«Мои песни — зеркало» Борис Гребенщиков рассказал «Медузе» о новом альбоме, «Вечернем М» и бесах нашего времени

В конце июня Борис Гребенщиков выпустил новый альбом «Знак Огня», который вместе с предыдущими работами «Соль» (2014) и «Время N» (2018) составил музыкальную трилогию. После отчаяния и тоски первых двух альбомов в «Знаке Огня» БГ возвращается к фирменной «аквариумной» радости и свету. «Медуза» расспросила Бориса Гребенщикова о новой работе — и о том, где искать этот свет сегодня. БГ ответил на вопросы письменно.

— Что вас самого больше всего удивляет и радует в альбоме «Знак огня»?

— Больше всего радует то, что он сложился и вышел совсем не таким, каким был задуман. Когда автор сам удивляется плодам своего творчества — это непридуманное, а значит, настоящее. 

— В последние месяцы перед выходом альбома вы переделали аранжировки некоторых песен и даже немного их тексты, поменяли их очередность, написали несколько новых песен. Какую трансформацию испытала за это время идея альбома? Каким вы представляли его изначально и чем отличается итоговый результат?

— После двух довольно тяжелых альбомов («Соль» и «Время N») я мечтал записать легкий, прочный и веселый альбом. Как бы не так. Все поменялось, но происходило это естественно, все само по себе вставало на место. И когда встало — бабах! Вот теперь картина цельная. 

— Британский гитарист Лео Эбрамс, клавишник Джеймс Халлауэлл, ямайские отцы музыки регги Слай и Робби, кубинский трубач Роберто Гарсиа и другие музыканты — что они дали альбому? Как бы он выглядел без них?

— Как только это стало возможным, я старался на всех наших альбомах записывать музыкантов со всего мира, начиная с Мика Тейлора, Дэнни Томпсона и Дэйва Мэттакса в «Навигаторе» и «Снежном Льве». Я это делаю (даже когда ребята в группе совершенно справедливо обижаются), исходя из самых простых соображений. Мне кажется, что пора снова навести мосты между русской культурой и всем остальным миром, как это было в XIX веке, когда русская культура была признанной частью общемировой; поэтому нужно, чтобы наша музыка создавалась на высшем уровне, чтобы люди, которые ее слушают, привыкали к настоящему качеству, без подделок и халтуры. А лучший метод научиться чему-то — делать это вместе с мастерами. 

— В песне «Не судьба» на гитаре сыграл Омар Торрес. Как он, сидя в солнечном и благополучном Лос-Анджелесе, смог понять состояние русской тоски? Как вы объясняли ему идею песни?

— Мы с Омаром уже играли несколько раз вместе, и я был в нем абсолютно уверен. Я оказался прав, он безупречно дополнил песню. Вот только к пресловутой «русской тоске», надеюсь, эта песня не имеет отношения. Тоска для меня — это опустить руки, напиться и выть; а здесь — трагедия. Человек делает как надо, хотя знает, что то, чего он хочет, для него недостижимо. Омар это почувствовал и сыграл. 

— Альбом опять выходит как сольный. Почему вам важно разграничить эти записи с «Аквариумом»?

— Буквы БГ на обложке — не значит сольный. «БГ» — это nom de guerre [псевдоним] «Аквариума», настроение совсем другое. Для меня «Аквариум» — это неожиданное и странное чудо с солнцем в сердце. Но бывает время, когда нужна простота и исповедальное раскрытие души.

Я, честно говоря, полтора года был уверен, что мы делаем новый альбом «Аквариума»; но человек предполагает, а Бог располагает. «Знак Огня» получился окончанием трилогии «БГ», начатой «Солью» и «Временем N». Видит Бог, я этого не планировал. Но тут налетел Демон Вирус. 

— Коронавирус застал вас в Лондоне во время записи альбома. Как вы работали в студии во время локдауна? 

— По счастью, для моих друзей заниматься музыкой оказалось важнее, чем трястись от страха дома. Поэтому мы, конечно, соблюдая все необходимые условия безопасности, с толком использовали каждый день этого интересного времени. 

— Завершить запись помогли поклонники, скинувшиеся на оплату студии. Много ли вы собрали таким образом и предполагается ли какая-то отдельная благодарность спонсорам записи?

— Всем миром собрали как раз столько денег, чтобы успешно закончить запись. И всем, кто помог нам, я благодарен от всего сердца. За «Аквариумом» не стоит ни банков, ни спонсоров. Все, что мы делаем, мы делаем вместе с вами, с вашей помощью и поддержкой. Спасибо вам!

— Вы говорили, что в двух предыдущих альбомах уже «достаточно настрадались». Завершающий трилогию «Знак Огня» предполагает радостный очистительный финал?

— Откровенно признаюсь — понятия не имею. Лицом к лицу лица не увидать. Должно пройти время, чтобы отойти от полутора лет труда и понять, что же это мы сделали. Точно скажу — получилось честно и от сердца. И что важно — кажется, без потери чувства юмора.

— Какова судьба песни «Не выходи за дверь»? Она получилась настолько легкой, точной и хитовой, что мы ожидали увидеть ее в новом альбоме. Или это скорее повесточная песня вроде «Вечернего М», которая не требует того, чтобы быть в альбоме?

— С «Вечерним М» получилось очень смешно, ведь это нельзя даже назвать песней. Это были куплеты на злобу дня, которые кто-то должен был написать. Я, видимо, оказался ближе всего, хотя и не знал толком, в чем дело. Смешно то, что все начали сразу гадать, кого я имел в виду, показывать пальцами и называть фамилии, а я лет двадцать не смотрю ТВ и знать не знаю фамилий дикторов. Но, судя по суматохе, куплет попал в точку.

А песня «Не выходи за дверь» может оказаться не такой уж сиюминутной и значительно более долговечной, пусть время покажет. Я надеюсь ее записать в самом скором времени.

— Настоящая злость слышится в песне «Баста Раста». Что вас злит сегодня?

— Близкие люди знают: я легко вспыхиваю и быстро отхожу, поэтому меня ничего не «злит». Меня, конечно, огорчает то, как охотно люди перестают думать и опускаются до недостойного, а порой и просто постыдного поведения, но такова человеческая природа. Песня написалась странно легко, я даже не помню, как писал ее. Еще один пример того, что, как говорил Кит Ричардс, есть вещи, которые должны быть сказаны, и Небо поручает их написание тому, кто услышит призыв. 

— Из какой эмоции лучше выходят песни — злобы или умиротворения, раздражения или радости?

— Ни то ни другое. Нужно взять инструмент, настроить антенны и слушать — нет ли поблизости песни, которая требует быть написанной. А уж дальше нужно взяться за гуж и не отпускать, пока не доведешь дело до конца. Иногда на это уходит час, иногда — восемнадцать лет. 

— В передаче «Аэростат» вы рассказывали, что еще в детстве музыка стала для вас магией, которая превращает существование в жизнь. Какая музыка вам нравится сегодня?

— Будем говорить напрямую: мы не имеем понятия, что такое музыка и что такое магия. И то и другое выходит за пределы известных нам наук. Но Леонардо да Винчи говорил, что музыка — это гармония, постигаемая душой человека. То есть явление космического порядка, позволяющее нам воспринимать космос.

Согласитесь, что с этим скучно быть уже не может. А что до сейчас — чем больше слушаю, тем интереснее: индийские раги и мантры, Баха, Дебюсси и Букстехуде, музыку 1920-х годов, китайские народные, сегодняшнюю электронику и регги, шотландские аккордеоны. Уже шестнадцатый год я веду музыкальную передачу «Аэростат» на «Радио России», и это дает мне индульгенцию — слушать все, что интересно, столько, сколько я хочу. 

— Музыка способна делать человека несчастным? Воздействует ли музыка на вас таким образом? 

— Музыка может магически действовать на душу в обход интеллекта, а уж какую музыку слушать, мы выбираем сами, не правда ли? Вот я и пытаюсь всю свою жизнь делиться с людьми музыкой, исполненной света и гармонии. А если человек сам хочет быть несчастным, ему никто не может помешать, пока он сам не вынет из сердца призму, через которую весь мир выглядит трагедией. 

— Клип «Пошел вон Вавилон» самоироничен, вы там предстаете в смешном образе. Как вам кажется, рок-звезды относятся к себе слишком серьезно? У вас всегда получается этого избегать?

— Я отдаю себе отчет, что то, каким я чувствую себя внутри, никак не похоже на то, как я выгляжу снаружи. И это несовпадение по крайней мере смешно.

Относиться к самому себе слишком серьезно — верный метод стать посмешищем. Все наши публичные фигуры — яркий тому пример. 

— Время бесов — как вы называете наше настоящее — еще не закончилось, государственная машина все так же перемалывает людей, но ваш гнев уже не слышен так явно, как в предыдущих двух альбомах, в нем вы улыбаетесь и танцуете. Вы отказываетесь от борьбы с теми самыми бесами?

— Я что-то не помню, чтобы когда-либо называл сегодняшний день «временем бесов». Бесовни в наше время не больше и не меньше, чем раньше. Об этом писал еще Экклезиаст, индийские Риши и фараоны первых династий. И песни мои так же отражают происходящее вокруг. «Поезд в Огне» 1986 года, «Кладбище» 1994-го, «500» начала XXI века и сегодняшняя «Баста Раста» — все они об одном и том же. Ровно как и Пушкин, Некрасов, Салтыков-Щедрин. Мои песни — зеркало. Каждый видит в них то, что есть в нем самом. И что с этим делать, каждый тоже выбирает сам. 

— Может быть, важно сохранять гнев и ненависть к несправедливости?

— Гнев и ненависть только мешают ясно видеть все как есть. Они никого ни к чему хорошему никогда не приводили. Не нравится что-то — не шуми, не пыли, не гневайся, а подумай и сделай то, что в твоих силах, чтобы это изменить. 

— Есть фанатская теория, что в песне «Пошел вон Вавилон» под Вавилоном имеется в виду вовсе не растафарианское понятие, а российский президент. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Совсем люди дурные стали. Неужели не обидно портить хорошую песню, привязывая ее к конкретному имени? 

— Волнуют ли вас события мировой и российской политики, следите ли вы за новостями?

— Каждый день читаю новости со всего мира. Везде одна и та же дурь. Ничего, человечество дожило до сегодня, переживет и его. Только за державу обидно — такого позора никогда еще не бывало. 

— Что лучше всего меняет ваше сознание сегодня?

— Сознание не нужно менять; если оно вообще есть, то это хороший инструмент. Важно не обращать внимания на мысли, которые всегда жужжат и мешают, как мухи, не зря старцы говорят: вся беда от помыслов. Важно воспринимать все окружающее как бесконечно щедрый дар жизни и всегда знать, что есть невечерний свет у тебя в сердце.