«Спенсер» — неудачный фильм о разводе принцессы Дианы Наигранно и мелодраматично, но вины Кристен Стюарт, исполнившей главную роль, тут нет

Одной из премьер Венецианского кинофестиваля стал фильм Пабло Ларраина «Спенсер» — картина о принцессе Диане, которую сыграла Кристен Стюарт. В России ее покажут с 4 ноября. Сюжет ограничивается несколькими днями 1995 года, в которые Диана Спенсер решила развестись с принцем Чарльзом и тем самым разорвать свою связь с королевской семьей. И хотя перевоплощение Стюарт удивило зрителей еще после публикации первых кадров, фильм оказался неудачным. Кинокритик «Медузы» Антон Долин рассказывает, в чем причина.

Название фильма уже звучит как манифест. Его героиня — не принцесса Диана, а свободная Диана Спенсер, наконец-то порвавшая с королевской семьей. Действие разворачивается в течение нескольких дней Рождества, которые Виндзоры традиционно проводят в Сандрингемском дворце. Тогда-то Диана, увидев руины находящегося неподалеку отчего дома, приняла историческое решение — развестись с принцем Чарльзом.

Режиссер, знаменитый чилиец Пабло Ларраин, когда-то прославился фильмами о пиночетовской диктатуре («Тони Манеро», «Нет»), а в последние годы чаще работает с международным материалом («Джеки», «История Лизи»). Он считает «Спенсер» антисказкой, уникальной историей о принцессе, которая не желала становиться королевой. Он, конечно, прав, только эту историю уже рассказала сама реальность. А вот с ее пересказом на языке кинематографа возникли проблемы. 

Главная из них — в поиске психологического мотива, заставившего Диану отречься от королевского семейства. Маститый британский сценарист Стивен Найт («Порок на экспорт», «Лок») настолько старательно его ищет, что временами становится неловко. Мелодраматизм зашкаливает, и кажется, будто авторы сами себя уговаривают: «У нее не было другого выхода». Навязчиво до топорности они подчеркивают, что холодный и безразличный муж — давно чужой человек, с которым и поговорить не о чем, да еще оскорбляет красавицу-жену, даря ей точно такие же жемчуга, которые преподнес любовнице. Героиня в истерике рвет на себе ожерелье, и жемчужины красиво сыплются вниз (это кинематографическое клише повторяется дважды). По контрасту дети Дианы — само очарование, и сцены с их участием поражают своей гипертрофированной слащавостью. 

Другой лейтмотив — удушающие ритуалы, вне которых себя не мыслит королевская семья. Конечно, необходимость вовремя успеть к подаче сэндвичей или выйти для семейного фотографирования хотя бы на несколько минут раньше королевы могут показаться формальными глупостями, а традиция взвешиваться перед рождественскими торжествами на специальных весах — вызвать смех. Но любой зритель в XXI веке прекрасно понимает, что монархия как таковая — анахронизм, немыслимый вне соблюдения абсурдного этикета, пленниками которого являются все без исключения члены семейства. Тем более на Рождество, которое само по себе — ритуал. 

Или взять необходимость надевать строго предписанное платье на каждую смену блюд. Гадость, не поспоришь. Но и это обязательство, как выясняется, не является таким уж строгим. К тому же сам Ларраин с удовольствием надевает на свою героиню особое пышное белое платье — оно идеально подходит для эффектного постера. Следит за соблюдением дресс-кода и приставленная к Диане горничная, ее конфидентка Мэгги, которую зловредный дворецкий внезапно отсылает в Лондон. А ведь у Мэгги к принцессе Уэльской — собственный сентиментальный интерес. Такого в Сандрингемском дворце не допустят. 

Ларраин и Найт будто бы одновременно и хотят обвинить Виндзоров в том, что Диане с ними так неуютно, и побаиваются делать это открыто. Эта уклончивость тоже работает против фильма. Перед нами предстают вполне милые английские чудаки-аристократы со своими корги, и увидеть в них откровенных упырей не получается при всем желании. Конечно, охота — варварская традиция, но вдруг героиня буквально грудью встает на защиту специально выращенных фазанов — и этот жест выглядит несколько комично. Да и в целом авторов картины подводит нехватка чувства юмора. Зритель, лишенный возможности смеяться вместе с ними, начинает вместо этого находить нелепым тон фильма, нагнетающего драматизм буквально на пустом месте. 

Из этого не следует, что фильм «Спенсер» лишен достоинств. Во многих отношениях это любопытный опыт. Француженка Клэр Матон снимает королевский загородный дом так, что тот погружается в мистическую дымку, придавая фильму ауру готической сказки. Непривычно трогательная музыка Джонни Гринвуда делает фильм будто бы мягче, хотя финальный аккорд с орущим из динамиков хитом Mike + The Mechanics «All I Need Is A Miracle» отдает вульгарностью.

Наконец, тонкие британские артисты делают свое дело — это касается и Тимоти Сполла (дворецкий), и Салли Хоукинс (Мэгги), и Шона Харриса (повар), и Джека Фартинга (принц Чарльз). К сожалению, самая фальшивая нота в фильме — сама Диана, роль которой поручена Кристен Стюарт. Ее старательные попытки имитировать британский акцент простительны, но нервическое заламывание рук, постоянный надрыв в голосе и драма в наполненных слезами глазах отдают скверным театром. Такое впечатление, что на роль Стюарт взяли как живой символ женской эмансипации, вовсе не задумавшись над вопросом внутреннего совпадения актрисы даже не с прототипом, а хотя бы с прописанным в сценарии персонажем. 

Вины самой Стюарт, на счету которой есть множество замечательных ролей, в этом никакой, но ее присутствие в фильме выдает умышленный, искусственный характер всего проекта не в меньшей степени, чем неудачное включение в реалистическую канву мистических элементов, снов и галлюцинаций героини. Собственно, что хотели сказать Ларраин и Найт, раз за разом сталкивая Диану в коридорах старинного замка с призраком Анны Болейн? Что ей тоже вот-вот отрубят голову? Но если кто-то и виноват в трагически ранней гибели Дианы Спенсер, это точно не воплощенная на экране королевская семья, а та самая желтая пресса, от которой Виндзоры постоянно и тщетно пытаются спрятать главную героиню картины. Ну а право принцессы не хотеть становиться королевой, кажется, не оспаривалось даже в том самом роковом декабре 1995-го, три дня из которого мы видим на экране.