«Попытка властей осчастливить вас сверху — она везде сейчас есть» Интервью Сергея Капкова — о том, почему при Сергее Собянине мэрия Москвы разучилась разговаривать с людьми

Ровно 10 лет назад Сергей Собянин стал мэром Москвы, сменив на этом посту Юрия Лужкова, «утратившего доверие» президента Дмитрия Медведева. Основное содержание этого десятилетия исчерпывающе описывается мемом «Похорошела Москва при Собянине». Город под управлением бывшего губернатора Тюменской области и главы президентской администрации за это время действительно радикально изменился — однако многие мегапроекты Собянина и сам стиль его управления (считается, что мэрия вдохновляется Сингапуром) часто воспринимают с иронией. По случаю десятилетия «собянинской Москвы» спецкор «Медузы» Анастасия Якорева поговорила с Сергеем Капковым, который до 2015 года руководил московским департаментом культуры. Капков прославился в начале 2010-х, возглавив реконструкцию Парка Горького, который стал невероятно популярным местом отдыха москвичей — и одновременно одним из главных символов «раннего Собянина».

— Вы проработали в московской команде Собянина первые пять лет и уже пять лет наблюдаете ее работу со стороны. Расскажите как бывший глава департамента культуры и просто как москвич — что вы теперь видите?

— Из удачных решений Собянина: он создал, по сути, «собянинскую Москву» — широкие тротуары, много света, красивые фасады, благоустроенные дворы. Появился столичный дух, нет ощущения задворок Европы, Москва — европейский мегаполис. Удачно то, что сейчас показывает в ситуации с коронавирусом московская медицина: система работает, как бы ее кто ни критиковал. Транспортная система эффективно работает — городские сервисы, возможность заказа такси, заказа доставки, МФЦ, районные ярмарки и многое другое. 

Но я сторонник того, чтобы в мэрии Москвы были персонажи, кроме Собянина. Я хочу знать, кто еще отвечает за нашу жизнь. Сейчас все очень безлико, и Собянин на себя привлекает и весь позитив, и негатив. Слишком персонифицированная ответственность сейчас за все у мэра, и это может ему навредить. Хотя я и большой его болельщик — у него многие вещи получаются, хотя я сам во многое не верил. 

— При Лужкове ведь было иначе?

— Конечно. При Лужкове [Владимира] Ресина помните? Сколько он перлов валил. [Валерий] Шанцев был. Мы сейчас их не обсуждаем, но это были персонажи.

Каждый префект возглавляет район в миллион человек — вы знаете, сколько там проблем, начиная от придомовой лавочки и заканчивая сломанными качелями? Это же целые города. Тут надо всех выслушать и найти компромисс. Чиновники мэрии должны объяснять подведомственным органам, горожанам, чем они занимаются, какие у них приоритеты.

Я хочу знать, чем каждый департамент занят. Вы сколько департаментов знаете? Мы с вами сейчас переберем пять. А есть департамент международных отношений, того, сего — их какая функция в нашей жизни, как они влияют на нас? Чиновники должны по городу ходить, вы должны их узнавать. Вы префекта ЦАО [Центрального административного округа Москвы] знаете?

— Нет.

— А при Лужкове это был [Александр] Музыкантский, известный дядька, а потом еще Сергей Байдаков. Я как москвич хочу, чтобы была не безликая мэрия Москвы, а 20 или 200 персонажей. Хочу видеть команду Собянина, и я ее немного знаю, она существует.

— Почему же это поменялось со времен Лужкова?

— Это связано с политическими и электоральными циклами. Роль администрации президента тоже изменилась, в том числе, по отношению к мэрии Москвы. 

— Не общаться с людьми — это установка сверху?

— Я считаю, что Собянину и мэрии сложно дать установку сверху. Хотя Собянин как раз сам достаточно общается с людьми. Так, как умеет — но он делает эту работу. Просто нет задачи отвечать на запрос общества в этом плане.

При этом внутри у Собянина все отлажено: если поручение дается, оно выполняется — или объясняется, почему не выполняется. Он один из немногих руководителей регионов, который управляет не по бюджетной росписи, а по госпрограммам — у него их 17, больше, чем федеральных, на две. Программа комплексного благоустройства, благоустройства парков, «Транспорт» и многое другое.

В мэрии жесточайшая система контроля, и если тебе приходит бумага с подписью «Собянин», тебя шесть человек начинают контролировать, я сам это проходил. Там есть контрольные даты, когда ты должен ответить, отчитаться, тебе дают на работе айпад, где ты должен подписывать, отвечать — и все это фиксируется. Даже работники ГБУ «Жилищник» должны фотографировать, как они пол моют — хотя все-таки они умудряются что-то мухлевать все время. Просто Собянин знает, как работает российская бюрократия. 

— Во время вашей работы в мэрии вектор был на то, чтобы угодить модной городской молодежи. Какой повестка стала, когда вы ушли?

— Такой повестки не было никогда, была повестка исправить ошибки 1990-х, кто-то их называет «лужковскими», разобраться с неблагоустроенными общественными пространствами, снести киоски, узаконить хаотичную торговлю, дать Москве статус глобального мегаполиса. Конечно же, городской мегаполис должен опираться на городских профессионалов — людей, которые создают смыслы, у которых есть возможность сравнивать, у которых есть требования к власти.

— Когда вы ушли, вы сами говорили, что повестка поменялась — на какую?

— Она поменялась на административно-хозяйственную, сейчас вся риторика вокруг метро, электробусов, строительства развязок, но это тоже неплохо. Я сейчас пытаюсь никого не обидеть и объяснить: и то, и то — работа в интересах горожан. Но мэрия любого столичного города не определяет повестку. Повестку определяют внешние факторы.

Столичный регион всегда находится под давлением глобальных политических и экономических решений: первым порцию мигрантов из бедных стран получает Париж, в борьбе с коронавирусом столицы страдают больше всего. Начинается конфликт в Нагорном Карабахе, и в Москве начинаются столкновения между азербайджанцами и армянами, и власти начинают это решать, а в каких-то других, более маленьких городах, нет таких конфликтов. Москва всегда в федеральной повестке.

— Однако есть внешнее ощущение, что сейчас у мэрии все свелось к украшению Тверской за десятки миллиардов. 

— Просто в мэрии не осталось людей, которые видят другие целевые группы. Они вернулись к стандартному обсуждению: пенсионеры, работающие, чиновники, школьники, студенты. Я все-таки видел 30 электоральных групп: собаководы, спортсмены, любители электронной музыки, хипстеры и так далее. Надо найти подход к каждому. Город очень разный.

Но в мэрии работа тяжелая — с утра до вечера, у них нет времени ходить интересоваться людьми. Они смотрят через бюджет, они не видят разнообразия этих людей. Хотя мэрия должна пытаться угадать. Ведь когда я приходил, перед мэрией не было митингов — «дайте нам хороший Парк Горького». В Москве два миллиона владельцев собак. Если вы сделаете им хорошие собачьи площадки, они будут вам благодарны. 

— Видимо, сейчас в Москве денег больше, чем идей.

— Мэрия вошла в роль администратора: вы жалуйтесь, вас услышат. Но если вы хотите туда прийти что-то предложить, вы не получите ничего. Вам не к кому идти. Но, тем не менее, все собянинские проекты проходят на ура — что Парк Горького, что ВДНХ, что Северный речной вокзал, что единые наземные маршруты. Все работает. 

— Ну, есть вещи, которые работают, но непонятно зачем — «Моя улица», например. Тротуары сделали широкие, но никто по ним не ходит. 

— «Моя улица» хорошо отработала. Это стандарт благоустройства центра города. [Но] это неправильно было сделано, что все префекты отодвинуты — все делала мэрия, первые лица мэрии. С обществом, конечно, надо было вести диалог. Всех этих конфликтов, обид и недовольства [вокруг «Моей улицы»] можно было избежать. Но попытка властей осчастливить вас сверху — она везде сейчас есть. И есть обида или претензия со стороны властей — что мы неблагодарные. Государство же у нас выступает в роли отца: оно и дает, и наказывает. 

— Москвичи в последнее время все-таки задумались о том, что когда об красивый бордюр ломают ногу во время жесткого задержания, он уже не кажется таким красивым, и Москва не так уж похорошела. 

— Слушайте, Москва правда похорошела, а особыми отрядами милиции Собянин не командует. Это же политические вопросы, а не бытовые. Хотя урбанистические проекты и их обсуждение — это первая стадия зарождения демократии. В Екатеринбурге, например, большинство — люди суровые, самодостаточные, волевые. Их не трогай — они тебя не тронут. Там есть маленький небольшой парк, по мне это вообще сквер, где решили построить храм. Люди вышли драться, защищать его, строились цепью. Что происходит в Башкирии? Предприниматели хотели срыть шихан, чтобы добывать соду. Чем кончилось? Акционеры в бегах, все дошло до Путина.

Это все очень тонкая вещь. Много людей приходят здания защищать? «Архнадзор» и какие-то неравнодушные к архитектуре люди. А в Башкирии вышли тысячи человек, потому что люди чувствуют это своим. Но власти пока еще это не понимают.

— В Москве, видимо, поняли и начали в 2015 году вашу повестку откатывать назад?

— Я не знаю, они поняли в мэрии — или выше, и мэрия теперь не предпринимает эти шаги, чтобы со старшими товарищами не ссориться. У меня нет ответа, правда, это же совсем несложная работа и интересная — и она не только про общественные пространства. В Москве фестивалей не хватает — любых. 

— Фестивалей-то, кажется, уже избыток: то Фестиваль варенья, то Фестиваль шашлыков. Нет у вас ощущения, что Москву уже куда-то не туда понесло?

— А их больше нет, я так скажу. В этом году их не было, в следующем году они вряд ли будут. Это просто был такой этап. Это же как маятник. Мои фестивали тоже не всем нравились. Ну, сейчас качнулось в другую сторону. Потом качнется еще куда-то. Это же все тренды администрации президента. 

— Почему сейчас тренд именно такой?

— Потому что это самая безопасная с любой точки зрения концепция. Ну, наверное, могут обвинить, что сахара много кладете, а ягод не докладываете. 

— Собянин ведь вынужден еще в большом объеме заниматься политикой. Насколько ему комфортно в политической среде?

— Он очень мудрый и опытный человек в этой среде. Вы его политический путь посмотрите — он же бывший глава администрации президента. Поэтому у него и в Москве получается, он знает, с кем разговаривать, как соблюсти все интересы, ни с кем не поссориться, союзников найти. Он в этом плане хороший мэр — в такой стране, как наша. Политики, федеральный центр, белый дом, «башни» — ты должен всем им как минимум нравиться. 

— Стал ли он меньше всем им нравиться после пандемии?

— Он вообще первый, кто в колокол забил. 

— Есть мнение, что переборщил с ограничениями. 

— Я так не считаю. Сейчас больше людей болеет, чем во время ограничений. У меня пол-офиса болеет. 

— При этом сейчас таких жестких ограничений [как весной] уже не вводят. 

— Ну перестаньте. 30% на удаленке, вузы не работают, школы не работают, чиновники по домам. Все ограничения есть, просто кафе не закрывают. 

— Есть люди в правительстве, которые жалуются, что Собянин во время пандемии слишком замкнул все на себя — и «Социальный мониторинг», и штрафы, и многое другое. 

— Вы представляете, какое количество бюрократии в Москве? Если на себя не замкнуть, оно работать не будет. Я когда был директором Парка Горького, у меня были угрозы физической расправы. Я тогда напросился к Собянину, и он при мне позвонил [Владимиру] Колокольцеву, и этим вопросом стали заниматься. Причем заниматься как надо, по-московски — просто Колокольцев приехал в Парк Горького и стал гулять со мной, в кафе заходить, короче, пустил слух по улице. Но вдумайтесь: директор парка должен ходить к мэру 14-миллионного города, чтобы его не убили. Это Россия, тут так устроено.

Так что если будет всплеск заражений в Москве — у него все риски, и политические, и личные, любые. Будет что-то в Нижнем Новгороде, Башкирии, Коми-пермяцком округе — никого это, к сожалению, не волнует. Так что вы не представляете, как все губернаторы благодарны за то, что он начал эту истерию на две недели раньше, чем федералы. Вот такой, скучный, неинтересный Собянин, праздника пива не проводит, шоу толстушек — как Лужков — не устраивает, но когда пришла беда — нормально встал. Он вписывается, если его убедить.

— Вам удавалось как-то «продать» Собянину свое мнение и свои идеи?

— Мне и сейчас удается. Когда наболит, я прихожу к нему, рассказываю — наткнулись на такую вещь, вам важно знать. Он с удовольствием слушает, поддерживает, иногда меня к кому-то посылает, говорит: иди напиши программу. Мы делаем, забесплатно. Он вообще открытый человек.

— Когда вы в последний раз общались?

— Летом. 

— А что вы ему последний раз предлагали?

— Не могу рассказывать, подписку давал. Но тут другой вопрос: если бы было реализовано, я бы вам рассказал. Но из-за пандемии ничего не реализуется. Откуда мы знаем, какая Москва будет после пандемии?

— Расскажите, чем вы вообще сейчас занимаетесь. 

— Я возглавляю Московский центр урбанистики при экономфаке МГУ, консультирую огромное количество и федеральных чиновников, и региональных. Только вчера из Нальчика приехал. Работаем в Башкирии, в Саратовской области — делаем Парк покорителей космоса в месте, где приземлился Гагарин. Мы делали город Первоуральск, участвуем в большом проекте в Геленджике, что-то делаем в Сочи. Последний год делал программу «Мой район», участвовал в ее формировании. 

— Как вам после московской мэрии работается с региональными властями? В том числе в плане денег.

— Давайте честно, мы все-таки работаем с богатыми регионами-донорами. У них просто знаний не хватает. 

— Они вам говорят: хотим как в Москве?

— Да. И ничего страшного в этом нет.