«Я хочу мира во всем мире. И чтобы папа вернулся домой» «Медуза» поговорила с детьми тех, кто отправился воевать с Украиной — и в итоге погиб или пропал без вести
«Я хочу мира во всем мире. И чтобы папа вернулся домой» «Медуза» поговорила с детьми тех, кто отправился воевать с Украиной — и в итоге погиб или пропал без вести
Почти за полгода войны Минобороны РФ лишь дважды опубликовало официальные данные о потерях российской армии. В конце марта ведомство утверждало, что в Украине погиб 1351 российский военнослужащий. По подсчетам «Русской службы Би-би-си» и «Медиазоны», в действительности погибших в несколько раз больше. «Медуза» поговорила с детьми тех, кто воевал против украинцев — и не вернулся домой.
Имена героев изменены по соображениям безопасности. В некоторых случаях мы также не указываем возраст или место, где они живут.
«Боюсь, что не найду его»
Елена, 25 лет, Донецк. Отец пропал без вести
Люди погибают, дети. Рушатся дома, которые люди всю жизнь обустраивали… Слышите, за моей спиной бахает? А это центральный район Донецка.
Я устала от войны. Мне было 17, когда она началась, и вот мне 25 — а она все идет, только хуже становится.
Город пустеет. Мужчин все меньше. Им присылают повестки домой и на работу, просто ловят на улице и неподготовленных отправляют первым эшелоном. Восемнадцатилетние мальчики, которые автомат видели только в компьютерных играх, погибают просто так. Много моих знакомых погибло. Тех, кого знала лично, — не меньше восьми.
Мой отец не хотел на войну. Ему прислали повестку домой, потом на работу — за несколько дней до 24 февраля. В тот день папа пришел домой за вещами. Взял паспорт, военный билет, кнопочный телефон (другой нельзя), теплую одежду, какую-то еду, кружку, ложку. Я даже не успела понять, что происходит. Непонятно было, куда везут, зачем?
На следующий день он позвонил мне из автобуса и сказал, что его отправляют на какой-то полигон. Я задавала наводящие вопросы, потому что поняла, что он не может разговаривать открыто.
— Дали вам хоть какое-то оружие?
— Да.
— Одели-обули?
— Ну, так…
— Кормят?
— Не очень.
— Какое отношение?
— Никакое.
Ночью его и других мобилизованных рассовали по вагонам и увезли под Волноваху (российская армия и силы самопровозглашенной ДНР взяли город в марте 2022-го, — прим. «Медузы»), где уже шли военные действия. Мы потом еще пару раз созванивались. Папа был ужасно подавленный.
Я спрашивала у него, много ли там мужчин, — «везут и везут». Господи, он вообще не хотел туда ехать. Оказалось, это полномасштабная война, а не какая-то «спецоперация», как ее красиво называют по телевизору.
В последний раз папа звонил в апреле, в мой день рождения. Позвонил рано утром — я не услышала. Потом перезвонила, он не взял трубку — им запрещали разговаривать. Но все-таки ему в тот же день удалось до меня дозвониться. Связь была ужасная, я ничего не поняла. Сказала только: «Папа, ты, наверное, хотел поздравить меня с днем рождения. Спасибо». И все. С тех пор он больше не звонил. Прошло уже несколько месяцев.
Когда он перестал выходить на связь, я решила, что его, скорее всего, отправляют в Мариуполь, где тогда не было связи. Почему-то у меня и мыслей не было, что мой отец погиб или попал в плен.
Недели через две сердце екнуло: «Что я сижу? Поеду-ка в часть». Поехала. Мне говорят: «Не переживайте, у них нет связи». Я ездила несколько раз, и каждый раз мне говорили одно и то же. А в конце апреля сообщили, что отец числится без вести пропавшим. Я сразу в слезы. Просто не понимала, что мне делать дальше, кому звонить, куда идти. В части никто не знал, при каких обстоятельствах пропал мой отец.
Я обращалась во все инстанции, которые у нас занимаются без вести пропавшими и пленными. Писала [уполномоченной по правам человека в ДНР] Дарье Морозовой, которая занимается пленными, писала в военный суд, генеральную прокуратуру республики, управление народной милиции. Спрашивала женщин, которые оказались в такой же ситуации, что делать. Мне посоветовали поехать в центральный морг, куда привозят фотографии неопознанных. По спискам папа не числился как погибший или раненый — [поэтому] оставались только неопознанные.
Поехала в морг. Смотрела фотографии и не нашла никого похожего на отца. Там были страшные фотографии: обгоревшие тела, какие-то куски в пакетах — иногда не понять, что на фото человек (я сдала ДНК, чтобы его могли сравнить с ДНК неопознанных тел).
Потом поехала в другой морг. Там фотографий не было. Пришлось смотреть тела, вернее то, что от них осталось. Они лежали не в рефрижераторах, а в обычных пакетах, многие в гаражах — потому что в морге мест нет. Но и там я не нашла отца.
У меня не было сил, я не знала, что делать, поэтому пошла к гадалкам — хотя скептически отношусь к ним. Они говорили разное. Одна сказала, что папа лежит недалеко от дома, ниже уровня земли, но не захороненный. Я подумала, может, он в морге и я с горячей головы просто не увидела его или не захотела увидеть. Снова туда поехала, снова смотрела фотографии. Ничего.
Столько времени прошло, а я до сих пор не знаю, живой он или мертвый. Жду. Надежды с каждым днем все меньше. Никто ничего не знает. Эта неопределенность убивает.
Я осталась совсем одна. Мамы у меня нет. Одной очень тяжело. Папа — простой работяга. Тихий, спокойный, молчаливый. Хотя и растил меня не он, а бабушка с дедушкой, мне легче не становится. Что бы там ни было, он мой отец. Единственная родная кровинка, которая у меня осталась, поэтому я за него переживаю. Ищу. Надеюсь, что он живой и вернется.
Власти [ДНР] объявили мобилизацию, забрали мужчин, забрали моего отца — а вернуть? У меня большая обида. Нас таких — женщин, которые ищут своих отцов, мужей, сыновей, братьев, парней, — очень много. Кто мы против власти? Никто. Нас ни во что не ставят. Пропал человек? Ну и фиг с ним. Делайте что хотите, ищите где хотите — мы ваше заявление приняли.
Я прекрасно понимаю, что по телевидению надо все красиво показать, что все молодцы, что всех находят. Но на самом деле все совсем не так. И никакие деньги, которые они обещают, мне отца не вернут, если его уже нет в живых.
Я боюсь, что не найду его. Боюсь, что жизнь будет еще невыносимее, что еще много людей погибнет. Я не хочу прощаться с жизнью. Не хочу, чтобы страдали мои близкие, мои друзья, да и просто люди.
Мне жаль людей, которые погибают на Украине… В Мариуполе очень много погибло, подруга моя тоже. Ее тело два с половиной месяца лежало под завалами.
Война забирает жизни, я не могу относиться к ней хорошо. Я далека от политики. Но думаю, что во всем виноваты люди, которые стоят намного выше нас, которые что-то не поделили и хотят кому-то что-то доказать. Мы — мирные жители — заложники ситуации. За нас решают, как нам жить, в какой стране, в какой республике, под каким флагом ходить.
Многие из тех, кого я знаю, смотрят в сторону России, потому что у них большая обида на Украину за обстрелы в 2014 году. Много людей тогда погибло — и погибает сейчас. Другие считают, что война пришла с Россией. Но в Украину они не хотят: «Не дай бог, они же в нас стреляют!»
Есть и те, кто мечтают вернуться в Украину, вспоминают, как хорошо жилось в 2013-м. Но многим людям вообще все равно, кто тут будет — Россия или Украина, — хоть к Ямайке присоедините!
Я думаю, что в Украине нам точно больше нет места. Нас, донецких, и раньше там не любили, а сейчас — тем более. Да и Украине сейчас нелегко. Неизвестно, что будет дальше, потому что война может прийти в любую страну, никто не застрахован.
Я просто хочу мира, хочу строить планы, хочу мечтать, хочу покупать вещи в дом. Я жду, когда наступит долгожданная тишина, когда мужчины вернутся домой и смогут спокойно выйти на улицу, не боясь, что их заберут и увезут непонятно куда.
«Добровольцев используют как пушечное мясо»
Татьяна, отец погиб
Мой отец поехал на Украину добровольцем, потому что «российскому офицеру негоже отсиживаться дома, когда гибнут молодые». Он был идейный, ответственный и благородный. Для него личная судьба и родина всегда едины.
О том, что они идут не в тыл помогать, а в самое пекло, папа и другие добровольцы узнали только в Ростове. Папа не уехал, потому что «только трусы бегут с поля боя».
Большинство офицеров запаса идут добровольцами из благородных целей. Они готовы сложить головы во имя родины. И по этим же причинам не дезертируют, поняв, что все не так однозначно.
[Насколько я знаю] добровольцев используют как пушечное мясо. Их задача — первичная зачистка. Они плохо вооружены. Сначала идут [силы] ЛНР и ДНР, потом добровольцы, затем миротворцы и только после них кадыровцы. Это слова папиного однополчанина, который вернулся живым. Так в годы Великой Отечественной войны использовали штрафников и предателей, а сейчас — добровольцев. Я считаю, об этом должно знать как можно больше людей.
«Мы увидели, что в его телефоне были звонки на наши номера. Но до нас они почему-то не дошли»
Алиса, 17 лет, отец погиб
Я по-прежнему считаю, что наша страна [Россия] приняла правильное решение. Если бы мы не начали нашу спецоперацию, сейчас неизвестно, что было бы. Если бы не мы — то нас. В нашей семье все согласны с этим.
Папа не был профессиональным военным. Он служил, ему нравилась армия, но жизнь сложилась иначе. Я не знаю, в какой момент папа решил ехать добровольцем на Украину: он до последнего держал свое решение в секрете.
Мы с мамой пытались его отговаривать, запрещать, делали все возможное. Сколько ссор и слез было — не перечесть. Но все было бесполезно: «Я все решил». Папа такой человек: раз решил — значит, сделает. Его слова: «Поеду помогу парням». Он хотел защитить родину.
С момента прибытия на Украину папа не выходил с нами на связь, но пытался. Когда нам отдали его вещи, мы увидели, что в его телефоне были звонки на наши номера, но до нас они почему-то не дошли. Мы были уверены, что он жив. Потом по городу пошел слух, что его больше нет, — не знаю, откуда он взялся. Мы отказывались в это верить, пока нам официально не сообщили о смерти.
Я считаю, что люди гибнут из-за националистов, которых воспитали неправильно. Если бы не они, сколько бы человек сейчас были живы. Несправедливо, что националисты живут, а мирные люди и военные гибнут. Все это так страшно.
Мне очень жаль тех, кто там погиб, и их родственников. Знаю по себе: это очень большая утрата, рана, которая никогда не заживет. Папа был добрый, отзывчивый, строгий. Держал слово: сказал — сделал. Мне его сильно не хватает.
Конечно, мой отец — герой с большой буквы, ведь он отдал свою жизнь ради защиты своей страны, своих детей, не каждый на такое пойдет. Кто бы что ни говорил, мы гордимся им и будем гордиться до конца. Но я очень жалею, что не сумела его отговорить от этой поездки.
«Папа сказал, что, если вернется обратно, его сочтут трусом»
Алина, 21 год, отец погиб
Когда началась война, я долгое время думала, что это шутка. Не было ощущения, что все взаправду. Мы не хотели, чтобы папа туда ехал. Кто захочет, чтобы близкие рисковали жизнью?
Мой папа был военным инструктором. Его и еще несколько человек до начала боевых действий отправили в двухмесячную командировку в Крым или в другое место — я не знаю точно. Когда объявили о начале спецоперации, папа сказал, что он уже у границы [с Украиной] и, если вернется обратно, его сочтут трусом.
Другие инструкторы вернулись. А он остался. По сути, как доброволец. Многие знакомые считают, что из-за денег [по контракту с Министерством обороны России], но я так не думаю.
Поначалу папа часто выходил на связь, потом начал пропадать на неделю-две. Он говорил, что они защищают мост или охраняют какой-то склад, стоят у самой границы. Я до последнего не знала, что он участвовал непосредственно в боевых действиях.
Не думаю, что смерть папы была напрасной. К нам приходили солдаты — мои ровесники, — которые были там с ним. Которым он помог. Папа тогда говорил маме, что, если он им не поможет, их так и оставят умирать.
Папа был легким на подъем и всегда помогал людям. Иногда мама с ним ссорилась из-за этого, ведь он и так редко появлялся дома из-за работы. Он не любил сидеть без дела, всегда был чем-то занят. В последнее время мне даже казалось, что папа хочет поскорее успеть сделать все дела. Как будто знал, [что скоро умрет].
После смерти отца я совершенно не интересуюсь этой войной и мне по большей части все равно. Если честно, я до сих пор не могу осознать произошедшее.
«Многим наплевать на то, что пропал человек»
Дарья, 14 лет, отец пропал без вести
Мой папа пошел добровольцем в ряды армии ДНР. Мы с мамой отговаривали его, но он ответил, что нужен своей родине.
Папа проходил десятидневную подготовку в Иловайске [в Донбассе]. Я считаю, что это очень мало. Добровольцев должны обучать один-два года минимум.
Папа каждый день звонил нам из Иловайска, а в конце апреля сказал, что их куда-то везут. Через несколько дней нам с мамой сообщили, что папа пропал без вести. Мы не понимали, как такое могло случиться.
На следующий день мы поехали в его военную часть, в Донецк. Нам сказали, что папа пропал в Запорожье. Больше мы ничего о нем не знаем. Мы с мамой объездили весь Донецк, писали заявления — толку никакого. Я поняла, что многим плевать, что пропал человек.
Я устала от этой войны. Каждый раз боюсь, что снаряд взорвется где-то рядом. Гибнут мирные жители. Часто погибают дети. Иной раз даже не хочется заходить в интернет и читать новости.
Я хочу мира во всем мире. И чтобы папа вернулся домой.
«Медуза»
Фото в коллаже на обложке: Владимир Гердо / ТАСС