В двух регионах России отменили обязательное ношение масок. Почему всего через два дня в Удмуртии передумали и в Чечне тоже посоветовали их все-таки носить?
Главы Удмуртии и Чечни на этой неделе первыми в стране объявили об отмене символа всех эпидемиологических ограничений — обязательного ношения масок. Причина — улучшение эпидемиологической обстановки в республиках. Решение подверглось критике руководителей других регионов и федеральных чиновников. В результате глава Удмуртии Александр Бречалов 11 февраля выпустил распоряжение о смягчении ограничений, в котором ничего не говорится об отмене обязательного ношения масок в общественных местах. В Чечне тоже заявили, что маски носить все же нужно, но за их отсутствие штрафовать не будут. «Медуза» разобралась, насколько безопасной может быть отмена масочного режима и других ограничений в двух республиках и других регионах.
Как власти Удмуртии и Чечни обосновали отмену масочного режима?
Главными показателями для властей остаются текущая заполненность коек в инфекционных отделениях больниц и динамика выявленных заражений. Именно такие критерии для принятия решений об ограничениях ввел в начале мая 2020 года Роспотребнадзор. Кроме того, чиновники считают, что в их регионах переболело достаточно людей, чтобы на их территории появился коллективный иммунитет. Если что, «добить» до порога коллективного иммунитета поможет вакцинация.
Глава Удмуртии Бречалов объяснил, что он подразумевает под «улучшением эпидемиологической обстановки»:
- Количество выявленных случаев в сутки уже несколько дней не превышает 100. (В конце декабря выявляли почти 300 случаев, а в конце января — почти 200 Когда масочный режим в республике отменяли в прошлый раз — в июле, — в день выявляли только 42 зараженных).
- Свободными остаются 982 койки — это почти половина коек в ковид-центрах (в середине января было свободно 44% коек).
- Одна из причин стабилизации ситуации — это вакцинация. Республика с населением в полтора миллиона человек уже получила 29382 дозы вакцины и скоро получит еще более 5 тысяч.
- При том, что Бречалов «к прогнозам относится настороженно», рост доли свободных коек в больницах и снижения числа положительных тестов на коронавирус показалось ему достаточным основанием для смягчения всех ограничений.
Зампредседателя комиссии Госсовета Удмуртии по здравоохранению, демографической и семейной политике Фарид Юнусов объяснил логику решения подробнее:
- В ряде стран ношение масок для борьбы с коронавирусом было запрещено поскольку некоторые ученые-вирусологи считают, что пока вирус не распространится в популяции до определенных величин, его опасность не снизится (вероятно, Юнусов имел в виду концепцию коллективного иммунитета).
- У людей [несмотря на ношение масок] открытые глаза, а вирус легко попадает в глаза, поэтому с этой точки зрения, отмена обязательного масочного режима — правильное решение.
- Есть и политическая составляющая: любые ограничения сдерживают развитие экономики и способствуют социальному напряжению.
Власти Чечни просто сообщили, что ситуация улучшается, проводится массовая вакцинация населения, поэтому они «воспользовались особыми полномочиями, полученными регионом в связи с пандемией», и отменили обязательное ношение масок.
Что по этому поводу думают за пределами республик?
Роспотребнадзор воспринял идею властей Удмуртии и Чечни негативно. Глава ведомства Анна Попова сказала, что необходимо носить маски, соблюдать социальную дистанцию и ограничения для пожилых людей. «Только соблюдая все это, мы можем рассчитывать на дальнейшее снижение заболеваемости», — сказала она.
Рустам Минниханов, глава соседней с Удмуртией республики — Татарстана — раскритиковал решение Бречалова и вообще идею о том, что достижение коллективного иммунитета позволяет отменить все меры борьбы с эпидемией. «Я считаю, что это неправильное решение. Даже если человек имеет антитела, он может быть носителем вируса. Поэтому масочный режим в закрытых помещениях, соблюдение социальной дистанции мы в республике сохраняем. Для нас важно людей оберегать», — сказал он.
В итоге, власти Удмуртии так и не отменили масочный режим. В распоряжении Бречалова от 11 января, которое содержит список действующих ограничений, содержится требование обязательно носить маски в транспорте, на спортивных мероприятиях, на предприятиях и т. д. Зато жители республики теперь смогут проводить массовые молодежные и детские (без родителей) мероприятия.
В Чечне уточнили, что отменяются только штрафы за ношение масок, а рекомендация их носить остается.
Каково реальное положение дел в Чечне и Удмуртии — и в других регионах?
Удмуртия в начале октября была среди тех регионов, где случился особенно серьезный кризис здравоохранения: 100% коек было занято, под стационары переоборудовали санатории. С тех пор число коронавирусных коек в республике выросло почти вдвое (скоро начнется их сокращение). При этом количество ежедневно регистрируемых смертей остается на уровне декабря: если за первые 12 дней декабря по официальным данным Роспотребнадзора умерли 42 человека, то за 12 дней февраля — 51 человек.
Впрочем, нужно помнить, что данные о смертности свидетельствуют о динамике заражения 20-25 дней назад (столько в среднем проходит от заражения до смерти). Кроме того, республика в последние месяцы стала точнее регистрировать смерти с диагнозом COVID-19: в декабре (последний месяц, за который доступны данные) официальные данные о смертях от вируса были в 6,43 раза ниже, чем избыточная смертность, измеряемая Росстатом, а, например, в сентябре — в 30,5 раз. Стоит ожидать, что смертность от коронавируса в Удмуртии в ближайшие недели тоже начнет снижаться.
Если ориентироваться на данные избыточной смертности (и экстраполировать их на 2021 год), то в Удмуртии на середину января переболели почти 44% населения (650 тысяч человек). Достаточно ли это для возникновения коллективного иммунитета, точно сказать нельзя, но можно предположить, что эта цифра близка к нему.
При этом депутат Юнусов из удмуртского Госсовета признает, что не вполне понятно, насколько действительно улучшилась эпидемиологическая ситуация в регионе — из-за новых критериев заболеваемости ковидом. Ранее было достаточно получить один положительный тест. Сейчас одного теста недостаточно, нужно, чтобы был второй положительный тест и были симптомы. На фоне новых рекомендаций количество регистрируемых больных, естественно, меньше. Насколько это повлияло на снижение заболеваемости, сказать сложно.
Понять ситуацию в Чечне еще тяжелее из-за почти полного отсутствия информации. Известно, что в республике было много заразившихся и погибших и весной, и осенью, однако весенний пик не нашел сколько-нибудь явного отражения в статистике. Осенний пик виден по данным об избыточной смертности в республике, однако нет уверенности, что там, как и на всем Северном Кавказе, смертность фиксируется оперативно: родственники умерших там часто могут похоронить погибших без справки, а потому обращаются в ЗАГСы, собирающие статистику о смертности, через несколько недель или даже месяцев. В любом случае, уровень смертности в Чечне вырос за 2020 год на 44%, подсчитал Росстат.
В целом же в последние два месяца ситуация в обеих республиках мало отличается от средней по России. Число выявленных заражений действительно повсеместно снижается, а количество свободных коек в стационарах, насколько можно понять из отрывочной информации из регионов — растет.
Действительно резкое замедление эпидемии, возможно, связано с тем, что отдельные регионы, города и многие тесно связанные внутри себя группы населения подошли к порогу коллективного иммунитета. Однако это не значит, что после достижения порога заражения и смерти прекратятся совсем.
Во-первых, хотя после достижения порога у вируса уже недостаточно уязвимых (то есть без иммунитета) целей в популяции для того, чтобы каждый заразный в среднем заражал больше одного человека. Поэтому число зараженных «за порогом» перестает расти с ускорением, однако сами по себе заражения могут продолжаться еще долго. Заражения неизбежно приводят к новым смертям (в странах с возрастной структурой вроде российской умирает в среднем каждый 150-й заразившийся).
Во-вторых, России, как и прочим странам, угрожает эпидемия новых, более заразных и более летальных вариантов вируса (главным образом британского). С ростом заразности растет порог коллективного иммунитета, а с ростом летальности — доля умерших среди зараженных. Вряд ли России удастся заметить распространение нового штамма на ранних этапах (для этого нужно расшифровывать геномы вирусов у большинства выявленных зараженных, как это делает, например, Дания; в России расшифрованы менее процента геномов). Поэтому снимать ограничения полностью, очевидно, еще рано.
А что, собственно, с масками? Отмена их обязательного ношения действительно так страшна?
В лабораторных опытах показано, что маски — причем не только с высокой степенью защиты, но и обычные — снижают, хотя и не полностью блокируют, распространение вируса в каплях жидкости и аэрозолях. Однако распространение вируса в воздухе — это далеко не то же самое, что реальные заражения. За год, прошедший с начала эпидемии, ученые так и не смогли однозначно выяснить, насколько маски помогают бороться собственно с заражениями и распространением эпидемией. Дело не в том, что это влияние однозначно невелико, а в том, что вычленить влияние масок среди эффектов прочих мер по сдерживанию эпидемии и дистанцирования трудно.
Работы, посвященные исследованию влияния разных мер и ограничений на распространение вируса, не смогли выявить пользу отдельно масок — скорее всего, потому, что маски ни в одной стране не использовались в отрыве от других мер сдерживания.
Крупнейшее исследование прошлого года, в котором приняли участие более 6 тысяч датчан, также не доказало, что повседневное ношение масок статистически значимо влияет на индивидуальные риски заражения вирусом. Авторы предположили, что дело может быть именно в заражении через слизистую глаз.
Однако, как показали критики этого исследования, сама его конструкция помешала выявить влияние масок на частоту заражений. Для того, чтобы измерить это влияние, нужны намного более изощренные методы, утверждают критики (и авторы работы с ними согласились). Грубо говоря, нужно подвергнуть часть испытуемых опасности, выдав им заведомо неэффективные «маски-плацебо», наладить отслеживание правильного и тщательного ношения масок среди всех участников, а также каким-то образом зафиксировать неизменные правила социального дистанцирования на все время исследования.
Вряд ли эти сложности будут преодолены быстро, так что, возможно, до окончания эпидемии так и не появится строгого научного обоснования пользы масок для борьбы с эпидемией. При этом маски как возможный способ снижения контактов людей с вирусом остаются самым приемлемым с точки зрения последствий для экономики средством (хотя, при этом, не всегда устраивают часть общества, для которого они являются символом ограничения докоронавирусных свобод).
С точки зрения эпидемиологии, вероятно, важнее то, что власти в России ускоренно отменяют большую часть однозначно эффективных мер: разрешают общественные собрания, спортивные мероприятия, открывают школы и вузы. Именно запрет собраний более 10 человек был признан исследователями, изучавшими опыт десятков стран, самым эффективным с точки зрения борьбы с эпидемией. Если вирус (или его новые варианты) вновь начнет быстро распространяться, эффективно ввести эти меры будет непросто: они начинают влиять на скорость распространения не сразу после подписания указа губернатора или мэра, а через несколько недель.
Дмитрий Кузнец