«Серьезное драматическое кино не может быть другим» Голливудский оператор и режиссер фильма «Общага» Роман Васьянов — о том, как его герои теряют лицо

Сразу на трех стриминг-сервисах — «Кинопоиске HD», Premier и Kion — вышла дебютная режиссерская работа Романа Васьянова «Общага». До этого зритель знал его, прежде всего, по операторским работам — он снял первую часть «Отряда самоубийц» и фильм «Ярость» с Брэдом Питтом, а также «Стиляг» Валерия Тодоровского. О своей операторской карьере он подробно рассказывал в интервью Юрию Дудю в 2019 году. «Медуза» же задала ему несколько вопросов о карьере режиссерской, а также об «Общаге», снятой по роману Алексея Иванова «Общага-на-Крови». По сюжету пятеро друзей оказываются на нелегальном положении в общежитии и, чтобы сохранить место, каждый из них постепенно вступает в сделку со своей совестью. В интервью Васьянов рассказывает, что общего у «Общаги» и «Груза 200» и почему он решил изменить финал книги Иванова на экране.

— Чем вас привлекла книга Алексея Иванова «Общага-на-Крови»?

— Мне близки ее вопросы. Природа человеческих страстей, внутренних и внешних изменений. А еще мне нравилась идея взять пять актеров, зайти в общежитие — и снять в пяти комнатах полнометражный фильм, который будет сильнее многих крупнобюджетных картин.

— В не самом радостном конкурсе «Кинотавра-2021» «Общага» оказалась едва ли не самым мрачным фильмом.

— Мы сняли близко к книге. Текст Иванова еще более тяжелый, драматичный и изматывающий. Это мощное произведение, я не мог его просто так менять. Я снимал не комедию. Серьезное драматическое кино не может быть другим. Мне понравилась рецензия в «Коммерсанте», где написали, что «Общага» — про весну 1984 года, а «Груз 200» — про осень. (Смеется.) «Груз 200» — один из лучших русских фильмов и один из лучших фильмов Балабанова. От фильма ощущается катарсис, ты о нем вспоминаешь и думаешь. Тяжелый фильм, но держит. И в нем есть свет.

— Героев «Общаги» ломает система — и фильм кажется от этого еще более мрачным.

— Катарсис приходит как раз от непонимания, несогласия [зрителя] с происходящим, ему хочется справедливости. Я старался снять как можно ближе к духу книги. А она в каких-то местах более бескомпромиссная! Там Отличник кончает с собой, когда Кира погибает в катастрофе с автобусом. Мы, как могли, тянули [повествование] наверх, но арки персонажей иначе не работают. Иванов написал серьезную русскую литературу, такого «Идиота». Но в книжке 300 страниц и много размышлений о смысле жизни, которые нельзя было целиком перенести на экран. Реакции на книгу Иванова тоже были диаметрально разные. Одни писали: «Это долбаная чернуха, зачем вообще он ее написал». Другим «Общага-на-Крови» показалась пронзительной и трогательной историей и лучшей книгой, которую они читали. Это все дело вкуса.

— С «Грузом 200» и Балабановым фильм роднят многие детали: 1984-й как время действия фильма, Свердловск, где Балабанов родился и вырос, — место действия. Инфернальный и невозмутимый маньяк-насильник у вас — тоже символ власти.

— Он не маньяк, а человек, у которого совесть давно выгорела, абсолютно персонаж Достоевского. Когда я делал фильм, я вообще не думал про «Груз 200». Просто 1984-й — это апогей застоя. К концу 1980-х у нас уже была чуть другая страна, не было ощущения, что все предрешено. Герои все время возвращаются в общагу не потому, что им некуда идти. Можно было уйти к маме, папе, да хоть на вокзал. Это метафора того, что ничего нельзя было поменять. Это заколдованное место.

— Фильм Балабанова все-таки был во многом про ужасы советского времени.

— Для меня «Общага» — не про время, это не попытка в чем-то обвинить Советский союз. Все страсти в этой истории древнегреческие. Вопросу выбора правды и справедливости тысячи лет, они никак не связаны с СССР. Эта история легко могла бы происходить в наше время. Однако, чтобы перенести время действия в наши дни, пришлось бы катастрофически менять сценарий. Таких персонажей [в реальности] уже нет. Люди уже не на кухне друг с другом сидят, а в мессенджерах. Драматургически это для меня была бы неподъемная история.

«Общага» — это кино про человеческий выбор. С кем быть, с добром или со злом? Почему сильные становятся слабыми, а самые слабые — сильными? Почему насилие и зло крепнут? Почему люди могут либо расти, либо падать вниз, но не могут находиться в одном состоянии всю жизнь? Там много смыслов, я такое кино люблю. Герои не в тюрьме находятся — у них был выбор, и каждый сделал свой. Все они могли поступить по-другому.

— В фильме очень яркие женские персонажи. Как вы работали над ними? Какую задачу ставили актрисам?

— Я безумно счастлив, что нашел великолепную Ирину Старшенбаум, которая сыграла Нелли невероятно тонко. Она очень талантливая и глубокая актриса, настоящая кинозвезда такого «итальянского» кино. Марина Васильева — серьезная русская драматическая актриса с огромным диапазоном, которая тоже очень тонко сыграла Свету, сделав ее невероятно трогательной. Юлия Ауг, [сыгравшая директора общежития Ботову], пришла в фильм самой первой, и мы сразу нашли общий язык. С ней даже не было особого общения, мы тут же поняли, что ее героиню все равно надо жалеть за что-то и любить, хоть она и потеряла человеческое лицо.

Алена Михайлова, [сыгравшая Киру], снялась у нас еще до «Чик». Она обладает врожденным актерским талантом, который не поддается никакому осмыслению. Ее сажаешь перед камерой, и она начинает делать крутые и интересные вещи.

Что касается задачи, то перед началом съемок я показал артистам фильмы «Сука-любовь» и «4 месяца, 3 недели и 2 дня», которые по настроению и состоянию героев больше всего были похожи на то, чего я хотел добиться в «Общаге». А также фильм братьев Дарденн «Дитя». Я люблю авторское и бескомпромиссное жесткое кино. Наверное, от меня все ждали другого кино — в духе «Ярости» или «Стиляг».

— Какими вы запомнили 1980-е? 

— Была другая страна, какая-то огромная, космическая. В какой-то момент она исчезла и изменилась. Такие у меня воспоминания, не хорошие и не плохие. Какая-то далекая Атлантида, о которой в книгах писали. Я жил в коммунальной квартире, все было общее. Была, конечно, довлеющая атмосфера, без свободы не почувствуешь себя счастливым. Но коммунальная культура тоже была по-своему великой. Из нее выросло много великих литературных произведений и фильмов. Советский Союз — это не только негатив. Это просто страница в истории, из которой рождалась великая культура тоже. Это надо принять — и видеть и хорошие, и плохие стороны.

— Где и как прошло ваше студенчество? Вы узнавали себя лично в героях Иванова?

— Я учился во ВГИКе — как и в любой студенческой жизни, у меня были свои невероятно интересные моменты. Но не могу сказать, что узнавал себя в героях Иванова, хотя мне они были понятны и их конфликты тоже. Эта история хороша как раз тем, что она общечеловеческая.

— Вы планируете и дальше режиссировать? 

— Нет такого, что вот теперь я — режиссер. Было интересно попробовать свои силы в том, чего я никогда не делал, — и снять кино, которого от меня никто не ждал. Сейчас я собираюсь снять еще несколько проектов как оператор, а там посмотрим. Разные идеи есть, сайфай сейчас интересный предлагают, международный проект.

Я больше не планирую снимать такое кино, как «Общага», хотя это был идеальный материал для дебюта. Режиссура — это правда тяжелая профессия. Особенно сложно выбирать актеров, для меня это было самым неисследованным [процессом]. Но мне помогал отличный кастинг-директор Владимир Голов.

— Опыт работы с Валерием Тодоровским над «Стилягами» или Дэвидом Эйром над «Отрядом самоубийц» вам как-то помог?

— Нет. Очень сложно что-то перенять или чему-то научиться. Как перенять понимание того, как актеры должны играть сцену? Режиссерский опыт приходит, только когда ты стоишь в поле — и должен принимать решения. Если режиссер сильный, то его работа зависит сугубо от него самого.

— А как вообще происходил ваш переход от оператора к режиссеру? И что нового вы для себя открыли после этой смены оптики?

— Все произошло настолько быстро, что я не успел испугаться. Теперь мне стала намного понятнее режиссерская работа — на плечах режиссера висит судьба всего фильма. Да, у режиссера есть соавторы и соратники, которые тоже хотят хорошо сделать картину, но по сути это все равно творчество одного человека. Надо отвечать за все, включая финальную интонацию. Фильм тебя забирает и не отпускает, пока ты его не доделаешь. Даже когда ты его выпустил в прокат, он все равно тебя догоняет. Это долгое путешествие, невероятно интересное, но и невероятно изматывающее.

— Как оператору вам не обидно, что «Общага» не вышла в кинотеатрах, а только в стримингах?

— Такова реальность. Сборы фильма «Аннетт», который выиграл приз за режиссуру в Каннах, очень низкие. Авторское кино практически не собирает в кинотеатрах. То, что наш фильм выходит сразу на трех платформах, — это мощно, это хорошо для фильма. Это лишь второй такой случай в российской индустрии после «Спутника» [Егора Абраменко].

— По-вашему, в США в этом плане такая же ситуация с авторским кино?

— Там тоже очень сложно. Бывает, что фильмы, победившие на крупных фестивалях, срывают джекпот. Американскому кино чуть-чуть проще, потому что его смотрят во всем мире. Но Голливуд больше не центр идей авторского кино. Посмотрите на программу любого кинофестиваля за прошлый год, там почти не будет американских фильмов. 

— А как же какой-нибудь «Сандэнс»?

— А вы видели там хорошие фильмы в последнее время?

— Например, «Минари» Ли Айзека Чуна или «В этом мире я больше не чувствую себя как дома» Мэйкона Блэра, коллеги оператора и режиссера Джереми Солнье.

— Я знаю Джереми Солнье и скажу, что он с трудом сейчас запускает свой следующий фильм. Америка — это про коммерческое кино, а не авторское. Мне кажется, центр такого кино сейчас в Европе, где есть фонды и поддержка.

— Вы ощущаете сейчас себя голливудским кинематографистом или российским? В чем разница подходов и какой вам ближе?

— Я интернациональный кинематографист. Я очень рад, что у меня есть возможность работать и в России, и в Америке. В США я занимаюсь своим любимым ремеслом [операторством], а тут мне нравится заниматься творчеством, то есть тем кинематографом, который я люблю чисто внутренне.

— Есть ли в планах сделать режиссерскую работу в США?

— Пока таких планов нет. Я русский человек и уехал в Америку только в 30 лет [десять лет назад]. Мне сложно будет снять там такой фильм, как «Общага» — я не настолько хорошо понимаю среду. Я в ней не рос и не понимаю местный юмор, драму, реальность. Возможно, я пойму это потом. Человеческие истории рассказывать сложно, если ты пришел из другого социума.

— Многие считают, что киноиндустрия так и не оправится от пандемии, потому что зрители не вернутся в том же количестве в кинотеатры. 

— Думаю, развлекательное кино так и останется в кинотеатрах, а серьезное драматическое кино будет получать больше гибридных релизов. Кинотеатры и блокбастеры никуда не денутся, потому что это все еще самый дешевый вид развлечения. Кино вроде «Талантливого мистера Рипли» и «Английского пациента», которое раньше собирало хорошие деньги, уйдет на платформы. Подростки ходить не будут, а значит, кассу собрать будет невозможно. 

— «Отряд самоубийц», который вы снимали как оператор, был чисто коммерческим фильмом, и режиссер Дэвид Эйр отрекся от прокатной версии. Продолжение, которое снял Джеймс Ганн, позиционируется уже как авторский блокбастер. Первую часть уничтожили критики, зато она хорошо собрала в прокате. Вторая — ровно наоборот. Что вы думаете о перезапуске?

— Не могу сказать, что вторая часть сильно лучше, чем первая. В ней свои приколы, заставляющие вспомнить о студии Troma, на которой Ганн как раз начинал снимать. Я его уважаю, конечно, но особой разницы между фильмами не вижу.