколько недель. Сейчас в память о них уже установлена мемориальная доска, под ней — вазы со свежими цветами.
Дом по адресу Яблонская, 203Д, — обычная пятиэтажка, пережившая попадание шести снарядов. Четыре из них были сквозными и прошли через стены, еще два попали в крышу. Большую часть окон здесь нужно менять, администрация города пока помогла починить только крышу.
Глава местного Объединения совладельцев многоквартирного дома (ОСМД) и сосед Ирины Виталий во время оккупации Бучи «суетился за всех соседей сразу»: стоял в очередях, чтобы раздобыть еду; ходил к российским военным, чтобы попросить у них хоть каких-то лекарств — людям не хватало бинтов, антисептиков и успокоительных.
После оккупации Виталий продолжает решать возникающие проблемы, например составляет заявления в Горсовет о компенсациях и стройматериалах жильцам. Но где взять ресурс на остекление дома (только в этом случае в нем включат отопление) — пока непонятно.
«Я вернулся [из эвакуации], сел на диван и думаю: труба дело. Все расхерачено». Несмотря на это, Виталий рад, что смог вернуться домой. «Я сама позатягивала разбитые окна, чем могла: пенопластом, пленкой, скотчем, — говорит его соседка Анна. — Но хорошо, что мы все уже дома. Все равно все вернулись назад».
«3 марта они [российские войска] как зашли [опять в Бучу] и начали убивать — ужас что было! — вспоминает другой сосед, Александр. — По улице Водопроводной, рядом тут, идет САУ. Пушка на гусеницах. Мы со своего второго этажа увидели ее из окна. Подняла дуло — и как лупанула вверх! И тут же слышно со стороны Стеколки (это район рядом), что туда прилетело. Для меня было дико: как можно по людям стрелять?! Но я же сам видел».
Александр добавляет, что однажды у него состоялся разговор с российскими военными: «Они сказали нам: „Мы пришли вас оборонять. Мы мирных не трогаем“».
Ирина и Виталий проводят экскурсию по окрестностям. Они в подробностях рассказывают, что здесь происходило во время весенних событий: где были похоронены тела их друзей, кого россияне убили прикладом в голову, в каком доме квартировались и кого оттуда ради этого выгнали. Как те же россияне приносили еду соседке с маленьким ребенком. Мы час гуляем по окрестностям, и на каждом квадратном метре — подобная история.
В доме Виталия и Ирины есть просторный хозяйственный подвал с отдельными чуланами для каждой квартиры. Здесь пережидали обстрелы два десятка жителей дома, которые не смогли или не захотели эвакуироваться. Здесь же их запирали российские солдаты.
«Так нас было легче контролировать, чем когда мы по квартирам сидели», — говорит Виталий. «В это окошко мужчины курили. А в эту щелочку мы смотрели на мир. Отодвигали кирпичик и смотрели», — вспоминает Ирина.
Жители Бучи признаются, что оккупация сильно сказалась на их здоровье. Виталий с тех пор плохо спит, а у Ирины появились постоянные головные боли.
* * *
10 марта семья Ирины Кондратенко и несколько ее соседей вышли из Бучи пешком. Вот как об этом вспоминает Александр:
Мы поняли, что уже надо уходить, и вышли из дома на свой страх и риск. Все боялись идти, потому что стреляют. Люди [из соседних дворов] готовят возле огня, смотрят на нас, а сами выходить [из города] боятся. Говорят: «Саша, осторожно, возле „Жирафа“ мины!»
Выходим на многострадальную Яблонскую, видим апокалипсис: висят порванные провода, машины разбиты, на улице трупы лежат — капец! И мы через них переступаем! Их не обойти, никто их не убирает. Смотрю, молодой орк [российский военный] идет, солдат, и смотрит на меня. Я ему по-русски: «Добрый день!» Он кивнул, и мы пошли дальше.
Александр и его семья до конца лета прожили в Киеве у друзей. Семья Ирины Кондратенко эвакуировалась в Италию и пробыла там несколько месяцев. Все они рады вернуться, несмотря на то, что их дом, по заключению комиссии архитекторов, побывавшей здесь летом, непригоден для нормального проживания. Ему нужен капитальный ремонт.
23-летний сын Александра Владислав настойчиво просит «написать правду». Он, как и Станислава с улицы Энергетиков, считает, что «закатывать в асфальт сто миллионов» на Вокзальной улице, восстанавливая дорогу, нецелесообразно, и лучше было бы скорее отремонтировать жилые дома. Когда разговор возвращается к оккупации, на глазах молодого человека появляются слезы.
Вернувшись, Ирина Кондратенко повесила новые шторы на чудом уцелевшие окна — уцелевшими здесь считаются и те, на которых есть несколько отверстий от пуль.
До эвакуации в «трешке» Ирины жили 15 человек: так было легче переживать голод, холод и страх. С двухъярусной детской кровати с интересом смотрит на гостей пушистый котенок Мила. Она появилась в семье всего два месяца назад.
📄 Дорогие читатели! Теперь вы можете скачать PDF-версию любой статьи «Медузы». Файл можно отправить в мессенджере или по электронной почте своим близким — особенно тем, кто не умеет пользоваться VPN или у кого явно нет нашего приложения. А можно распечатать и показать тем, кто вообще не пользуется интернетом. Подробнее об этом тут.
Воскресенье
Мы приехали в Бучу еще раз, спустя сутки после праздника: 24 сентября Буча отмечала День города.
В кафе «Джем» на Вокзальной улице немало людей. Во время оккупации здесь ели и пили российские военные. На складе у владельца «Джема» Серго Маркаряна к началу войны еще оставались продукты и алкоголь:
[Было] примерно 150 бутылок вина — запасы же всегда должны быть хорошие. Они [российские солдаты] все с удовольствием выпили. Знакомые [украинские] военные смеялись: говорят, россияне напиваются, курят ночью — а мы видим огонек и их уничтожаем.
Серго рассказывает, что вернулся в свое кафе в первый же день после отступления российской армии. Помещению нужна была уборка, но после того, что пережили жители, «на эти мелочи никто не обращал внимания», говорит Серго.
Во время оккупации он занимался волонтерством — помогал вывозить людей, доставлял еду теробороне, развозил куда мог гуманитарную помощь. Сейчас Серго готовится открывать еще один ресторан. Часть выручки от работы «Джема» он, гражданин Грузии, жертвует на помощь украинцам.
Неподалеку от «Джема», в частной художественной галерее Kosenko Art Gallery открылась фотовыставка «Бучанская трагедия». Десятки снимков отразили самые страшные моменты из жизни города: разрушенные дома, сгоревшие автомобили, плачущих людей, тела убитых местных жителей, лежащих на улицах, эксгумацию тел из братских могил.
Экспозиция дополнена инсталляцией: ящики от снарядов, каски военных, небольшой противотанковый еж и снаряды, будто вонзившиеся в пол галереи, — все это было найдено на улицах города, рассказывает владелица галереи Алина Косенко.
В соседнем зале идет выставка ее картин. Косенко — художник-конструктор, она родилась и всю жизнь прожила в Буче. Картины, которые сейчас экспонируются, Алина писала в подвале во время оккупации, а после — в эвакуации. Герои картин в основном дети. На большинстве полотен они изображены плачущими.
Другая тема картин художницы — пожары. Так, на одной из работ горит город, на другой пожарный выносит ребенка из огня. Средства от продажи своих картин Алина передает на помощь детям, пострадавшим от войны.
Во время оккупации от нехватки лекарств и отсутствия простейших бытовых условий погибла бабушка художницы. «Если мы будем держать войну в себе, она нас убьет. Поэтому не нужно жить войной. Но мы будем ее помнить и дорожить этим опытом и памятью», — говорит Косенко.
В соседнем зале рассматривает искусство военного времени 17-летняя Соня: она приехала сюда с мамой, бабушкой и братом. Все они — беженцы из Харькова и сейчас живут в Киеве.
«Мы слышали взрывы в Харькове, слышали все, что происходило. Я видела ужасы. Но приезжаешь сюда и понимаешь, что тут было еще хуже. Я не думала, что может быть хуже, чем в Харькове, но тут просто психика не выдерживает», — говорит Соня плача.
В Бучанский городской парк, который находится через дорогу от галереи, мы идем вместе. Здесь, как и в обычный выходной мирного времени, прогуливаются горожане. Мама Сони, Марина, делится своими впечатлениями от города: «Ты ходишь здесь, и кажется, что это святая земля. Везде хочется остановиться и помолиться. Буквально на каждом углу».
Елена Сидина, театральный сценарист из Харькова и бабушка Сони, тоже пытается осмыслить события в Буче:
Меня поразила картина в парке: куча детей, наверное, ребят двадцать. Детская площадка, они играют, кричат, веселятся, пищат. Они съезжают с горки — а на ней дырки от выстрелов. Это несовместимо: смерть и дети… Я думаю, что трагедия — это состояние духовное. И из Бучи эта трагедия никуда не делась, она здесь ощущается.
«Безысходности здесь точно нет, потому что люди вернулись домой, — говорит друг семьи, харьковчанин Андрей. — Жизнь у них продолжается. Это очень высокая нравственная планка — вернуться сюда. Ведь местные прекрасно понимают, что перед глазами у них будет все это [произошедшее] стоять. И тем не менее они готовы жить, восстанавливать город».
Соня заключает: «Просто украинцы — сильные люди. Сильные духом».
Текст: Ирина Олегова, Киев — Ирпень — Буча
Фото: iSimon