«Никогда редко иногда всегда»: тихий фильм о девушке, которая тайно едет делать аборт Без назидательности и пафоса, с талантливыми актрисами

В конкурсную программу Берлинского кинофестиваля вошел фильм американки Элизы Хиттман «Никогда редко иногда всегда». Семнадцатилетняя девушка вместе с подругой отправляется из провинции в Нью-Йорк, чтобы сделать аборт, — ни ее семья, ни ее одноклассники ничего об этом не знают. Кинокритик «Медузы» Антон Долин рассказывает, как эта тихая картина без дидактики и нравоучений говорит со зрителями о праве на свое тело, голос и свободу.

«Никогда», «редко», «иногда» или «всегда» — варианты ответов в стандартном опроснике о личной жизни, который несовершеннолетняя пациентка должна пройти перед процедурой аборта. Но шаблон бьет по больному месту, да с такой силой, что, захлебнувшись воздухом, Отомн буквально не в состоянии говорить. Да, героиню актрисы-дебютантки Сидни Фланиган (у нее большое будущее, сомневаться не приходится) действительно зовут Autumn, «Осень», и это не эксцентричная выдумка сценаристки, а одно из распространенных в США имен, особенно популярных в провинции. 

В этой картине вообще мало символов и нарочитых художественных образов, ее сила — в последовательности, цельности и простоте, которой добиться сложнее всего. Сюжет прямолинеен. Семнадцатилетняя Отомн живет в маленьком городке в Пенсильвании, как и ее кузина Скайлар (Талия Райдер, не менее потрясающая актриса). Они учатся в школе и подрабатывают на кассе в местном супермаркете. Однажды вдвоем, втайне от родителей, девушки отправляются в Нью-Йорк. Отомн беременна и намерена сделать аборт, в родном штате для этого требуется разрешение родителей — в отличие от Нью-Йорка. Скайлар решила ей помочь; больше некому. 

Каждая из двух героинь в кульминационные моменты фильма держится за чью-то руку. «Никогда редко иногда всегда» Элизы Хиттман — одной из самых талантливых молодых постановщиц современной Америки, троекратной участницы и лауреатки «Сандэнса», — тоже протягивает зрителю руку, и тот сам может решить, ответить ли рукопожатием или отшатнуться, отказаться от предложенной близости. Ведь главное, что эта картина предлагает, — эмпатия, возможность острого и сильного сопереживания, при этом начисто лишенная манипуляции и мелодрамы. Фильм далек от идеалов европейского авторского кино, для которого важнее всего нарциссическое самовыражение режиссера (хотя у Хиттман собственная неповторимая интонация), но и в деловитые образчики американского «гражданского кинематографа» его записать невозможно. Слишком негромкое это высказывание, слишком мало в нем пафоса и много пауз, лакун, недоговоренностей. Например, мы не узнаем, от кого беременна Отомн, — как ее мать и одноклассники никогда не узнают о поездке в Нью-Йорк.

Напрашиваются как минимум два сравнения: с «Джуно» Джейсона Райтмана и «4 месяцами, 3 неделями и 2 днями» румына Кристиана Мунджиу. В первой «оскароносной» комедии речь шла о забеременевшей школьнице, во второй «пальмоносной» драме две подруги делали нелегальный аборт. Хиттман выдерживает конкуренцию. Прекраснодушный тон «Джуно» ей не близок — она показывает беременность не как неожиданное приключение, а как личную катастрофу, рушащую основы ее мира. Стоицизм в противостоянии бесчеловечной системе, памятный по картине Мунджиу, тут тоже лишний. Нью-йоркские порядки, при всей запутанности медицинской системы, не в порядок человечнее Румынии времен Чаушеску, а угроза со стороны проклятого патриархата сводится к пьяному эксгибиционисту в метро — героини, пожав плечами, просто выходят из вагона.  

Убивает и вместе с тем восхищает будничность всего происходящего. Выкрик «шлюха!» из зала, перед которым на школьном концерте поет песню еще не знающая о своей беременности Отомн. Благожелательное безразличие матери, занятой младшими сестрами и угрюмым мужем. Мягкая улыбка, с которой пожилая медсестра включает беременной пациентке пропагандистский фильм о бесчеловечности абортов. Терпеливое молчание Скайлер и Отомн, когда им с назойливой галантностью целует руку клерк, которому они после смены сдают кассу в супермаркете. Неизменное дружелюбие первого встречного — кажется, студента колледжа, — который зовет случайных попутчиц переночевать, приглашает в боулинг и даже готов одолжить денег, но так и не догадывается о том, что у тех на уме. Наконец, твердое знание: они вернутся домой и никому ничего не скажут, и никто ничего не заметит. 

Психологическому правдоподобию ничуть не противоречит сновидческий, будто ускользающий взгляд камеры Элен Лувар. Исключительно талантливая французская операторка (ее стоило бы назвать именно так, ведь она известный боец и патриот женской режиссуры) снимала все фильмы Аличе Рорвахер, а также работала с Вимом Вендерсом, Аньес Варда и Ларри Кларком. Звуковой дизайн скрещивает хаотический шум мегаполиса с попытками героинь отключиться от внешнего мира и прислушаться к самим себе. В первую же очередь картина держится на виртуозной и естественной актерской игре, которая выстроена чаще на умолчаниях, чем на репликах. Груз ответственности Райдер и Фланиган несут гордо от и до — прямо как неподъемный чемодан, который они зачем-то притащили в Нью-Йорк из дома, но так и не нашли случая хоть раз открыть. 

Тут нет и следа дидактики или плакатности. Все оргвыводы, которые зритель сделает из фильма, будут на его совести — в любом случае равнодушными глазами его не сможет смотреть ни противник абортов, ни радикальная феминистка. Декларативно маленькая картина Хиттман не пытается никого ни в чем убедить. Единственная идея, которая в ней защищается, связана с абортами косвенно: это защита права человека на свое тело, свои мысли, свою душу. Права голоса и права на молчание. Права тащить за собой свой багаж и не открывать его перед посторонними. Права быть собой, которое человеку семнадцати лет отстоять труднее всего. И которого он или она в конечном счете добивается — никогда, редко, иногда, всегда.